Проклятый манускрипт, стр. 72

Афра держалась за поручни, устремив взгляд на силуэт города, по-прежнему окутанный дымом погребальных костров. Из моря домов поднимались купола Сан Марко, похожие на шляпки грибов в густой траве, а немного в стороне — звонница, словно бы и не имеющая к ним никакого отношения.

Афра почувствовала огромное облегчение.

Глава 9

Пророчество мессира Лиутпранда

Афре казалось чудом, что судьба так неожиданно повернулась к ней лицом. Всего час назад она в это совершенно не верила. Погруженная в свои мысли, девушка слышала команды и крики матросов, ловко, словно пауки, карабкавшихся по такелажу и устанавливавших паруса один за другим, бизань за грот-мачтой, топсель над грот-мачтой, и наконец над галеоном взвился маленький шпрюйт-парус. Несведущему потребовались бы собачий нюх и глаз орла, чтобы провести тяжелый галеон между многочисленных островов лагуны, похожих на кувшинки в пруду, и вывести его в открытое море.

Пока Афра прислушивалась к шуму и рокоту волн, разбегавшихся от носа корабля, к ней подошел посланник. С ним была красивая женщина в одежде с бесчисленным множеством складок, подпоясанной под грудью и закрытой до самой шеи. Над круглым воротником возвышалось благородное лицо с темными глазами и светлыми выцветшими волосами, заплетенными в косы, которые были уложены пучками и закрывали уши.

— Это Кухлер, путешествующая в одиночестве дама из Страсбурга, — сказал Карриера женщине. И, обращаясь к Афре, сделал вежливый жест рукой:

— Моя жена Лукреция.

Обе женщины приветствовали друг друга молча, лишь кивнув головами, и Афра почувствовала напряженность.

— Вы единственные женщины на борту среди тридцати восьми мужчин, — заметил посланник. — Надеюсь, вы сумеете поладить, по крайней мере следующие десять дней!

— За мной дело не станет, — взволнованно сказала жена посланника. Голос ее казался несколько грубым, как и у большинства итальянок, и совершенно не соответствовал милому облику Лукреции. Она коротко кивнула Афре и удалилась на верхнюю палубу, где находились каюты.

Посланник посмотрел вслед жене и, обратившись к Афре, сказал:

— Я надеюсь, вы останетесь довольны каютой на средней палубе. Обычно там спит казначей. Но я его выселил.

— Ради Бога, мессир Карриера, не нужно утруждать себя. Я рада, что вы взяли меня с собой, и мне не до претензий.

Венецианский посланник велел Афре следовать за ним. В средней части корабля находилась лестница, ведущая вниз. Когда были большие волны, узкий проход закрывали крышкой. Афре пришлось потрудиться, чтобы втиснуть свой узелок в проход.

Средняя палуба была настолько низкой, что рослому Паоло Карриере пришлось втянуть голову в плечи, чтобы не удариться. Под палубой было множество перегородок разного размера. Все они просматривались снаружи и служили спальнями для команды.

Под кормой, отделенная от остальной команды, находилась каюта казначея. У нее была массивная дверь с железным засовом. Обстановка каюты состояла из простой деревянной полки, ящика и широкой скамьи, не сдвигавшейся с места даже при сильной качке.

Хотя каюту ни в коей мере нельзя было назвать комфортабельной и удобной, Афра была очень рада и испытывала чувство удовлетворенности, придавшее ей мужества. Наконец-то она избавилась от преследователей. А благодаря тому, что она путешествовала под чужим именем, девушка, как никогда, могла чувствовать себя в безопасности.

Что же касалось пергамента, который — по крайней мере Афра на это надеялась, — находился на пути в Монтекассино, она знала и много, и мало. Она знала о его ценности, на которую намекал еще ее отец, превышавшей, однако, все его и ее собственные ожидания. Было трудно привыкнуть к мысли о том, что клочок пергамента может стоить больше, чем гора золота. Трудно было даже представить себе, что какие-то мерзавцы пытались разрушить собор, думая, что пергамент спрятан именно там. Как же глупо, что в погоне за этим пергаментом люди шли буквально по трупам. Совершенно непонятно, как она сама вообще ухитрилась уцелеть.

В такие моменты, как этот, Афра сильно скучала по Ульриху фон Энзингену, единственному мужчине в ее жизни, оказавшем ей поддержку. Она верила в это до той минуты, когда впервые заподозрила, что Ульрих может быть связан с отступниками. Со времени страшных событий в Страсбурге прошло почти два месяца. И два месяца Афра жила, словно раздвоившись: вспоминая странное поведение Ульриха, она думала, что ее подозрения наверняка не были необоснованны, но это были просто обида и подозрения, доказательств у нее не было. Что-то сейчас с Ульрихом?

Размышляя таким образом, Афра невольно подслушала ссору, происходившую в каюте над ее головой. Сначала девушка слушала препирательства венецианского посла и его жены вполуха — они показались ей неинтересными. Но ее отношение моментально изменилось, когда в пылу громкой ссоры Афра услышала свое имя, точнее то, которое она себе присвоила.

— Да это же просто смешно, — услышала девушка слова донны Лукреции, — эта женщина не может быть той, о которой говорил тебе мессир Лиутпранд. Ты, наверное, взял ее на борт только потому, что она строила тебе глазки.

Афра до смерти испугалась. Во имя неба, что могли означать слова Лукреции? Афра не решалась даже вздохнуть, боясь пропустить хотя бы слово, произнесенное в каюте наверху.

— Мессир Лиутпранд говорил о женщине, которая путешествует одна, и донна Гизела была единственной, кто соответствовал этому определению, — раздался голос посланника, очевидно, защищавшегося от нападок жены.

— Кстати, — продолжал он, — твоя ревность просто обидна. Если бы было так, как ты хочешь, мне бы, наверное, пришлось завязать себе глаза, да так и ходить, и снимать повязку только тогда, когда во всей округе не было бы ни единой женщины.

— Не беспричинна моя ревность, мессир Паоло, не беспричинна! Ты даже по венецианским меркам выдающийся сердцеед. Более дюжины детей могут назвать тебя отцом — все это бастарды, дети женщин, известных своим разгульным поведением.

— Но все они из хороших домов, из уважаемых семей города!

Ссора разгоралась.

— Да, я знаю, ты путаешься только с самыми богатыми дочерьми города или женщинами из старых дворянских фамилий, как это пристало посланнику короля Неапольского!

— А что делать посланнику, если собственная жена его к себе не подпускает?

— Так было не всегда, и ты это знаешь!

— Вот именно. Я мужчина, и у меня есть потребности. А что волк не найдет в лесу, то украдет он из стада пастуха.

— Мерзавец!

В каюте наверху полетели стулья. Иначе Афра не могла объяснить грохот, заставивший дрожать потолок. Очевидно, ее присутствие на борту послужило причиной семейной ссоры. Но, как оказалось, посланник пригласил ее поехать с ними не случайно.

Когда наверху все стихло, Афра медленно пошла наверх. Небо было безоблачным до самого горизонта, только кое-где видны были белые облачка. Темное море и волны напоминали о непогоде прошедшей ночи. Материк уже виднелся всего лишь тонкой полоской, напоминавшей упавшую с дерева ветку.

Появление Афры на верхней палубе вызвало у команды очевидное беспокойство. Кроме капитана и двух офицеров она состояла исключительно из африканских мавров, имевших очень хорошие способности к судоходству христианского мира. К счастью, Афра не понимала их грязных криков, с помощью которых язвительно скалившие зубы матросы изъяснялись между собой, пока не появился Лука, капитан, и, крепко выругавшись, не заставил их замолчать.

— Вы должны простить, донна, — подошел к Афре капитан, — они глупые дикари. Но за два дуката отлично работают.

— Два дуката? — удивилась Афра. — Неплохая месячная плата для матроса!

Лука рассмеялся так, что по палубе пошло эхо.

— Вы шутите, донна. Мессир Паоло купил их на мавританском рынке, два дуката за голову — и это на всю жизнь! Кроме того, каждый время от времени получает еду и доволен.

Афра сглотнула. Она еще никогда не видела рабов. Хотя при дворе ландфогта она и сама была невольницей, девушка никогда не испытывала неудобства из-за своего низкого положения. Одна мысль о том, что можно продать человека на рынке за пару монет, как откормленную свинью, казалась Афре абсурдной и противной.