Мент, меч и муж, стр. 28
– Магию крови снимают кровью, а защитные чары – кровью и жизнью. Лучше всего работает человеческое жертвоприношение. Глава четырнадцатая…
– Вспомнила, – а вот теперь стыдно мне. «Основные магические школы, их заклятья, защитные, боевые и мирные, последствия оных и противоборство им» – труд, который каждый уважающий себя стражник (по версии Роннена Крима) обязан выучить наизусть. Хотя бы для того, чтобы вовремя распознать в деле магию и сплавить его Магическому сыску. Четыре здоровенных тома, роскошный переплет и высокий слог, ломающий мозги не хуже лекций по марксистско-ленинской философии. Я думала, эти книжищи у меня в памяти застряли намертво, ночью разбуди – отвечу с указанием страницы. Ошиблась, подзабывать стала. И, похоже, дражайший муж в скором времени подсунет второй том мне под нос.
Нет уж, обломается. Не дам я ему повода для фирменных укоризненных взглядов и прочих дурацких попыток совместить любящего супруга со строгим начальством. Сама возьму перечитаю. Пригодится, ибо физиономия мертвеца была такой радостной, что хоть картину рисуй – «скромные удовольствия мазохиста». Это уже не магия крови.
– Эликсир, как думаешь?
– Возможно, – кивнул Роннен. – О, гляди! Кисет.
Я потянулась к вышитому мешочку. Красивые стежки, мне так в жизни не суметь…
«Любезному Кеуну от супружницы».
Вот как, значит.
Задание, говорите. Госпожа Крим, говорите, задание дала…
– Слева!
Я рванулась направо. Не думая, не рассуждая.
– Еще!
Краем глаза замечаю движение. Тень на земле. Что-то падает сверху?
Бросаюсь на камни, больно ударяюсь коленом, кувырком ухожу из-под липкой, тускло поблескивающей сети. Она падает, вгрызается в траву, в жалкий слой дерна… Ловчее заклятие, магия не-помню-чего, основная задача – не дать этой пакости к себе прикоснуться. Где Роннен?
– Ты как?
– В порядке! Следи за ними!
Сверху пикируют еще две сети. Ухожу, оскальзываясь и опасно балансируя на краю бывшей могилы. Хотят загнать туда? Зачем? Не важно. Снова летит! И снова! Да откуда их здесь столько?
Вижу впереди и справа высверк стали – муж пытается рубануть по одной из тварей. Они полуразумны, всплывает из глубин памяти, но живут лишь до тех пор, пока не коснутся земли – или жертвы. До Роннена дотянулись? Нет, иначе бы уже лежал тихо…
Айсуо рядом, реет над головой – и ему даже удается рассечь одно из кошмарных переплетений не понять чего. Ну вот, снова! Определенно пытаются запихать в могилу. А дальше-то что?
– Потерпи еще немного!
Ладно, Роннен, потерплю, если надо. В сумасшедшем освещении падающее на голову паскудство кажется живым, пульсирующим кровью. Уворачиваюсь, стараясь не наступить на умирающие сети: мигом оживут, цапнут. Почему-то именно сейчас вспоминается: магия сновидений, том четвертый. К применению условно дозволены, если предварительно получить разреше…
Левую ногу сводит судорогой. Прыгаю, шипя от боли, не удерживаюсь на камне, падаю, на бедре синяк будет тот еще, и на локте – тоже, сверху медленно планирует отливающая красным сеть, Айсуо яростно полосует ее наискось, я пытаюсь отползти на руках… Это – магия сновидений? Магия кошмаров, чтоб ее!
– Роооннеееен!
– Сейчас!
Что «сейчас»?! Я вижу, как надо мной в узлах сети открываются маленькие ротики и начинают причмокивать…
По глазам бьет желтая вспышка. Ощущение, будто сотня змей начала выводить: «Сшшщщшшссс…»
Сеть замедляет падение. Похоже, что рты теперь кричат, хотя в неумолчном шипении теряются все остальные звуки. Я цепляюсь за валун, обдирая ногти, и последним рывком выбираюсь из-под накрывающей меня мерзости.
По тускло-красным переплетениям пробегает дрожь. Затем рты захлопываются, а сеть начинает дергаться. На всякий случай запрокидываю голову, хочу взглянуть в небо – и тут же закрываю глаза, пытаюсь с отчаянными матами проморгаться. Сверху сыплется жирный пепел.
Отличное средство – «жучья роса». Хотя, конечно, от десяти до пятнадцати лет каторжных работ в случае, если докажут применение…
– Иана! Ты как?
– Жива. Скоро смогу ходить. А ты?
– Почти невредим. Надо убираться отсюда, пока…
– Согласна.
Абсолютно со всем согласна, дорогой мой. И с тем, что нужно убираться, пока еще какая-нибудь дрянь не упала на голову. И с тем, что нам подстроили примитивнейшую ловушку, а мы угодили в нее, словно дети. С другой стороны, обычно именно примитив и срабатывает – в сложных планах часто подводят мелкие детальки. А еще верно утверждение, что удруживший нам тип так и остался неизвестным.
Этот раунд за ним.
Ну и ладно.
Боль потихоньку отпускает; встаю и ковыляю к Роннену. Тот негромко говорит о чем-то с Айсуо; мальчишка кивает и обнимает мертвеца, словно самую большую в мире драгоценность. Хлопок – меч и тело исчезают.
Скорее всего потащил невинно убиенного лопатника к Шпикачке. Вскрытие сделать надо, факт.
А я опираюсь на руку мужа и, спотыкаясь, бреду с ним к порталу. Благоверный ободряюще мне улыбается, поддерживает и между делом обещает принять меры.
Ох.
Вот теперь мне даже почти жаль нашего неведомого врага.
Семь лет назад, трактир «Удобный двор» и очередное где
– Мой лорд, взгляните!
Бельмастый тянет за руку перепуганную, визжащую девицу. Даже не так: «девку». По всем статьям обслуживающий персонал: дебелая, грудь вываливается из тесного корсета, штукатурки на роже – в три слоя.
– Пусти-и-и, урод!
Хлесь! Пощечина дается без злости, но со знанием дела. После такой обычно затыкаются, и эта видавшая виды красотка – не исключение. Она обиженно сопит, хлюпает носом, но орать прекращает.
– Вот…
Роннен берет в ладонь простенькое украшение – серебряное колечко на витом шнурке. Кажется, по кольцу идет гравировка, но мне отсюда не разглядеть. Блин, ну спрашивала же, пропало ли что-нибудь у покойника!
– Где взяла? – Девица тупо хлопает глазами; бельмастый как следует ее встряхивает.
– Подарили, господин хороший, как есть подарили. Приезжал тут один, ласковый, подарил, гад… А ежели это ваше, так мы со всем удовольствием!
Брезгливость на лице Роннена написана аршинными буквами. Но мне лично интересно другое:
– А как он выглядел-то, «ласковый» твой?
– Да как гад; ну, как гад же! Росточку низенького, сам такой плюгавенький, а гонору, что у петуха боевитого, да куды ж ему! Но ласковый, того не отнять. И это… крупный у него, у коротышек оно часто случается!
М-да. Особая примета, нечего сказать.
– Невысокий, говорите. Ясно. И куда ж коротышка потом девался?
– Уехал он, как есть уехал! Вот на коня своего сел…
– Врешь, шалава! – бельмастый от избытка чувств тряхнул девицу еще раз. – Никто, значь, из трактиру не уезжал. Мы б, значь, увидали.
– А я говорю – как есть уехал! Проглядел одним глазочком-то!
– Врешь!
– Довольно. – Роннен произнес это тихо, но утихли оба. – Куда дели тело? Говори!
– Да как есть… – Девица поглядела на очень спокойного лорда Крима, икнула и продолжила: – Как есть не знаю! Только вот возились подле уборной, как есть возились! Может, там?
– Может, и там… Хамек, возьми пару местных, пусть покопаются!
Вислоносый ухмыльнулся, показав свежую дырку на месте зуба, напялил чужие сапоги, довольно крякнул и отправился куда-то в глубь трактира. Вскоре там раздались крики и бессвязные мольбы. Хамек вернулся, волоча за ухо грязного мальчишку с подбитым глазом.
– Говорит, знает, где зарыли.
– Ну, знаю, – пацан шумно шмыгнул носом, утерся полуистлевшим рукавом рубахи не по росту, – его в сортире не топили, прикопали рядышком. Из сортира вонять будет, постояльцы заругаются, да и трактирщикова жена не одобрит…
– Молодец трактирщикова жена, – кивнул Роннен. – Сходите, поглядите, там ли.
Пацан не соврал. Коротышку нашли во дворе, возле пресловутых удобств. «Прикопали» его основательно, метра на два, но Хамек обладал удивительным талантом мобилизовывать работоспособное местное население. И условно работоспособное – тоже. Вскоре труп пованивал на свежем воздухе, а трактирщика трясли за грудки, пытаясь выяснить, кто же так приголубил покойничка. Выходило, что уехавшие люди Маркинуса Уртама.