Лабиринт, стр. 62
Земли Монфора под Парижем лежали в двух днях конного пути от поместья Эвре. Тот знал, что Монфор принял крест после персонального обращения к нему герцога Бургундского, однако его амбиции были известны всем, так же как благочестие и храбрость. Монфор был ветераном восточных кампаний в Сирии и Палестине, он же был в числе немногих крестоносцев, отказавшихся участвовать в осаде христианского города Зара во время четвертого Крестового похода в Святую землю.
Теперь ему было за сорок, но Монфор до сих пор был силен как бык. Самолюбивый и вспыльчивый, он прославился небывалой преданностью людям, воевавшим под его началом, зато многие бароны ему не доверяли, подозревая в интригах и честолюбии, не подобающих его положению. Его Эвре презирал, как презирал всякого, объявляющего свои делишки деяниями Господа.
У Эвре была всего одна, но веская причина принять крест. Достигнув цели, он немедленно вернется в Шартр с книгами, на охоту за которыми потратил полжизни. У него нет ни малейшего желания умирать на алтаре чужой веры.
— Что еще? — буркнул он, заметив появившегося за плечом слугу.
— К вам посланец, сударь.
Эвре поднял голову:
— Где?
— Ждет за границей лагеря, сударь. Имени назвать не пожелал.
— Из Каркассоны?
— Он не говорит, сударь.
Склонившись к внимающим аббату, Эвре извинился за ранний уход и выбрался из-за стола. Его бледное лицо окрасил румянец. Пробираясь среди палаток и коновязей, крестоносец поспешно зашагал к поляне на восточной стороне лагеря.
Сперва в темноте ему удалось разглядеть лишь неясную тень, но, подойдя ближе, Эвре узнал слугу своего шпиона в Безьере.
— Ну?
В его голосе звучало жестокое разочарование.
Посланец упал на колени.
— Мы нашли их тела в лесу под Курсаном.
Серые глаза Эвре напоминали сейчас щели в забрале шлема.
— Под Курсаном? Их дело было следить за Тренкавелем и его людьми. Как их занесло к Курсану?
— Не могу сказать, сударь, — пролепетал посланец.
Повинуясь взгляду Эвре, еще двое выдвинулись из-за деревьев, непринужденно положив ладони на рукояти мечей.
— Что еще там нашли?
— Ничего, сударь. Накидки, оружие, даже стрелы, убившие их… там ничего не было. Голые тела. Все остальное унесли с собой.
— Стало быть, их опознали?
Слуга отступил на шаг.
— В замке больше говорят об отваге Амьеля де Курсана, а кто были разбойники, почти не обсуждают. Там еще была девица, дочь наместника виконта Тренкавеля, Элэйс.
— Она ехала одна?
— Не знаю, сударь, но де Курсан сам проводил ее до Безьера. Она встретилась с отцом в еврейском квартале. Оба провели там некоторое время. В частном доме.
Эвре задумался.
— Вот оно как, — пробормотал он, и на его губах проступила улыбка. — А как зовут еврея?
— Имени мне не сообщили, сударь.
— Когда беженцы двинулись в Каркассону, он участвовал в исходе?
— Да, сударь.
Эвре не пожелал выказывать облегчение, которое принесла ему эта весть.
— Кто еще об этом знает?
— Никто, сударь, клянусь вам. Я никому не говорил.
Эвре нанес удар без предупреждения. Нож легко вошел в горло гонца. Тот задохнулся, выкатил глаза, последний выдох выплеснулся на землю вместе с алой струей крови. Посланец упал на колени, потянулся к торчавшему в горле ножу, но руки его обмякли, и он ткнулся лицом в землю. Еще минуту тело корчилось в кровавой луже, потом содрогнулось в последний раз и замерло.
Эвре безразлично взглянул на мертвеца, протянул руку ладонью вверх, ожидая, чтобы один из солдат вернул ему кинжал, вытер клинок угол ком рубахи убитого и вложил в ножны.
— Избавьтесь от него, — приказал Эвре, толкнув тело носком сапога. — И найдите этого еврея. Я хочу знать, здесь он или уже в Каркассоне. Описание у вас есть?
Солдат кивнул.
— Хорошо. Если оттуда не будет известий, больше меня сегодня ночью не тревожьте.
ГЛАВА 39
КАРКАСОН,
среда, 6 июля 2005
Элис двадцать раз переплыла бассейн, затем позавтракала на веранде гостиницы, глядя, как лучи солнца пробираются сквозь листву. В девять тридцать она уже стояла в очереди, ожидающей открытия Шато Комталь. Заплатила за билет и получила в руки буклетик на причудливом английском с изложением истории замка.
Деревянные помосты были возведены справа от ворот и вокруг вершины башни-подковы Тур де Касарн — как «воронье гнездо» на верхушке мачты.
Тишина обняла Элис, едва она сквозь мощные двойные ворота из окованного металлом дерева вошла в крепостной двор. Кур д'Онор еще лежал в тени. В нем уже было множество посетителей, так же как и она, тихо бродивших кругом с путеводителями в руках. Во времена Тренкавелей посреди двора стоял большой вяз, под которым три поколения виконтов вершили суд. Теперь от дерева не осталось и следа. На его месте росли два безукоризненно подстриженных деревца. Когда солнце заглянуло через восточную стену укреплений, от них через весь двор протянулась длинная тень.
Теперь дальний северный угол двора полностью осветился. В расщелинах стен и в дверных проемах над входами в башни Тур дю Мажор и Тур де Дегри гнездились голуби. Промелькнуло воспоминание: грубые деревянные ступеньки под ногами, крышки люков, откидывающиеся на веревочных петлях, ватага мальчишек, шныряющих с площадки на площадку.
Элис подняла голову, чтобы зрелище вещественных свидетельств прошлого прогнало возникшие в голове картинки, живое ощущение занозистого дерева на кончиках пальцев.
Смотреть было не на что.
Ее вдруг охватило сокрушительное чувство утраты. Горе будто зажало сердце в кулак.
Здесь он лежал. Здесь она плакала над ним.
Элис опустила взгляд. Две рельефные бронзовые полосы на земле обозначали место, где когда-то стояло здание. Между ними тянулись строки надписи. Присев на корточки, Элис прочла, что на этом месте в Шато Комталь находилась часовня, посвященная святой Марии.
Ничего не осталось.
Элис, удивляясь силе нахлынувших чувств, тряхнула головой. Мир, лежавший под этим высоким небом восемь столетий назад, все еще существовал где-то. Он будто стоял у нее за плечом. Казалось, граница между прошлым и настоящим растаяла без следа.
Элис зажмурила глаза, закрывшись от цветов и звуков современности, прислушиваясь к голосам тех, кто жил здесь до нее, мысленно рисуя перед собой их лица.
Когда-то жить здесь было хорошо. Огоньки свечей красили розовым лежащий на алтаре боярышник; сомкнув руки, стояли перед алтарем новобрачные…
Голоса туристов вернули Элис к действительности. Прошлое растаяло, и она продолжила обход замка. Теперь, оказавшись внутри, она видела, что деревянные галереи, тянувшиеся вдоль стен, были открыты с тыла. В камне виднелись такие же глубокие квадратные отверстия, какие она заметила во время вчерашней прогулки. Буклет пояснял, что здесь крепились опоры верхних надстроек.
Элис взглянула на часы и с удовольствием убедилась, что до назначенной встречи у нее остается время посетить музей. В сохранившихся от первоначального здания помещениях XII–XIII веков были собраны каменные алтарные плиты, колонны, консоли, фонтаны и надгробия — от римского периода до XV века.
Элис рассеянно бродила по музею.
Чувство, властно захватившее ее во дворе, исчезло, оставив после себя смутное беспокойство. Подчиняясь указаниям стрелок, она переходила из комнаты в комнату, пока не оказалась в Круглой зале, имевшей, вопреки своему названию, форму прямоугольника.
И тут по спине у нее побежали мурашки. Под круглыми сводами потолка виднелись остатки фрески со сценами сражения. Табличка поясняла, что Бернард Атон Тренкавель, участник первого Крестового похода, сражавшийся с маврами в Испании, заказал эту фреску в конце XI века. Среди украшавших фриз мифических созданий затесались леопард, зебу, лебедь, бык и животное, отдаленно напоминавшее верблюда.
Элис залюбовалась небесно-синим потолком, сохранявшим красоту, несмотря на поблекшую и растрескавшуюся краску. На панели слева сражались два шевалье: одному, одетому в черное, поднявшему круглый щит, явно суждено было пасть от копья второго. На противоположной стене разыгралось сражение между восемью сарацинами и христианскими рыцарями. Эта роспись сохранилась лучше, и Элис подошла рассмотреть ее вблизи. В центре сошлись в поединке двое: один — на коне цвета охры, второй — христианин — на белом коне, с мечом в виде ромба. Она невольно потянулась к нему рукой. Служительница неодобрительно поцокала языком, покачала головой.