Покушение на шедевр, стр. 58

Может быть, он прячется где-нибудь в la France profonde [38]или в отдаленных горных районах Апеннин, подумал Пауэрскорт. Или на той же Корсике. Или на диком побережье Норфолка, в некогда величественном, но теперь захиревшем Декурси-Холле. Кто там живет? Никто. Там сейчас никого. Ни единой живой души. Дом абсолютно пуст.

Четыре могущественные европейские державы были представлены четырьмя стопками писем на столике Ламберта. Пауэрскорт наблюдал, как сэр Фредерик снова смешивает их в одну кучу, которую сам только что разобрал, и ему пришли на ум международные союзы — например, между Римом, Парижем и Санкт-Петербургом. Действия председателя Королевской академии чем-то напоминали действия европейских дипломатов, снова и снова повторяющих один и тот же процесс.

— Вам известно его имя? — спросил Пауэрскорт, загипнотизированный новым калейдоскопом штампов.

На изможденном лице сэра Фредерика с запавшими до предела щеками возникло некое подобие улыбки. Так могло бы улыбаться привидение.

— Его зовут Орландо Блейн, — сказал он. — Очень обаятельный молодой человек. Я ведь общался с ним, когда он учился в академии. Весьма способный, но с неустойчивым характером. Чувствовалось, что он в любой момент может сбиться с пути истинного.

— И никто из ваших информаторов не догадывается, где он сейчас? — спросил Пауэрскорт.

— Никто не имеет об этом ни малейшего понятия. Но если вы его найдете, это наверняка поможет вам раскрыть тайну. Или хотя бы ее часть. Кажется, я уже говорил вам прежде, что мне очень нравился Кристофер Монтегю. Его смерть — огромная потеря для мира искусства. Могу я задать вам один вопрос, Пауэрскорт? — Его голос звучал все тише и тише. — Вы знаете, кто его убил?

Пауэрскорт хотел было солгать, сказать, что он находится на самом пороге важнейшего открытия. Но сэр Фредерик заслуживал большего.

— Нет, сэр Фредерик, не знаю, — грустно ответил он. — Это очень сложное дело.

— Позвольте попросить вас об одном одолжении, Пауэрскорт. Вы можете найти ответ раньше, чем я уйду? Я не уверен, что узнаю все после смерти, если вы понимаете, о чем я. А умирать, так и не узнав отгадки, ох как не хочется.

В глазах сэра Фредерика была написана мольба — последняя мольба человека, которому осталось жить не больше месяца.

— Я сделаю все, что смогу, сэр Фредерик. — Пауэрскорт поднялся и взял обе руки старика в свои. Очень холодные, на ощупь они походили на мрамор. — Поверьте, я буду стараться найти ответ изо всех сил. Надеюсь, что в следующий мой визит вы будете чувствовать себя лучше, чем сегодня. И в следующий раз я, возможно, скажу вам, кто убил Кристофера Монтегю.

Шагая домой по мокрым улицам Южного Кенсингтона, на которые быстро опускались сумерки, Пауэрскорт думал, что теперь ему поставлены два предельных срока. Во-первых, он должен найти убийцу до того, как Хораса Алоизиуса Бакли осудят за это преступление, приговорят к повешению и приведут приговор в исполнение. И во-вторых, он должен найти убийцу до того, как смерть настигнет председателя Королевской академии сэра Фредерика Ламберта, раскладывающего на своем столе в аккуратные кучки письма с штампами могущественных европейских держав.

Часть четвертая

Тициан

20

Коляска остановилась. Резкий ветер бил в лицо Имоджин Фоукс, пока ее вели к дому, которого она не могла видеть. Ее проводили в полутемную комнату с задернутыми шторами и потушенными лампами. Там ее спутник очень аккуратно снял с Имоджин бинты и маску.

— На ярком свету вашим глазам может быть больно с непривычки, — сказал он. — Лучше подождите здесь минут пять.

Орландо Блейн смотрел в окно Большой галереи. Из-за облаков вышла полная луна. Ветер шумел в кронах деревьев, гнал листья по запущенным лужайкам. Слева блестела поверхность озера, по которой бежали к берегу маленькие волны.

Имоджин вздрогнула, когда ее провожатый открыл дверь и в комнату упали лучи света. Теперь она увидела, что стоит в небольшой гостиной — стены были увешаны картинами, а у окна таинственно чернел огромный глобус. Постепенно глаза привыкли к свету. Имоджин шагнула в вестибюль, гигантское помещение с широкой лестницей, ведущей на верхние этажи.

— Могу я пойти к нему? — робко спросила она. В первое время, решила она, ей следует быть как можно более послушной. Потом, когда она узнает тюремщиков Орландо получше, в ход пойдет другое оружие.

— Идите по лестнице и налево, — сказал провожатый, — до самого конца коридора. Там увидите перед собой дверь.

Орландо размышлял, каким образом он мог бы сбежать из своей тюрьмы. Его последние письма с просьбами об освобождении и ссылками на то, что он уже заработал для своих временных хозяев достаточно денег, остались без ответа. Он хотел бы знать, где находится: через несколько недель своего пребывания здесь он так сильно увлекся работой, что перестал обращать внимание на все окружающее.

Поднявшись по лестнице, Имоджин миновала несколько оленьих голов с запылившимися рогами. Идя по коридору, она проверяла двери, но все они были заперты. Из-под самой последней пробивался наружу скудный свет.

Орландо отошел от окна и двинулся в дальний конец Большой галереи — он знал, что до него сто сорок футов. Его шаги отдавались эхом в стенах огромной комнаты: на деревянном полу по-прежнему валялись осыпавшиеся кусочки штукатурки. Он не слышал, как постучали в дверь. Во второй раз стук был погромче.

— Войдите, — сказал Орландо, даже не обернувшись. Наверное, кто-то из охранников проверяет, на месте ли он. Такие проверки обыкновенно устраивались каждый час.

Раздались приближающиеся шаги — очень тихие, словно человек двигался на цыпочках. Не подать ли ей голос? Имоджин видела, что Орландо дойдет до конца галереи и повернет назад меньше чем через минуту. Она остановилась примерно в центре помещения, у камина. Ей было трудно дышать. Ну вот — сейчас он обернется! Но она не угадала. Орландо замер у дальнего окна, устремив взор на поникшие деревья вокруг озера, на темную воду, блестевшую под луной.

Больше Имоджин не могла сдерживаться.

— Орландо, — едва слышно позвала она. — Орландо!

Орландо Блейн обернулся. Он не верил тому, что видит: Имоджин в темно-сером дорожном костюме, Имоджин с красными глазами, Имоджин, усталая после долгой дороги, — это была Имоджин. Его Имоджин.

— Это правда ты, Имоджин? — Он медленно пошел к ней по комнате: ему не терпелось обнять ее, но вместе с тем было боязно, что это видение у камина вдруг растает в ночи.

— Я, любимый, — ответила она. — Да, это правда я. — Побежав к нему со всех ног, она упала в его объятия. Они оставались в такой позе дольше минуты, и никто не отваживался заговорить первым. А затем обоих словно прорвало.

— Имоджин, они завязали тебе глаза…

— Орландо, что ты здесь делаешь…

— Ты, должно быть, устала с дороги…

— Тебя держат здесь в плену…

Орландо рассмеялся и хлопнул в ладоши.

— Стоп, стоп, — сказал он, ласково погладив Имоджин по руке. — Давай сделаем так. Сначала ты задаешь мне три вопроса. Потом я делаю то же самое. Идет?

Имоджин кивнула. Что бы спросить с самого начала, подумала она. Ага, вот!

— Орландо, ты все еще меня любишь?

Орландо Блейн рассмеялся снова.

— Конечно, люблю, — сказал он. — Этот вопрос можно было не задавать. Ответ на него тебе известен. — Он легонько поцеловал ее в губы.

— Тогда второй, — сказала Имоджин, увлекая Орландо на маленький диванчик рядом с камином. Вдруг наверху, над потолком, раздался шорох.

— Не обращай внимания. У крыс время вечерней разминки, — пояснил Орландо. — Они всегда бегают там в это время. Но никакого вреда от них нет.

— Итак, второй вопрос, — сказала Имоджин. — Что ты здесь делаешь? Ты пленник или вроде того?

— Это два вопроса.

— Нет, один.

— Нет, два.

— Нет, один.

вернуться

38

Французская глубинка .(фр.)