Усыпальница, стр. 3

Рэнд продолжал медленно вести машину по изрытой улочке, пробиваясь сквозь обозленную толпу в надежде разглядеть хоть какой-нибудь указатель и понять, куда надо ехать дальше. Очень хотелось открыть окна, но ехать с поднятыми стеклами казалось безопаснее. Пот градом катился со лба, капал с носа и бровей. Солнце заливало салон, стало невыносимо жарко. Светло-синяя рубашка Рэнда прилипла к телу и промокла от пота. Засунув палец за воротник, Рэнд подергал его, пытаясь создать хоть видимость вентиляции, но рубашка была слишком мокрая и липкая. Он облизнул губы.

Внимание толпы что-то привлекло… Это был он! Рэнд с ужасом смотрел, как демонстранты направляются в его сторону. Кто-то показал на него пальцем, и машину немедленно окружили люди. Ехать дальше стало невозможно. На его «фиат» напирали со всех сторон, стучали кулаками по крыше и бортам, что-то выкрикивали. Можно подумать, это он в ответе за тысячелетнюю вражду между арабами и евреями.

— О нет, — прошептал Рэнд, — только не это.

Толпа начала раскачивать машину, и у него внутри все сжалось. Несколько раз Рэнд повторял все те же слова, как молитву, пока не заглох мотор. Толпа сделалась плотнее, и в какой-то момент ему показалось, что человеческая масса сейчас просто раздавит машину. Рэнд уперся руками в крышу, как будто это могло остановить давление снаружи.

Он видел вокруг себя искаженные злобой лица и сжатые кулаки. Больше ничего — ни неба, ни домов, ни окружающей местности. И вдруг, повернувшись к окну у переднего пассажирского сиденья, заметил прижатого лицом к стеклу мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати. Это выглядело так, будто мальчик всматривался в витрину магазина игрушек. На мгновение их взгляды встретились. И тут лицо парнишки исказилось от боли, глаза остекленели и закатились.

— Остановитесь! — заорал Рэнд, колотя по стеклу. — Вы его раздавите!

Он показывал на мальчика, по лицу которого уже разлилась смертельная бледность.

Рэнд бросился к окну, не переставая кричать. Стиснув зубы, он изо всех сил пытался повернуть ручку стеклоподъемника, но она не двигалась. Пересев ближе, Рэнд потянул еще сильнее, но ручка осталась у него в руке. Бросив ее на пол, Рэнд уперся руками в стекло напротив лица мальчишки, потерявшего сознание, чтобы привлечь внимание толпы.

«Может быть, кто-то заметит, что случилось», — подумал он.

Вдруг поверх криков толпы прозвучали выстрелы, и Рэнд с облегчением увидел, что люди стали разбегаться. Мальчик сполз по борту «фиата» и осел на землю, как мешок с картошкой.

Впереди Рэнд увидел строй израильских солдат. В руках они держали автоматические винтовки стволами вверх. Демонстранты медленно отступали к востоку, время от времени оборачиваясь, чтобы выкрикнуть проклятье или бросить камень.

Рэнд поспешно открыл легко поддавшуюся дверь. Солдаты разделились на две группы: первая отгородила его от удаляющейся толпы, а вторая, из трех человек, подошла к машине со стороны переднего пассажирского сиденья. Мальчик уже пришел в сознание, и солдаты стали кричать на него и избивать — прикладами винтовок, ногами.

— Нет! — закричал Рэнд, протискиваясь в дверь и выпрямляясь.

Он обежал машину спереди и начал расталкивать солдат.

— Стойте, что вы делаете! Он же еще ребенок!

Один солдат обернулся и поднял винтовку, будто собираясь ударить Рэнда по голове. Рэнд резким движением перехватил ее за приклад и с яростью посмотрел солдату прямо в глаза.

— Давай, — тихо, но твердо сказал он по-английски. — Бей и меня.

Они молча смотрели друг на друга, пока Рэнд не бросил приклад.

Солдат тоже ослабил хватку и медленно опустил винтовку, не сводя с Рэнда глаз.

— Мы спасли вам жизнь, — сказал он по-английски с сильным акцентом.

— Я знаю.

Рэнд присел на корточки рядом с мальчиком, скорчившимся на дороге. Тот вздрогнул: по-видимому, он так и не понял, о чем Рэнд спорил с солдатами.

«А ведь я тоже только что спас ему жизнь», — подумал Рэнд.

4

«Эль-Аль», рейс 106

Развернув пластинку жевательной резинки, Трейси сунула ее в рот. Когда пассажиры заняли места в салоне авиалайнера, пилот объявил, что взлет разрешен. Салон и кабина экипажа огласились приветственными возгласами.

Трейси сидела рядом с проходом между креслами. Напротив нее, в среднем ряду, никак не могла устроиться поудобнее девочка лет четырех. Крохотные ножки едва выступали за край кресла. Справа от нее сидела молодая женщина, по-видимому мать девочки. Она была занята другим ребенком, еще младше, который лежал на соседнем кресле.

— Хочешь жвачку? — спросила Трейси девочку, приоткрыв блестящую фольгу и протянув пачку. — Чтобы уши не закладывало.

Кроха поглядела на Трейси и обернулась к матери. Трейси заметила, что та следила за их разговором. Мать улыбнулась и кивнула, разрешая взять жвачку.

Девчушка торопливо засунула пластинку в рот и принялась старательно жевать. Трейси с улыбкой откинулась в кресле и закрыла глаза.

Проснулась она минут через двадцать, когда пробиравшийся в сторону туалета грузный мужчина задел ее локтем. Открыв глаза, Трейси потянулась за журналами, торчавшими из кармашка на спинке переднего кресла.

Их было два, один рекламный, авиакомпании, а второй, толстый и приятно пахнущий, — женский журнал «Gorgeous». [3]

— Что читаем?

Трейси подняла глаза от статьи «Блеск волос, который ты оценишь». На нее смотрел, обернувшись с переднего кресла, светловолосый парень лет двадцати с небольшим, идеально подстриженный. Трейси показала обложку.

— «Gorgeous»?

Мистер Идеальная Стрижка оценивающе и не спеша рассмотрел лицо Трейси, взгляд скользнул ниже, по ее груди и скрещенным ногам. Парень довольно ухмыльнулся.

— Зачем ты это читаешь? Тебе можно в этот журнал статьи писать.

— Скажи, я выгляжу такой дурой? Можно подумать, что куплюсь на дешевый комплимент? — Трейси презрительно склонила голову набок.

— Н-ну…

Парень смутился и даже покраснел.

— Э-э… я не в этом смысле…

Вдруг мистер Идеальная Стрижка дернулся и резко выпрямился: тележка с напитками, которую катила по проходу стюардесса, врезалась в спинку его кресла. Снова повернувшись к Трейси, он пробормотал извинения и больше не произнес ни слова.

Трейси кисло улыбнулась, засунула журнал на прежнее место и обратила внимание на мать девочки, которой она дала жвачку. Та протягивала дочке бумажный платок.

— Положи жвачку сюда.

Девочка помотала головой.

Женщина повторила просьбу, но получила решительный отказ. Глаза ребенка расширились от страха.

— Она сказала, что, если я не буду жевать, мои уши куда-то заложатся!

И девчушка показала на Трейси.

Мать удивилась, потом рассмеялась и стала объяснять малышке, что именно Трейси имела в виду. Нерешительно, будто опасаясь, что с ушами все-таки может что-нибудь случиться, девочка наконец отдала жвачку матери и посмотрела на Трейси.

— Я еду к папочке, — шепотом сообщила она.

Трейси натянуто улыбнулась.

— Ты счастливая девочка, — сказала она и отвернулась.

5

18 год от Р.Х

Иерусалим, Верхний город

Это случилось.

Римский легионер, посланник префекта Валерия Грата [4] , стоял перед ним в ожидании ответа. Легкий ветерок обдувал стены красивого дома из известняка в Верхнем городе — той части Иерусалима, где жила аристократия. С рассвета не прошло и двух часов, но утренняя прохлада почти не ощущалась.

— Передай его превосходительству, — сказал он без всякого выражения, — что я принимаю предложение.

Легионер наклонил голову и, уходя, повернулся к нему спиной. К только что назначенному первосвященнику Иудеи. Некоторое время он стоял, не в силах сдвинуться с места и наслаждаясь мгновением. Это назначение дорого ему досталось. Он женился на сварливой женщине, которая слишком часто давала повод подозревать ее в безумии. Благодаря влиянию тестя, который раньше сам был первосвященником, его направили посланником в Рим в прошлом году, когда при дворе Цезаря определяли финансовую политику империи в провинциях. Он регулярно, в открытую, давал взятки римскому префекту и уже начал опасаться, что деньги жены кончатся раньше, чем он чего-то достигнет.