Усыпальница, стр. 17

— И вы станете стрелять?

Ее мягкие женственные черты ожесточились.

— Они знают, что израильского полицейского, выстрелившего в ортодоксального иудея, который хочет исполнить халача, [20]ждет суровое наказание.

— И что это значит?

С лица Шарон сошла суровость, и она насмешливо улыбнулась.

— Это значит, что чем дольше они ждут, тем взрывоопаснее становится ситуация.

32

26 год от P. X.

Иерусалим, Зал тесаных камней

— Для начала, — заговорил Каиафа, и все, в том числе его тесть, который для многих оставался первосвященником, затаили дыхание, — мы должны отправить к префекту посланников, которые объяснят, какое унижение он заставил нас пережить. Безусловно, сделать это нужно, как того требует самая тонкая дипломатия. Он должен понять, что мы вовсе не являемся взбалмошным и неуживчивым народом.

— Кто возглавит посольство? — спросил кто-то.

— Конечно, Каиафа! — ответил другой голос. — Ведь он первосвященник.

— А что же Анна? Он должен присоединиться.

— Анна? Для него это слишком тяжелое путешествие! Ты хочешь убить его?

— Тогда Рабби, — сказал кто-то, имея в виду Гамалиила. — Как насчет него?

Каиафа многозначительно посмотрел на Гамалиила.

— Думаю, Рабби — отличная кандидатура для главы посольства.

— Но на дорогу до Стратоновой Башни уйдет несколько дней! — раздался возглас. — А что произойдет за это время здесь? Мы не можем допустить, чтобы штандарты остались в крепости!

— Люди не потерпят этого, — добавил Ионатан.

— Они уже готовы идти на штурм! — сказали из второго ряда.

Как только Каиафа заговорил, члены Совета взяли себя в руки: только шесть или семь человек не захотели садиться — остальные заняли свои места. Однако по опыту Каиафа знал, что обстановка может взорваться в любой момент. Таков уж характер его народа.

— Да, понимаю, — согласился Каиафа. — Но все мы также понимаем, что это самоубийство. И для тех, кто пойдет на штурм, и для всего народа. Так что нужно сказать всем, кто останется в Иерусалиме: пока посольство не вернется из Стратоновой Башни, отвращайте глаза свои, находясь вблизи крепости. А с настроенными слишком воинственно надо поступить так, чтобы бушующие страсти устремились в мирное русло.

— Что ты имеешь в виду? — спросил кто-то.

Каиафа улыбнулся.

— Завтра посольство отправится во дворец Понтия Пилата. Нужно дать понять самым беспокойным горожанам, что миролюбивое поведение — лучший способ убедить префекта.

— Ты хочешь отправить самых «беспокойных» с посольством и при этом рассчитываешь, что те, кто останется, будут вести себя миролюбиво? — раздался еще чей-то голос.

— Ты знаешь, что этого не будет! Найдутся те, кто захочет присоединиться к бунтовщикам, — добавил кто-то. — А если поползут слухи, толпа начнет расти — в этом можешь не сомневаться!

— Несомненно, — согласился Каиафа. — Но путешествие к Стратоновой Башне займет несколько дней, и большинство послов пойдут пешком. За это время их гнев поостынет.

— А если нет?

Гамалиил встал и заговорил — в первый раз с начала собрания.

— План Каиафы кажется мне дельным, — сказал он. — Так мы сможем добиться того, чтобы римляне убрали штандарты с идолами, и избежим кровопролития. А уж если кровопролитие неизбежно — не лучше ли будет, если оно произойдет за пределами Града Божия?

И тут, впервые за это утро, в Зале тесаных камней воцарилась тишина. Все семьдесят членов Великого Синедриона, властители еврейского народа, согласились с планом Каиафы.

33

Иерусалим, Рамат-Рахель

— Она симпатичная, — сказала Трейси.

Рэнд повернулся к дочери от стойки администратора в роскошном вестибюле отеля «Рамат-Рахель».

— Да, и вообще приятное место.

— Я не про нее, — тихо сказала Трейси, кивком показывая на женщину-администратора и продолжая рассматривать интерьер. — Я про полицейского.

— А! — Рэнд смутился.

— Ты, я вижу, времени даром не терял. — Трейси уставилась в потолок.

— Что ты имеешь в виду?

— Ладно, не хочешь — не говори. Как будто ты не заметил, какая она хорошенькая.

— Кто? Старший сержант Шарон?

— Ой, да ладно, — сказала Трейси не без сарказма. — В такой-то униформе, еще и в шортах…

Администратор вернула Рэнду кредитную карточку и вместе с ней вручила ключи от номера.

— Не говори глупостей.

— Хорошо, как скажешь.

По дороге в номер они прошли мимо дверей в большой обеденный зал. Пассажиры туристического автобуса выстроились в длинную очередь к кассе. В отеле был и спа-салон, и спортзал, а также бассейны и синагога.

— Мне надо побыстрее вернуться, — сказал Рэнд, когда они уже были в номере и наконец выпустили из рук чемоданы. — Хочешь, останься здесь и отдохни, а хочешь — поедем со мной на раскопки.

— Ты бы предпочел, чтобы я с тобой не поехала, — ответила Трейси, плюхнувшись на кровать.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что я мешаю тебе. — Она пожала плечами.

— Трейси, я понимаю, тебе пришлось долго сюда добираться и ты, конечно, устала. Но если ты поедешь со мной на раскопки, твоя помощь будет очень кстати.

— Ну, не знаю, — ответила она, прикусив губу.

Раздосадованный, Рэнд остановился в дверях. Еще вчера его одолевали мысли, как загладить свою вину перед дочерью. И вот не прошло и часа после скоропалительного приезда Трейси в Израиль, а он уже устал от того, что она ведет себя словно маленькая девочка.

«Ей всего девятнадцать, — напомнил себе Рэнд. — Да, но поступает она так, будто ей лет девять».

Трейси прекрасно слышала объяснения Шарон, почему надо закончить раскопки как можно быстрее, но сейчас она как будто нарочно тянет время.

«Дело не только в ней», — подумал Рэнд.

Он давно был погружен в свои мысли, но уже после приезда Трейси стал думать, что их отношения снова разладятся, причем по его вине. Это всего лишь вопрос времени. Рэнд предчувствовал, что уже в который раз причинит страдания единственному любимому человеку. Он загнан в угол. Если бы дочь прилетела на сорок восемь часов раньше, все могло быть совершенно иначе. Скорее всего, он уехал бы из Мареша, попросив отпуск у Игаля Хавнера, чтобы побыть с Трейси. Он показал бы ей потрясающие места, которых в Израиле немало. Масаду, Мертвое море, Бейт-Шеан, Галилейское море, Кесарию, не говоря уже об Иерусалиме. Они могли провести целую неделю на многолюдных узеньких улочках Старого города и нисколько не устать друг от друга.

Но Трейси свалилась как снег на голову не сорок восемь часов назад, а сегодня утром. И он не может просто взять и все бросить. Он уже достаточно сделал, чтобы поставить крест на карьере. А сейчас появился шанс: в этой гробнице наверняка есть что-то достойное внимания. И очень скоро Рэнд узнает, что именно. Может быть, это вернет ему самоуважение.

Однако закончить работу на раскопках и одновременно уделить дочери то внимание, которого она заслуживает и которого ей так не хватает, невозможно. Рэнд понял, что он в ловушке. Теперь ему придется разрываться между живым человеком — его дочерью — и давно умершими людьми, погребенными в этой усыпальнице.

34

Южный Иерусалим, Тальпиот

К тому времени, как Трейси и Рэнд вернулись в Тальпиот и привезли ланч на четверых из «Нью-Дели», Карлос уже установил в гробнице стойки с осветителями, подключил питание от переносного генератора и устроил небольшой помост с лебедкой. Этого было вполне достаточно, чтобы поднять на поверхность наиболее тяжелые предметы.