Сад Рамы, стр. 5

Четыре часа назад наш огромный цилиндрический дом вдруг начал ускоряться. Ричард настолько возбужден, что едва может сдержаться. Он убежден, что под приподнятой поверхностью Южного полуцилиндра скрывается двигательная система, которая использует принципы, выходящие за пределы самых бредовых мечтаний земных ученых и инженеров. Он все перебирает на экране показания видеодатчиков, держа в руке обожаемый переносный компьютер; время от времени, основываясь на видеоизображении, он вводит какие-то данные. А потом бурчит себе под нос, рассказывая нам, что делается с траекторией.

Все время той коррекции, которую Рама предпринимал, чтобы выйти на орбиту Земли, я провела без сознания на дне ямы и поэтому не могу сказать, так ли трясся пол в ходе первого маневра. Ричард уверяет, что те вибрации нельзя даже сравнить с этими. А сейчас ходить и то трудно. Пол просто прыгает вверх и вниз, словно бы рядом заколачивают сваи паровой бабой. С момента начала ускорения Симону приходится держать на руках. Она не хочет лежать ни на полу, ни в кровати, вибрации пугают ее. Только я одна рискую ходить с Симоной на руках, стараясь делать это крайне осторожно. Легко потерять равновесие и упасть — Майкл и Ричард уже падали по два раза, — и если я не сумею упасть благополучно, можно нанести Симоне серьезные повреждения.

Наша самодельная мебель скачет по всему полу. Полчаса назад один стул буквально вышел в коридор и направился к лестнице… сперва мы пытались каждые десять минут ставить по местам мебель, но теперь уже перестали обращать на нее внимание, разве что не даем уйти в коридор.

Весь этот уже непостижимо долгий период начался с третьего и последнего спектакля, разыгравшегося в Южной чаше. В ту ночь Ричард первым поднялся наверх — еще за несколько минут до наступления темноты. Он скатился вниз буквально через считанные минуты и увлек за собой Майкла. Когда оба вернулись, у генерала был такой вид, словно он увидел там привидение.

— Октопауки! — закричал Ричард. — Их не одна дюжина, они собрались у берега, в двух километрах к востоку.

— Откуда ты знаешь, сколько их там на самом деле? — отозвался Майкл. — Мы видели их секунд десять, а потом погас свет.

— Когда я ходил один, то поглядел подольше, — продолжил Ричард. — В бинокль они были просто отлично видны. Сперва их было несколько, затем группами начали подходить остальные. Я уже принялся подсчитывать их, когда они перестроились, расположившись в известном порядке — перед их строем оставался самый крупный октопаук с красными и синими полосами на голове.

— Я не видел ни твоего красно-синего гиганта, ни строя, — проговорил Майкл, заметив, что я гляжу на них обоих с недоверием. — Но могу засвидетельствовать: я действительно видел множество существ с темными головами и черно-золотыми щупальцами. По-моему, они глядели на юг, ожидая начала зрелища.

— Птиц мы видели тоже, — сказал мне Ричард, оборачиваясь к Майклу. — А сколько их, по-твоему, было?

— Двадцать пять-тридцать, — ответил тот.

— Они поднялись в воздух над Нью-Йорком и с криками полетели на север, за Цилиндрическое море, — Ричард немного помедлил. — Мне кажется, этим крылатым созданиям уже приходилось испытывать подобное. Я думаю, им известно, что произойдет.

Я начала закутывать Симону в одеяла.

— Что ты делаешь? — спросил Ричард. Я объяснила, что не собираюсь пропускать заключительного зрелища. А потом напомнила Ричарду: он клялся мне в том, что октопауки выходят наверх только ночью.

— Это особый случай, — ответил он уверенным — тоном. Тут и начался свист.

На сей раз зрелище показалось мне еще более величественным, быть может, потому, что я ожидала его. Сегодня ночь определенно была окрашена в красные цвета. Был такой момент, когда красные разряды соединили вершины всех Малых рогов, образуя правильный шестиугольник. Но как ни величественно выглядели огни, не они были главными этой ночью. Примерно через тридцать минут после начала Майкл вдруг воскликнул: «Смотрите!» и показал вдоль берега — туда, где они с Ричардом видели сегодня скопление октопауков.

В небе над Цилиндрическим морем одновременно вспыхнуло несколько огненных сфер. Они находились метрах в пятидесяти над поверхностью и освещали примерно один квадратный километр льда под собой. Через минуту-другую, когда мы пригляделись и стали различать детали, оказалось, что на юг по льду движется черная масса. Ричард вручил мне бинокль, когда свет уже начал меркнуть. Но в общей куче можно было различить отдельные создания. У некоторых октопауков головы были украшены цветными узорами, но по большей части они были пепельно-серыми, как у того, что погнался за нами в логове. Черно-золотые щупальца и форма тел свидетельствовали: эти существа принадлежат к той же разновидности, что и те, которые преследовали нас по шипам в прошлом году. Ричард оказался прав. Их было несколько дюжин.

Когда начался маневр, мы поспешно вернулись в подземелье. Во время сильных вибраций находиться под небом Рамы опасно — сверху уже начинали сыпаться какие-то обломки. Симона запищала, как только началась тряска.

После сложного спуска в подземелье Ричард принялся просматривать показания видеодатчиков, обращенных в основном к планетам и звездам (несколько раз мы увидели Сатурн), а потом, собрав информацию, приступил к вычислениям. Мы с Майклом по очереди держали Симону, устроившись в углу комнаты, где сходящиеся стены по крайней мере создавали ощущение стабильности, и принялись обсуждать удивительный день.

Почти через час Ричард объявил результаты предварительного расчета. Сперва он перечислил параметры гиперболической орбиты относительно Солнца — до начала маневра. А потом с драматическим видом представил новые, оскулирующие [3] — так он выразился — элементы нашей мгновенной траектории. Где-то в уголках моей памяти таился смысл этого слова, но, к счастью, задумываться о нем не было нужды. Судя по контексту, Ричард кратко рассказывал нам, насколько изменилась наша гипербола за три первых часа маневра. Однако смысл изменения гиперболического эксцентриситета ускользал от меня.

Майкл лучше помнил небесную механику.

— Ты уверен в этом? — тут же спросил он.

— Ошибка может оказаться достаточно существенной, однако в общей тенденции изменения траектории сомнений нет.

— Значит, наша скорость относительно Солнечной системы возрастает?

— Правильно, — кивнул Ричард. — Вектор ускорения практически направлен от Солнца. Наша скорость выросла уже на много километров.

— Фью! — отозвался Майкл. — Поразительно.

Смысл слов Ричарда был ясен. Если у кого-то из нас еще оставались надежды, что корабль волшебным образом возвратится назад к Земле, то теперь им суждено было разбиться. Рама намеревался оставить Солнечную систему куда быстрее, чем мы ожидали. Пока Ричард разводил лирику о двигательной системе, способной разогнать такого «космического бегемота», я кормила Симону и вновь задумалась о ее будущем. Значит, мы действительно покидаем Солнечную систему, подумала я, и направляемся неизвестно куда. Неужели я увижу какой-то новый мир? А Симона? Или же тебе, доченька, суждено провести всю свою жизнь в огромном космическом корабле?

Пол продолжает отчаянно сотрясаться, но это меня радует. Ричард уверяет, что скорость нашего убегания быстро растет. Отлично. Если нам суждено увидеть что-то новое, мне бы хотелось попасть в это место как можно быстрее.

4

5 июня 2201 года

Прошлой ночью я проснулась от настойчивого стука, доносившегося из верхней части вертикального хода в наше подземелье. Невзирая на постоянный шум от тряски, мы с Ричардом услышали стук без всякого напряжения. Убедившись, что Симона спокойно спит в новой кроватке, — Ричард постарался уменьшить тряску, — мы осторожно направились к коридору.

Пока мы поднимались по лестнице к решетке, защищавшей нас от незваных гостей, шум только усилился. На одной из лестничных площадок Ричард, склонившись, сообщил мне, что «должно быть, у ворот Макдуф» и что скоро мы поплатимся за «все злодейства». Я была слишком взволнована, чтобы улыбнуться. Оказавшись в нескольких метрах под решеткой, мы заметили на стене шевелящуюся тень. Остановились и пригляделись. Стало понятно — крышка над входом открыта; наверху день был в самом разгаре, а шум этот наверняка производил биот, отбрасывавший на стене эту причудливую тень.