Ересь ацтеков, стр. 17

«Горящий человек, — подумал Аркадий. — Он действительно не в себе».

Джип выехал на поляну в джунглях. Она производила впечатление естественной: пологий луг, уходящий вниз, к узкой борозде в земле. У ее начала Аркадий увидел холм высотой в пятьдесят или шестьдесят футов, за ним засыпанное листьями длинное возвышение в форме сигары, похожее на след, заваленный землей и ползучими растениями и раскопанный каким-то гигантским животным. После короткой речи Гусмана Аркадий решил, что они едут к развалинам родной деревни наркобарона, но ничего похожего он здесь не заметил.

Холм имел правильную форму и четыре стороны, невероятно крутые: классическая, захороненная под толщей веков ацтекская пирамида, еще не ставшая добычей археологов. Холм зарос золотыми цветами и большими кожистыми, почти непристойно блестящими листьями на длинных, протянувшихся во все стороны стеблях, которые создавали надежный непроходимый барьер.

— Это желтые алламанды, — сказал Гусман и остановил джип. — Allamanda cathartica на латыни.

— Cathartica означает слабительное? — предположил Аркадий.

— Растение ядовито. Вы раздуетесь, как воздушный шар, если по глупости его съедите. Затем будете ходить в штаны целый день или два. Впрочем, оно не убивает.

— Вы ведь привезли меня сюда не затем, чтобы показать цветочки, — сказал Аркадий.

— Не затем, — подтвердил Гусман.

Он прошел по траве пологого склона к возвышению в форме сигары у основания пирамиды.

— Я привез вас сюда, чтобы показать вот это, — возвестил он и драматическим жестом вытянул вперед руку.

Аркадий подошел к нему и посмотрел на пирамиду.

— Похоже на могилу великана из сказки про бобовое зернышко, — скептически проговорил он.

— Да, смешно, но частично верно.

Гусман сделал шаг вперед и сдвинул в сторону кусок камуфляжной сетки. Под ней обнаружилось отверстие с рваными краями, засиявшими серебряным светом. Алюминий. Гусман забрался в отверстие и исчез, Аркадий с сомнением последовал за ним. Гусман включил шипящий газовый фонарь Колемана, и у Аркадия возникло ощущение, будто он оказался в брюхе металлического чудовища с ребрами справа и слева. Повсюду висели провода, тяжелые от налипшей на них плесени. Гусман пробирался вперед, сгорбившись в тесном пространстве.

— Вот, — сказал он, поднимая лампу, чтобы Аркадий смог разглядеть то, на что он показывал.

Перед ними лежал какой-то предмет почти пятнадцати футов длиной, цилиндрический, с короткими крыльями, поддерживаемый с обеих сторон тяжелыми металлическими опорами.

— Что это? — шепотом спросил Аркадий, подозревая, что он уже знает ответ.

— Центральная часть фюзеляжа бомбардировщика «Б-47», их еще называли «стратофортресс». Вы смотрите на одно из секретных оружий массового поражения Саддама Хусейна. Эта штука все время здесь лежала! Представляете? Ваш президент Буш все-таки оказался прав!

— Бомба, — пробормотал Аркадий.

— Не только, капитан Крус, — сказал Гусман. — Перед вами серьезный рычаг, с помощью которого можно перевернуть мир. Будущее вашей страны, если пожелаете. — Безумец помолчал для пущего эффекта. — Это «Марк 28 В28РН», пятая модель свободного падения, термоядерное устройство мощностью одна и сорок пять сотых мегатонны. Водородная бомба.

— Дерьмо на палочке, — прошептал Аркадий. — У нас проблемы.

11

«Эспаньола», не особенно спеша, за пятнадцать часов добралась из Нассау до Бимини, прибыла туда перед самым рассветом и бросила якорь на глубине двадцати трех футов в кристально прозрачной воде неподалеку от Норт-Рока. Майами, находившийся в пятидесяти милях к востоку, не маячил на горизонте даже смазанным темным пятном. День обещал быть сказочным. Особого движения на воде не наблюдалось, если не считать нескольких плоскодонных лодок с полными энтузиазма туристами и их проводниками, которые искали на отмелях альбул [26]. Никто не обращал на «Эспаньолу» и ее пассажиров никакого внимания.

С другой стороны, Финн и Билли знали, что известие об их прибытии за несколько часов разнесется по маленькому поселению на острове в форме рыболовного крючка. Бимини, как и любой другой город, жил и дышал сплетнями.

— Немножко похоже на сон, — сказал Билли, опиравшийся о поручни на верхней палубе. — Мы развлекаемся, ищем древние карты, которые расскажут нам, где спрятаны сокровища, охотимся за золотом ацтеков. В общем, занимаемся совсем не тем, что мой отец назвал бы честным трудом.

— А твой отец чем занимался?

— Он был членом парламента.

— И это называется честным трудом? — фыркнула Финн. — Все равно что сказать, будто политики никогда не врут.

— И тем не менее…

— Мои родители, оба, всю свою жизнь раскапывали прошлое. Они оживили историю.

— Многие считают историю пустой тратой времени.

— В таком случае твои многие просто дураки. Все, чем мы сейчас являемся, это результат того, что мы делали в прошлом. Изучая предыдущую деятельность людей, мы можем понять, как следует вести себя в будущем. Испанцы обнаружили Запад, когда искали торговые пути на Восток. Без них и технологий, позволивших людям вроде Кортеса сюда попасть, не было бы, например, Майами.

— Может, и к лучшему.

— Если бы мы не изучали культуру ацтеков и не интересовались, почему они вдруг исчезли, мы не смогли бы понять современную экологию, — ведь они вымерли из-за чрезмерного использования ресурсов и разразившегося в результате голода, а вовсе не по причине войн. Все эти вещи взаимосвязаны. И вне всякого сомнения, это честный труд.

— Так мы занимаемся честным трудом или представляем собой кучку жадных негодяев, которые ищут приключений?

— У тебя сегодня отвратительное настроение, — заметила Финн, взглянув на своего мрачного друга.

— Думаю, мое состояние можно определить словами «в чем смысл жизни?» — пробормотал Билли.

Теперь пришла очередь Финн вздохнуть.

— Если бы мы не встретились, чем бы ты сейчас занимался? — спросила она.

— Пытался бы продать какую-нибудь часть семейного поместья, чтобы купить трюмную помпу для своей яхты. — Он коротко рассмеялся. — Той самой, которую те подонки взорвали в Амстердаме прямо с нами на борту.

— Это, по-твоему, честный труд? И смысл жизни? Кто сказал, что ты не можешь немного повеселиться? И кто говорит, что в наше время мир не нуждается в приключениях?

— Наверное, дело в моем кальвинистском воспитании, — пробормотал Билли. — Трудись дни напролет, и никакого веселья, ну и все такое. — Он пожал плечами. — Видимо, я думал, что буду болтаться по морям до тех пор, пока не замечу у себя первые седые волосы, а потом займусь серьезным делом.

— Каким?

— Ну, чем-нибудь полезным.

— У тебя ученая степень по испанской литературе, которую ты получил в Оксфорде, и ты написал научную работу, посвященную триллерам Джона Д. Макдональда. Насколько все это полезно, доктор Пилгрим?

— Думаю, я занялся бы преподаванием.

— Иными словами, учил бы людей, как стать учителями, — заявила Финн. — Меня воспитали в соответствии с принципом: важно путешествие, а не его конечный пункт.

— Ты, наверное, считаешь меня дураком, — вздохнув, сказал Билли.

— Нет, я знаю, что ты дурак, — возразила Финн.

Из палубной рубки в нескольких футах от них появился Эли Санторо.

— У нас кое-что интересное на гидролокаторе бокового обзора, — доложил он. — Как раз там, где вы и говорили.

Финн и Билли вошли вслед за ним в каюту с низким потолком, забитую самым разным электронным оборудованием, от мониторов для видеоробота до дисплеев GPS, метеорологической радиолокационной станции, эхолота, вылавливающего магнитные аномалии, и гидролокатора бокового обзора.

Гвидо Дерлаген сидел перед цветным монитором гидролокатора и крутил ручки настройки изображения, которое было похоже на отпечаток старого сапога, подбитого гвоздями, немного более широкого в центре и сужающегося к концу.