Смятые простыни, стр. 1

Лори Фостер

Смятые простыни

Глава 1

Она твердо решила, что не станет встречать День святого Валентина в двадцать шестой раз девственницей.

Несмотря на воспитанное в ней с детства благоразумие, несмотря на строгие ограничения, из лучших побуждений установленные ее теткой — старой девой, Софи Шеридан была полна решимости стать женщиной в полном смысле этого слова. И Коул Уинстон — да благословит Господь его широкую чувственную натуру — был прекрасной кандидатурой для осуществления ее планов.

Задержавшись в дверях бара, который при прежнем владельце — настоящем мужчине, мачо — носил название «Жеребятня», а теперь именовался просто «Таверна Уинстона», она еще раз взглянула на приглашение. Да, репутация бара и без многозначительных вывесок была довольно сомнительной. Хотя, по мнению Софи, название «Жеребятня» весьма подходило бару и его посетителям, а особенно хозяину — Коулу Уинстону.

По всем близлежащим магазинам была разослана листовка, приглашавшая женщин принять участие в новом конкурсе, посвященном Дню святого Валентина. Хотя завсегдатаям «Таверны Уинстона» и не нужна была приманка для привлечения представительниц прекрасного пола. Женщины обожали приходить сюда, чтобы посмотреть, как четверо братьев разносят напитки по залу, смешивают коктейли за стойкой бара или просто дружелюбно болтают с посетителями. Все Уинстоны были обольстительными дамскими угодниками, но Софи положила глаз конкретно на старшего.

Дверь позади нее распахнулась, и вместе с морозным воздухом и облаком окутавших их кружащихся снежинок в бар ввалились постоянные посетители. На какой-то момент громкий хохот новоприбывших заглушил мягкие звуки музыки и тихий гул голосов. Софи направилась к своему обычному месту, отделенному от других перегородкой, в дальнем углу зала.

С того самого дня, семь месяцев назад, когда мисс Шеридан купила свой маленький бутик, Коул из кожи вон лез, чтобы угодить ей, и каждый вечер резервировал для нее один и тот же столик. Правда, он изо всех сил старался угодить всем своим клиентам, чем отчасти и объяснялась невероятная популярность его заведения. Коул знал всех, со знанием дела мог с каждым поговорить о его семье, его проблемах, о жизни.

Но он был так неотразимо сексуален, что у Софи, проводившей в его обществе почти все свое свободное время, язык прилипал к небу. Это было унизительно. Прежде Софи никогда не ощущала такой робости; впрочем, надо признать, что прежде она никогда и не пользовалась подобным вниманием столь интересного мужчины. Коул заставил ее задуматься о том, что раньше ей никогда в жизни и в голову не приходило. Например, о том, какой мускусный, сексуальный, острый запах источает мужчина, когда он разгорячен…

Софи поежилась и глубоко вздохнула.

Поскольку Коул полагал, что девушка робка и замкнута, то обращался с ней соответствующим образом. Но чего только не представляла себе Софи в своих фантазиях о нем, и теперь благодаря устроенному им конкурсу она могла воплотить свои фантазии в жизнь.

Ее бросило в жар, от которого морозный румянец на щеках стал еще ярче. К сожалению, именно в этот момент Коул подошел к ее столику и поставил перед ней чашку горячего шоколада, украшенного двойной порцией взбитых сливок. Шоколад источал соблазнительный аромат. Почти такой же соблазнительный, как запах самого Коула.

— Привет, Софи.

Низкий, густой бас пробрал ее до костей. Его глаза цвета темного виски были обрамлены густыми черными ресницами и широкими бровями.

— Привет, — сдавленно ответила она.

Увидев зажатое в ее руке приглашение, Коул расплылся в довольной улыбке.

— Отлично! — В его грубоватом тоне звучало здоровое мужское удовлетворение. — Собираетесь участвовать? — шепотом спросил он, глядя ей прямо в глаза и не давая отвести взгляд.

Это был самый сложный и ответственный момент — именно сейчас Софи должна направить надуманное в нужное русло. Но главное, надо преодолеть барьер, возникший между ними из-за ее нервозной молчаливости. Не могла же Софи за один вечер превратиться из девушки скромной и крайне сдержанной в сексуальную и почти агрессивную.

Тетушка Мод все уши ей прожужжала насчет того, как важно смолоду беречь гордость и достоинство. Если Софи сейчас пойдет ва-банк и проиграет, то навсегда лишит себя приятной возможности каждый вечер приходить в этот бар, испытывать легкое волнение, перебрасываясь с Коулом несколькими словами, и представлять себе то, что могло бы быть между ними. Если он ее отвергнет, Софи просто не сможет жить так, как жила прежде, потому что будет разрушено бесценное для нее — их взаимоотношения. Все, кого девушка любила, умерли, и она не хотела рисковать еще и этой тихой, милой дружбой, которой Коул одаривал ее в своем уютном баре.

Но даже если Софи выиграет, если ей удастся заинтересовать его хотя бы ненадолго, перспективы все равно никакой нет. Коул известен всем как закоренелый холостяк, и он никогда и ни с кем не вступает в длительные отношения. А поскольку ему уже тридцать шесть, к его решению прожить жизнь в одиночестве следует относиться всерьез. Совершенно очевидно, что этому мужчине нравится холостяцкая жизнь и он прилагает немалые усилия, чтобы сохранить прежний образ жизни.

Необходимость отказать ей разверзнет пропасть между ними, чего Софи совсем не желала, поэтому она решила пойти на хитрость.

— Я ни за что не смогла бы, — ответила она, откладывая в сторону приглашение, нервно облизывая губы и делая вид, что сосредоточена на том, чтобы установить свою чашку с шоколадом точнехонько в центр салфетки. — Я бы чувствовала себя очень глупой.

Улыбка Коула выражала откровенную мужскую снисходительность. Вместо того чтобы сесть напротив, он подтащил стул от соседнего столика и, оседлав его, скрестил руки на спинке.

— Почему же? — Он сидел так близко, что Софи ощущала смешанный запах одеколона и теплого мужского тела.

Софи сделала глубокий вдох и почувствовала, как что-то затрепетало у нее в животе.

Коул склонился к ней и стал уговаривать:

— Все, что от вас требуется, — это фотография. Я даже могу сам сфотографировать вас здесь, в баре. И потом будут же еще десятки других фотографий, можете не сомневаться. Уже около двадцати женщин изъявили желание участвовать. Я развешу снимки в бильярдной, а в День святого Валентина мы проведем голосование и выберем самую красивую участницу.

— У меня нет шансов, — невольно вырвалось у Софи.

Она вовсе не хотела напрашиваться на комплимент, но с опозданием поняла, что ее реплика именно так могла быть и была истолкована, что невольно подтвердил и Коул, цокнув языком.

Он взял ее за подбородок и, слегка приподняв его, взглянул в глаза так нежно и ласково, что у Софи замерло сердце и перехватило дыхание.

— Вы очень милы, Софи.

О, если бы он говорил это серьезно! Но Софи слишком хорошо знала, что Коул со всеми в баре обращается подобным фамильярным образом. Просто он очень открыт, дружелюбен и внимателен. Своими поддразниваниями он вгонял в краску даже не очень молодых женщин, у юных от него кружилась голова, а мужчины — будь они бизнесменами, рабочими или пенсионерами — все как один симпатизировали ему и уважали его. Они толпились вокруг и ловили каждое слово Коула. Он любил людей, и каждый — мужчина или женщина, молодой или старый — чувствовал его особое отношение к себе.

Жаркое прикосновение его шершавой ладони было непреодолимым искушением и порождало греховные мысли. Софи представила себе, как эта жесткая ладонь гладит ее по телу, которого никто никогда не касался даже взглядом. Дыхание ее участилось, и руки задрожали.

Стараясь скрыть волнение, Софи попыталась непринужденно улыбнуться.

— Думаю, это больше подходит моей сестре. Я не очень фотогенична, а вот ей идея может понравиться — она сейчас как раз в городе, приехала погостить ненадолго.

Рука Коула застыла на мгновение. Он пристально посмотрел на Софи.