Секс-трафик, стр. 6

Ленни забрал ее из школы, и они поехали в район, где было много одинаковых домов, но что это за место, Эми не знала — вокруг только дома и дома. Поднимались они на лифте. В квартире пахло краской, тут почти не было мебели. Не похоже, что Ленни или кто-то еще здесь жил. Ленни не знал, что где находится. В кухне он открыл не ту дверь, пытаясь найти холодильник. Эми припомнила, что сидела в гостиной и смотрела телевизор, пока Ленни звонил по телефону. Затем он показал ей ее комнату. Именно тогда она начала чувствовать себя некомфортно и принялась разыскивать свою школьную сумку, чтобы позвонить по телефону. Когда Ленни закончил разговор, она спросила, где сумка. Он ответил, что она все еще в машине и Эми сможет получить ее через минуту, когда они туда вернутся. Все шло не так. Эми выпила свою кока-колу и смотрела телевизор, но ей почему-то хотелось плакать. Она помнила, что почувствовала себя усталой и ненадолго закрыла глаза. Девочка вздрогнула. Она что, голая? Неужели он ее раздел? Она сунула руку под одеяло. Все в порядке, одежда до сих пор на ней. Эми снова моргнула и на этот раз заметила тусклую оранжевую полоску света под дверью в другую комнату. Она осмотрелась, боясь шевельнуться. Да, в комнате были стол, стул, лампа. Эми лежала на матрасе на полу, не на кровати. Эту комнату она видела раньше. Наверное, ей стало плохо, и Ленни уложил ее. Девочка слышала звук работающего телевизора, доносившийся из соседней комнаты.

— Ленни! — Она села и снова позвала: — Ленни!

Телевизор смолк. Эми услышала шорох — кто-то двигался; затем этот кто-то подошел к двери и повернул ручку.

В дверях стоял мужчина. Китаец. Эми сразу поняла: это бандит из Гонконга. Ей уже приходилось видеть таких.

— Где Ленни?

Мужчина секунду молчал, и Эми заметила, что он прячет что-то за спиной. Только когда он полностью вошел, она увидела, что именно он прятал: веревку, на одном конце которой была петля.

Глава 8

Джонни Мэнн вернулся к себе домой, чтобы распаковать и снова сложить чемодан. Прежде всего он хотел съездить в Стэнли-Бэй к матери, чтобы объяснить, почему он не сможет прийти в воскресенье на жаркое. Джонни знал, что она с нетерпением ждет его. Теперь он редко ее навещал. Над последним своим делом он работал круглосуточно семь дней в неделю и в результате должен был уехать, чтобы обрести рассудок.

— Они очаровательны.

Он стоял за спиной матери напротив зеркала в холле, застегивая на ее шее бусы из розового жемчуга. Она подняла руку, коснулась его руки и улыбнулась его отражению в зеркале. Молли вот-вот должно было исполниться семьдесят, но она поддерживала хорошую форму и вела активный образ жизни. Она была красивой женщиной, с волевыми чертами лица, проницательным взглядом серых глаз, римским носом, высокими скулами и прекрасной кожей. В волосах виднелась проседь, они были длинными и густыми, и Молли стягивала их на затылке в пучок и скрепляла заколкой. Теперь, стоя за спиной матери, Мэнн осознал, насколько же она стала хрупкой. Ее плечи под его ладонями казались на удивление узкими и худенькими.

— Ты не должен тратить на меня деньги, но это очень мило с твоей стороны, Джонни. — Она похлопала сына по руке, прежде чем повернуться. Мэнн пошел за ней на кухню.

— Ерунда, мне самому это приятно. Как поживаешь, ма?

Она поставила на плиту чайник.

— У меня все хорошо. Ты не должен обо мне беспокоиться.

Он смотрел, как она готовит чай. Ему нравилась отточенность ее жестов — ее руки были сильными и никогда не дрожали. Движения всегда оставались размеренными и решительными.

Молли не грешила многословием и принадлежала к тому типу женщин, которые не торопятся и все всегда обдумывают. Она умела сдерживаться. Джонни никогда не слышал, чтобы она повышала голос, срываясь на крик. Молли никогда не давала волю гневу, ее недовольство не перехлестывало через край, она только слегка кипела. Порой она была довольно колючей, но сердце имела мягкое — не все это чувствовали или знали, но Джонни знал.

Он осмотрелся. Чего-то в квартире не хватало… Вот в чем дело: горничная не вышла к нему и не поздоровалась, как делала всегда.

— А где Дебора?

— Выходной. — Отвечая, Молли не повернулась и не посмотрела на сына.

— Мам? — Он понял по ее внезапной суетливости — поискам ложки в ящике в течение нескольких секунд, хотя она точно знала, где что лежит, — она что-то от него утаивает.

Молли взглянула на него, проходя к холодильнику за молоком.

— Ну, вообще-то мне теперь никто не нужен на целый день. Что я сама буду делать? Я дала ей немного денег, чтобы она на некоторое время могла съездить на Филиппины. У нее дети, которых она не видела уже несколько месяцев. Разве это хорошо? А я вполне могу обойтись без нее.

— И у тебя достаточно денег, чтобы нанять целую армию служанок. Это же Гонконг — здесь полагается иметь несколько горничных. Мам, тут так положено. У тебя в банке больше денег, чем ты когда-либо сможешь потратить. Почему бы не израсходовать хотя бы часть?

Она поставила чай перед Мэнном, сидевшим за кухонным столом.

— Когда придет время, ты их унаследуешь, вот тогда и решай, что с ними делать. А пока я сама разберусь. — Она начала сердиться.

— Мне они без надобности. Я хочу, чтобы ты потратила все до последнего доллара, ничего мне не оставляла. Мам, для своего возраста ты выглядишь великолепно. Самое время завести новых друзей, стать членом каких-то клубов, участвовать в поездках с другими одинокими людьми.

— Ха! — засмеялась она. — Ты имеешь в виду толпу других старушенций?

— Я уверен, что среди беспомощных стариков, которым за восемьдесят, ты смогла бы найти и кого-то вроде себя. Почему бы тебе не совершить круиз вокруг Европы и не повидать родственников и друзей? Используй деньги, чтобы получить удовольствие.

Молли смотрела в свою чашку с чаем.

— Не хочу трогать эти деньги. У меня есть все, что мне нужно. — Она встала и принялась вытирать стол, на котором заваривала чай.

Мэнн видел, что ему пора заканчивать этот разговор, иначе мать полностью замкнется. Он шутливо поднял руки, сдаваясь:

— Ладно, прости. Давай оставим эту тему. Скорее всего это единственная кухня во всем этом дорогом квартале, где хозяева сидят и пьют чай. Смотри, чтобы никто не увидел, а то исключат тебя из клуба зажиточных вдов.

— Ха-ха! — засмеялась Молли. — Если такой и существует, не думаю, чтобы меня пригласили вступить в него. Как по-твоему?

— Тут ты права — ты же заставишь их передать все деньги бедным и плести корзинки на продажу.

Появился рыжий кот и стал виться вокруг ее ног. Лицо Молли просияло.

— Привет, Джинджер. Только проснулся, да?

— Никогда бы не подумал, что ты согласишься взять кота Дэвида Уайта. Не ожидал увидеть у тебя домашнее животное, всегда считал, что ты их ненавидишь.

— Ерунда. Это твой папаша ненавидел животных, а не я. Когда я была девочкой и жила на ферме, у меня всегда были питомцы. Мы росли вместе. — Мать облокотилась о край раковины и уставилась сквозь кухонное окно на поросший лесом холм — островок изумрудной зелени напротив. — Тогда у меня была совсем другая жизнь.

— Представляю себе Молли Мэтьюс с соломой в волосах и с грязными коленками.

Она повернулась от окна и улыбнулась, но в глазах таилась печаль.

— Это было так давно, будто в другой жизни. До последнего времени я никогда не размышляла о своем детстве. Теперь же что-то вспоминается постоянно, почти каждый день, да так живо, но я не уверена, что мне это нравится. — Она вздохнула и снова повернулась к окну, протирая кран тряпкой. — А теперь ты скажи мне, сын… Как у тебя дела? Ты сумел отдохнуть в отпуске? — Она подошла, положила руку на плечо Джонни, прислонилась и поцеловала в щеку.

— У меня было время как следует подумать. Как говорится, мам… ты можешь убежать, но нельзя спрятаться.

Она села напротив, взяла руки сына в свои, наклонилась к нему и сказала: