Глухая стена, стр. 99
— Объявляешь Лизе, будто я не дал тебе преследовать преступника вместе со мной? Врешь про меня?
Мартинссон по-прежнему сидел в грязи. Ханссон встал. Где-то поодаль лаяла собака.
— Интригуешь у меня за спиной, — продолжал Валландер, уже совершенно спокойным тоном.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты интригуешь у меня за спиной. Считаешь, что я плохой полицейский. И втихаря, когда никто не видит, шастаешь к Лизе.
— Что тут происходит? — вмешался Ханссон.
— Обсуждаем оптимальные способы сотрудничества, — ответил Валландер. — Что лучше — быть честными друг с другом или строить козни за спиной.
— Все равно не понимаю, — сказал Ханссон.
Валландер выдохся. Нет смысла затягивать эту сцену.
— Это все, что я хотел сказать. — Он бросил фонарь к ногам Мартинссона. Вышел на дорогу и попросил один из патрульных экипажей отвезти его домой.
Дома комиссар принял ванну, потом сел на кухне за стол. Без малого три ночи. Он пытался думать, но в голове царила пустота. Лег в постель, хотя сна не было. И снова перенесся на поле. Снова, изнывая от страха, прижимался лицом к земле. Снова почему-то стыдился, что чуть не умер без ботинок на ногах. Снова переживал разборку с Мартинссоном.
Я дошел до предела, думал он. И наверно, не только в отношениях с Мартинссоном? А вообще во всем, что делаю?
Он и раньше, бывало, чувствовал себя вымотанным, заезженным. Но не так, как сейчас. Чтобы воспрянуть духом, стал думать об Эльвире Линдфельдт. Она наверняка спит. А в одной из соседних комнат спит Роберт Мудин, которому теперь можно не опасаться людей с биноклями.
Думал он и о том, какими последствиями чревата потасовка с Мартинссоном. Опять слово против слова. Как и в случае с Эвой Перссон и ее мамашей. Лиза Хольгерссон уже однозначно продемонстрировала, что больше доверяет Мартинссону, а не ему. Вдобавок всего за неделю с небольшим он, Валландер, дважды применил силу. Никуда не денешься, это факт. Первый раз — во время допроса, против несовершеннолетней, второй — против одного из самых давних своих коллег. Против человека, которому очень доверял.
Лежа в ночной тишине, он спрашивал себя, сожалеет ли о своем поступке. Но сожаления не было. Ведь он защищал собственное достоинство. Не мог иначе ответить на предательство Мартинссона. То, что ему по секрету рассказала Анн-Бритт, поневоле выплеснулось наружу.
Валландер долго не смыкал глаз, размышлял о пределе, к которому подошел. И о том, что общество тоже стоит у предела. Чем все кончится, он не знал. Не в пример полицейским будущего, вроде Эль-Сайеда, недавним выпускникам Полицейской академии, которые выработают совсем другие способы борьбы с новой преступностью, идущей в ногу с новыми информационными технологиями. Хоть я и не стар годами, думал он, но все равно старый пес. А старого пса новым фокусам обучить крайне трудно.
Дважды он вставал — попить воды и в туалет. И оба раза минуту-другую стоял в кухне у окна, глядел на пустынную улицу.
Уснул он только в пятом часу утра.
В воскресенье 19 октября.
Картер прибыл в Лиссабон в 6.30 утра 553-м рейсом авиакомпании «ТАП». Самолет на Копенгаген вылетает в 8.15. Как обычно, Картера охватило беспокойство. В Африке он чувствовал себя защищенным. Здесь же, в Европе, находился на чужой территории.
В Португалию он прилетел с паспортом на имя Лукаса Хабермана и прошел пограничный контроль как этот гражданин Германии, рожденный в 1939 году в Касселе, причем постарался запомнить лицо пограничника. Затем он отправился прямиком в туалет, где порвал германский паспорт, а обрывки аккуратно спустил в унитаз. Из ручной клади был извлечен другой паспорт, британский, на имя Ричарда Стэнтона, родившегося в 1940 году в Оксфорде. Кроме того, Картер надел другую куртку и, смочив волосы водой, изменил прическу. Зарегистрировался на копенгагенский рейс и снова прошел паспортный контроль как можно дальше от того пограничника, которому полчаса назад предъявлял германский документ. Никаких сложностей не возникло. В зале отлета он отыскал укромное местечко: там что-то перестраивали, но сегодня, в воскресенье, царили тишина и безлюдье. Убедившись, что вокруг никого нет, Картер достал мобильник.
Она ответила почти сразу же. Говорить по телефону он не любил, поэтому задавал короткие вопросы, ожидая столь же коротких и четких ответов.
Где находится Фу Чжэн, она сказать не могла: парень обещал связаться с ней накануне вечером, но так и не позвонил.
Затем Картер недоверчиво выслушал ее сообщение. Невероятное везение. Быть такого не может!
В конце концов он все-таки поверил. Роберт Мудин попал прямиком в ловушку, вернее, был туда доставлен.
Закончив разговор, Картер некоторое время не двигался с места. Фу Чжэн не вышел на связь, и это вызывало тревогу. Что-то случилось. С другой стороны, теперь не составит труда обезвредить этого Мудина, который сделался для них серьезнейшей угрозой.
Картер сунул мобильник в сумку, посчитал пульс — чуть учащеннее нормального. Можно не обращать внимания.
Он прошел в зал ожидания, предназначенный для пассажиров бизнес-класса.
Съел яблоко, выпил чашку чая.
Самолет на Копенгаген вылетел в 8.20, с опозданием на пять минут.
Картер сидел возле прохода, место 3D. Терпеть не мог забиваться к окну.
Сказал стюардессе, что завтракать не будет. Закрыл глаза и скоро уснул.
38
Валландер и Мартинссон встретились в воскресенье в 8 утра. Как по уговору, явились в управление одновременно и столкнулись в коридоре возле кафетерия. Поскольку шли они с разных концов по-воскресному пустого коридора, у Валландера возникло ощущение, будто им предстоит дуэль. Но оба лишь кивнули друг другу и вместе вошли в кафетерий, где кофейный автомат опять забастовал. Над одним глазом у Мартинссона темнел синяк, нижняя губа распухла. Оба смотрели на кое-как накорябанное объявление, сообщавшее, что автомат не работает.
— Я этого так не оставлю, — сказал Мартинссон. — Только сперва мы закончим расследование.
— Зря я тебя ударил, — отозвался Валландер. — Но это единственное, о чем я сожалею.
Больше о ночной потасовке не было сказано ни слова. Вошедший Ханссон с тревогой уставился на них.
Валландер предложил расположиться прямо здесь, в кафетерии, все равно ведь, кроме них, в управлении никого нет. Ханссон поставил на плиту кастрюльку с водой и сказал, что готов поделиться своим запасом растворимого кофе. Когда они разлили по чашкам кипяток, пришла Анн-Бритт. Валландер не знал, успел ли Ханссон позвонить ей и рассказать о случившемся. Но, как выяснилось, о человеке, который застрелился на поле, ее проинформировал Мартинссон. О драке он, похоже, не обмолвился и смотрел на Анн-Бритт весьма холодно. А стало быть, наверняка всю ночь вычислял, кто мог настучать Валландеру.
Когда через несколько минут подошел Альфредссон, вся группа была в сборе. Нюберг, по словам Ханссона, до сих пор находился на месте ночной облавы.
— Что он рассчитывает найти? — удивился Валландер.
— Он съездил домой, поспал несколько часов, — уточнил Ханссон. — Через час-другой думает закончить.
Совещание продолжалось недолго. Валландер поручил Ханссону поговорить с Викторссоном. В нынешней ситуации очень важно, чтобы прокурор непрерывно получал информацию. В течение дня наверняка придется провести пресс-конференцию. Но этим займется Лиза Хольгерссон. Если у Анн-Бритт будет время, она поможет начальнице.
— Так меня же не было там ночью! — удивленно воскликнула она.
— А тебе не нужно ничего говорить. Просто я хочу знать, что скажет Лиза, вот и послушай. Вдруг она вздумает делать какие-нибудь совершенно нелепые комментарии.
После этих слов воцарилось недоуменное молчание. До сих пор никто не слышал от комиссара столь откровенно критических высказываний по адресу начальницы. У Валландера все это получилось нечаянно. Ночные мысли снова заявили о себе. Ощущение, что он измотан, а может, попросту стар. И оклеветан. Но если он вправду стар, то может позволить себе говорить все как есть. Не считаясь ни с тем, что было, ни с тем, что будет.