Леопард, стр. 43
— Тоже. Я показал ван Боорсту фотографию Аделе. Он сказал, что единственной его покупательницей была женщина с крупными ржаво-рыжими кудрями и восточнонемецким акцентом.
— Восточнонемецкий акцент? А такой есть?
— Не знаю, Кайя. Этот мужик ходит в шелковом халате, курит сигареты через мундштук, еще он алкаш и специалист по акцентам. Я старался особо не отдаляться от темы и поскорее оттуда выбраться.
Она рассмеялась. Белое вино, подумал Харри. От красного смеются меньше.
— Но у меня есть идея, — сказал он. — Иммиграционные карточки.
— Что?
— Их заполняют в гостинице, где впервые останавливаются на ночлег. Если в Кигали хранят эти карточки, то я, возможно, смогу узнать, куда уехала Аделе. Это может быть зацепкой. Пока мы знаем только то, что она, возможно, единственная, кому известно, кто был в Ховассхютте той ночью.
— Удачи, Харри.
— И тебе тоже.
Он положил трубку. Он, конечно, мог спросить ее, с кем она собирается ужинать, но, если бы это имело отношение к расследованию, она бы и так сказала.
Харри оставался на балконе до закрытия бара, звон бутылок прекратился, его сменили любовные стоны и крики, долетающие из открытого окна этажом выше. Хриплые, монотонные. Они напомнили ему чаек в Ондалснесе, когда они с дедушкой вставали в несусветную рань на рыбалку. А отец с ними никогда не ходил. Почему? И почему Харри никогда не задумывался об этом раньше? Неужели инстинктивно ощущал, что отцу в рыбацкой лодке не место? И уже тогда, в пять лет, понимал: отец получил образование и уехал с хутора только для того, чтобы не сидеть в этой лодке? И тем не менее отец хочет вернуться и коротать вечность именно там. Странная штука жизнь. А особенно — смерть.
Харри закурил еще одну сигарету. Небо было беззвездным и черным, только над кратером Ньирагонго пульсировало красное зарево. Харри укусила какая-то мошка. Малярия. Магма. Метан. Озеро Киву сверкало далеко внизу. Very nice, very deep.
В горах что-то громыхнуло, звук прокатился по воде. Извержение вулкана или просто гроза? Харри посмотрел в небо. Новый раскат, эхо раскатилось между горами. И еще эхо, из дальнего далека, донеслось до Харри.
Very deep.
Он сидел уставившись в темноту и даже не заметил, как разверзлись небеса и грянул дождь, заглушая крики чаек.
Глава 32
Полиция
— Рад, что вы успели вернуться из Ховассхютты до того, как все это началось, — сказал ленсман Кронгли. — Иначе застряли бы там на несколько дней. — Он кивнул на большое панорамное окно гостиничного ресторана. — Но когда смотришь — красиво, правда?
Кайя посмотрела на метель за окном. Эвена тоже всегда зачаровывала мощь природных стихий, даже враждебных.
— Надеюсь, поезд-то мой сюда доберется? — произнесла она.
— Конечно, — сказал Кронгли, неловко вертя в пальцах бокал с вином, так что Кайе показалось, что вино ленсман пьет не так часто. — Мы этим займемся. А еще гостевыми книгами в других хижинах.
— Спасибо, — поблагодарила Кайя.
Кронгли провел пятерней по своим непокорным кудрям и криво улыбнулся. Голос Криса де Бурга — «Lady In Red» — сиропом тек из колонок.
Помимо них в ресторане было только два посетителя — мужчины лет тридцати, сидящие поодиночке, каждый за своим накрытым белой скатертью столом с бокалом пива, и вглядывающиеся в непогоду в ожидании того, чему не суждено случиться.
— А вам тут не бывает одиноко? — поинтересовалась Кайя.
— Все относительно, — ответил ленсман и проследил за направлением ее взгляда. — Если у тебя нет жены и семьи, то ходишь в такие места, как это.
— Чтобы разделить одиночество с другими одинокими, — сказала Кайя.
— Точно, — заметил Кронгли и подлил им обоим вина. — Но ведь так и в Осло бывает?
— Да, — подтвердила Кайя. — Верно. А у вас есть семья?
Кронгли пожал плечами:
— У меня была девушка. Но здесь стало слишком уныло, поэтому она уехала туда, где живете вы. Я ее прекрасно понимаю. В таком месте, как это, спасает только интересная работа.
— И у вас она есть?
— Мне так кажется. Я здесь всех знаю, а они знают меня. Мы помогаем друг другу. Они нужны мне, а я, ну… — Он повертел бокал.
— А вы нужны им, — сказала Кайя.
— Думаю, да.
— И это важно.
— Да, это важно, — твердо сказал Кронгли и взглянул на нее. Взглядом Эвена. В котором всегда таилась смешинка, брат всегда смотрел так, будто только что произошло что-то забавное или радостное. Даже если на самом деле все было иначе. Особенно когда все было иначе.
— А как Одд Утму? — спросила Кайя.
— А что с ним такое?
— Он высадил меня и сразу же уехал. Интересно, что он делает в такой вечер, как этот?
— А почему вы думаете, что он не сидит дома с женой и детьми?
— Ну, если я когда-то встречала такого одинокого волка, господин ленсман…
— Аслак, — представился он, рассмеялся и поднял бокал. — Давай на «ты». Я понимаю, ты хороший полицейский. Но Утму не всегда был таким, как теперь.
— Правда?
— До того как у него пропал сын, Одд был более разговорчивым. Можно даже сказать — общительным. Но опасным человеком он был всегда.
— Никогда бы не подумала, что Утму был женат.
— Кстати, на красавице. Притом что сам просто страшилище. Ты его зубы видела?
— Обратила внимание, что у него брекеты.
— Якобы для того, чтобы зубы не искривлялись. — Аслак Кронгли покачал головой, в глазах его был смех, а в голосе — нет. — На самом деле у него они давно бы все выпали, если бы не брекеты.
— А что, у него на снегоходе правда динамит?
— Это тысказала, — засмеялся Кронгли. — Не я.
— Что ты имеешь в виду?
— Многие из местных не находят особой романтики в том, чтобы часами сидеть с удочкой у горного озера. Но с удовольствием едят добытую рыбку.
— То есть они глушат рыбу динамитом?
— Как только сойдет лед.
— По-моему, это не вполне законно, а, ленсман?
Кронгли выставил руки перед собой:
— Повторяю, сам я ничего такого не видел.
— Ну да, верно, ты ведь здесь живешь. Может, у тебя тоже есть динамит?
— Только для гаража. Который я планирую построить.
— Ясно. А как насчет винтовки Утму? Выглядит очень современной, с оптическим прицелом и вообще вся такая навороченная.
— Ясное дело. Он же на медведя охотился, Утму. Пока не ослеп наполовину.
— Я обратила внимание на его глаз. А что случилось?
— Якобы сын плеснул ему в глаз кислотой.
— Якобы?
Кронгли пожал плечами:
— Ну, теперь только Утму знает, что произошло на самом деле. Сын пропал в пятнадцать лет. Сразу после пропала и жена. Но все это было восемнадцать лет тому назад, до того как я сюда приехал. После этого Утму так и живет один наверху, на горе, у него ни телевизора, ни радио. Он даже газет не читает.
— А как они пропали?
— Ну что сказать… Вокруг хутора Утму много обрывов, с которых запросто можно свалиться. И снега много. Рядом с местом, где сошла лавина, нашли ботинок сына Утму, но, когда снег растаял, никаких следов парня не нашли, и это довольно странно — что человек потерял в снегу один башмак. Некоторые думают, сына задрал медведь. Но насколько я знаю, восемнадцать лет назад медведей здесь не было. А некоторые считают, что не обошлось без самого Утму.
— Да ну? Как это?
— Ну-у-у… — протянул Аслак. — У парня был жуткий шрам через всю грудь. Говорили, это его отец так изукрасил. И будто бы из-за матери, этой самой Карен.
— Как это?
— Вроде как ревновали ее друг к другу. — Аслак снова пожал плечами, прочитав вопрос в глазах Кайи. — Еще раз говорю, до меня это было. Рой Стилле, который здесь помощником ленсмана чуть не с сотворения мира, поехал к Утму, но там были только Одд и Карен. И оба сказали одно и то же, мол, парень ушел на охоту и не вернулся. Но дело-то было в апреле.
— То есть не в сезон охоты?
Аслак покачал головой.
— И потом его никто больше не видел. А через год пропала и Карен. Люди думают, ее горе сломило, и она, не выдержав, сама кинулась с обрыва.