Усыпальница, стр. 39

— Да.

— Ты же не шел через двор Храма, чтобы попасть на другую сторону? Ты ведь знаешь, что это непочтительно?

— Храм Хашема — не место для прогулок! — возмущенно крикнул кто-то из фарисеев.

— О нет, ваше превосходительство! — взмолился излечившийся калека, не обращая внимания на возглас фарисея. — Я иду в Храм, дабы поблагодарить Хашема, будь Он благословен!

— Аминь, — ответил ему Каиафа, и фарисеи повторили это обязательное окончание молитвы.

— Но ты не должен нести с собой постель, — сказал кто-то из фарисеев. — Это неподобающее поведение.

— Это грех!

Человек посмотрел вокруг.

— Тридцать восемь лет эта постель несла меня на себе, — сказал он с чувством. — Шаббат сегодня или нет, я не обменяю эту ношу ни на какую другую.

Иерусалим, Старый город

— Я родом из Турции, это ты знаешь, — начал Карлос свой рассказ, а Трейси принялась за еду. — Но Карлос — не мое настоящее имя.

Трейси вскинула брови.

— Да, — подтвердил он. — Когда я родился, меня назвали Кираль Эргуль, а родился я в Эльконду, деревне в провинции Сивас, второй по величине турецкой провинции. И первые мои воспоминания о детстве — это то, как мать будила меня до рассвета, чтобы я пас коров, которых держала моя семья, перегоняя их туда, где побольше травы. А вечером я возвращался домой, и отец бил меня, прежде чем я ложился спать.

Трейси перестала жевать и прикрыла рот рукой.

— Каждый вечер? — изумленно переспросила она. — Он бил тебя каждый вечер? За что?

Карлос пожал плечами.

— Может быть, потому что его отец точно так же бил его. Или потому, что я был его единственным сыном. После моего рождения мать больше не могла иметь детей, а он хотел еще сыновей. Или другого сына, лучшего, чем я. Не знаю, почему именно.

— Он выпивал?

— О да. Очень часто напивался. Но это не играло роли — трезв он или пьян. Бил он меня в обоих случаях.

— Просто ужас какой-то, Карлос.

— Многие годы я считал это единственным способом общения отца с сыном.

— И сколько тебе тогда было лет?

— Так было с тех пор, как я себя помню.

Трейси покачала головой.

— Да. Как грустно. То есть у меня самой не было таких отношений с отцом, какие они должны быть. Но по крайней мере, он меня не бил.

Она подумала, не следует ли быть благодарной отцу хотя бы за это. Он был ей как чужой, но хотя бы не был злым. Может быть, стоит быть признательной и за это? Но ничего такого она не чувствовала.

— Ешь, — напомнил Карлос. — Вкусно?

— Очень, — ответила Трейси, не выпуская вилку.

— В десять лет я сбежал из дому, — продолжал Карлос. — Спрятал одежду и немного еды в хлеву и как-то вечером, когда отец особенно сильно напился, вытащил у него из кармана деньги и навсегда сбежал из Эльконду.

— В десять лет?!

И тут запищал мобильный. Трейси вытащила телефон из кармана, прочитала номер и закатила глаза. А потом спрятала телефон в карман.

— И куда ты отправился?

— В Сивас, столицу провинции Сивас. Когда я добрался до города, уже очень проголодался, но, хотя мне и было немного лет, понимал, что если стану тратить деньги на еду, они быстро закончатся. Поэтому я купил коробку американских сигарет и стал продавать их на улице и в кафе — по одной пачке, даже по одной сигарете. Когда я продал все, на заработанные деньги купил еще больше сигарет и снова стал продавать их.

— А что же ты ел?

Карлос улыбнулся.

— Первую неделю я ел лишь то, что выбрасывали уличные торговцы и официанты ресторанов. Но мало-помалу дела пошли на лад: я продавал сигареты, газеты и воду — по утрам у железнодорожной станции, а днем в правительственном квартале. Ты опять перестала есть, — заметил Карлос.

— Просто не верится!

— Ты мне не веришь?

— Да нет, верю… Очень жаль, что тебе пришлось пережить все это.

— Не стоит огорчаться. Конечно, ужасно, когда отец так обращается с собственным сыном, но если бы мой отец был добрее ко мне, я бы никуда не сбежал. А если бы я не сбежал, я не попал бы в Сивас. А если бы я не попал в Сивас, то не встретил бы доктора Карлоса.

29 год от P. X.

Иерусалим, Храмовая гора

— Его зовут Иешуа.

Каиафа обернулся. К нему обращался тот самый человек, который таскал с собой постель. С их первой встречи прошел час или два, но Каиафа не сразу узнал его. Он сильно изменился, кажется, даже стал выше ростом!

— Иешуа, — повторил первосвященник.

— Да, Иешуа Назарянин.

Каиафа задумался.

— Благодарю тебя. Значит, ты его видел?

— Да, ваше превосходительство. Он нашел меня на наружном дворе и сказал: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже».

— А твоя постель? — спросил Каиафа. — Ты ее потерял?

— Нет, ваше превосходительство, — ответил человек, смущенно склонив голову. — Я оставил ее в Храме как благодарственное подношение.

Каиафа улыбнулся. Такая простота и искренность тронут любого.

— А Иешуа, где он сейчас?

Человек повернулся в сторону Царского портика.

— Он на ступенях у Тройных ворот.

Каиафа поблагодарил и неторопливо направился к Царской колоннаде. Первосвященнику Израиля не подобает спешить.

«Рамат-Рахель»

Рэнд нашел паспорт Трейси в боковом кармане чемодана. Это мог быть только ее паспорт, но он все-таки заглянул в него, прежде чем выйти из номера. И вот он уже подходит к Мири Шарон, ожидающей его в вестибюле, и размахивает паспортом Трейси, как флагом на параде по поводу Дня независимости.

— Вам звонили, — сказала Мири, у нее в руке был его телефон.

— Трейси?

— Нет, кто-то из Центра консервации и реставрации.

— Из Центра… Это, наверное, профессор Елон, насчет свитка.

— Я попросила его перезвонить и прислать сообщение по голосовой почте.

— Да, отлично. А что насчет Трейси?

— Это ее паспорт?

Рэнд понял, что все еще сжимает паспорт в руке.

— Да.

Он отдал документ Мири, а она вернула ему мобильный.

Мири раскрыла паспорт.

— Я отнесу его администратору отеля, чтобы сделали копии фотографии и раздали персоналу отеля — в ресторане, бассейне, спа, везде. И спросили, не видел ли ее кто-нибудь.

— Хорошо.

— Пока я займусь этим, продолжайте ей дозваниваться. Я только что позвонила Трейси с вашего телефона, но никто не ответил. Думаю, вам стоит набирать ее номер каждые три минуты.

Рэнд посмотрел на красивые длинные ноги Мири, когда она стремительно направилась к стойке администратора. Набрал номер дочери. Три гудка, и включилась голосовая почта. Посмотрев, который час, он спрятал телефон, не заметив, что пришло сообщение по голосовой почте.

Иерусалим, Старый город

— Доктор Карлос, — повторила Трейси.

— Да. Мне понравилось в Сивасе с самого начала. Впервые в жизни я понял, как хорошо ложиться спать небитым и засыпать, не чувствуя боли. Когда не нужно пасти коров, каждое утро выводить их на пастбище и каждый вечер загонять в хлев. Когда можно идти куда-то еще — куда захочешь.

— Но тебе было всего десять лет! — воскликнула Трейси. — Ты должен был ходить в школу, играть, кататься на велосипеде.

— Да, может быть, — улыбнулся Карлос. — Но моими друзьями стали торговцы, имамы и правительственные чиновники, люди намного старше меня. Они научили меня многому, чего я никогда бы не узнал в деревенской школе. Особенно хорошо я это понял, встретив профессора Карлоса, человека, который научил меня любить Бога.