Терновый Король, стр. 24

Она взяла из рук Остры тонкий листок олова и железную палочку для письма, положила лист на крышку гроба и принялась писать:

«О великая королева, окажи мне великую милость, передай мою просьбу святой Цер, упроси ее снизойти к моему желанию. Пусть сестра моя Фастия никогда больше не обижает мою подругу Остру и пусть она вновь станет доброй, такой как была прежде».

Энни перечла написанное. На листке еще оставалось свободное место. Она вновь взялась за стило и поспешно приписала:

«А еще я хочу завладеть сердцем юноши по имени Родерик Данмрог. Пусть отныне он будет думать только обо мне и каждую ночь видеть меня во сне».

– Что это взбрело тебе в голову? Кто такой Родерик Данмрог? – воскликнула удивленная Остра.

– Ты подглядывала! – возмутилась Энни.

– А как же иначе! Я боялась, что ты и в самом деле просишь наслать на Фастию чирьи или прыщи!

– Плохо же ты меня знаешь. Видишь сама, ничего такого я не просила. И нечего тебе совать сюда свой нос, – обиженно прошипела Энни, отталкивая подругу.

– Ага, зато ты просишь, чтобы какой-то мальчишка в тебя влюбился, – ликовала Остра.

– Никакой он не мальчишка. К твоему сведению, он рыцарь.

– Тот самый, что спустился по ущелью вслед за тобой? Тот, с которым ты разговаривала в городе мертвых? Значит, ты в него влюбилась? – не оставляла ее в покое Остра.

– Разумеется, даже не думала. С какой стати мне в него влюбляться? Вечно ты придумываешь всякие глупости. Мне просто хочется, чтобы он…

– Втрескался в тебя по самые уши. Думал о тебе дни и ночи напролет. Утратил покой и сон, – услужливо подсказала Остра. – Знаешь, Энни, у сказок про принцессу и простого рыцаря редко бывает хороший конец, – добавила она с неожиданной серьезностью.

– Может быть, святая Цер не сочтет мою просьбу достойной внимания, Остра. Любовь ее не слишком волнует. Ей больше нравится насылать проклятия.

– Думаю, если этот рыцарь в тебя влюбится, это станет для него настоящим проклятием, – заявила Остра.

– Очень остроумно, – усмехнулась Энни. – Пожалуй, ты сможешь заменить Песью Шапку в должности придворного шута.

С этими словам Энни бережно сложила лист фольги и сунула его в щель.

– Дело сделано, – выдохнула она. – А теперь идем. Но как только Энни поднялась с колен, перед глазами у нее все поплыло, и на мгновение она забыла, где находится. Руки и ноги внезапно стали невероятно легкими, а в груди зазвенел золотой колокольчик.

– Энни, что с тобой? – донесся до нее встревоженный голос Остры.

– Ничего. Немного закружилась голова. Но сейчас все прошло. Пойдем, нам давно пора вернуться в замок.

6. Король

– Пожалуй, настало время представиться, – проскрежетал огромный ханзеец. – Меня зовут Эвервульф эф Гастенмарка, и я являюсь оруженосцем сэра Аларейка Уишилма, которому ты только что нанес оскорбление.

– Меня зовут Нейл МекВрен. Я – оруженосец сэра Файла де Лири, и я обещал своему господину и наставнику не обнажать клинок против тебя и твоих товарищей.

– Это ты ловко придумал, сопляк, однако твоя хитрость тебе не поможет. Для того чтобы оторвать тебе голову, мне не понадобится клинок – ни твой, ни свой. Я с легкостью сделаю это голыми руками.

Нейл испустил глубокий медленный вздох и напряг мускулы.

Эвервульф надвигался на него, подобно разъяренному быку. Нейл, несомненно уступая противнику по силе и мощи, явно выигрывал в проворстве и ловкости. В последнюю секунду он увернулся от врага и ударил кулаком ему прямо в нос. Ханзеец пошатнулся, схватился руками за воздух, однако устоял на ногах. Тогда Нейл, подскочив, с размаху врезал ему локтем по ребрам, ощущая, как кости противника жалобно захрустели. Еще один удар, на этот раз под мышку, – и с неповоротливым ханзейцем было покончено. Он тяжело рухнул на спину и потерял сознание.

Однако товарищи поверженного оруженосца не собирались сражаться по правилам. Краешком глаза Нейл заметил занесенную над его головой руку. Он бросился на землю и лягнул в колено того, кто, вопреки традициям честного боя, вознамерился нанести удар со спины. Оруженосец упал, выронив деревянный меч, который сжимал в руке. Нейл стремительно схватил оружие, обычно используемое для упражнений в фехтовании, раскрутил его в воздухе и нанес следующему ханзейцу удар по лодыжке. Тот пронзительно закричал, точно раненая лошадь.

Нейл вскочил на ноги. Один из нападавших, тот, что хотел оглушить его деревянным мечом, торопливо улепетывал прочь. Эвервульф лежал без движения, лишь грудь его ходила ходуном. Оруженосец, получивший удар в лодыжку, тоже корчился на земле, издавая какое-то бульканье. Нейл небрежно оперся на деревянный меч.

– Ну что, вы довольны? – процедил он сквозь зубы. – Или, может быть, еще?

– Хва-а-тит, – простонал тот ханзеец, что мог говорить.

– Тогда спокойной вам всем ночи, – сказал Нейл. – Жду с нетерпением, когда мы с вами встретимся вновь. Надеюсь, на сей раз поединок будет честным и мы сразимся, как положено рыцарям.

С этими словами Нейл отшвырнул прочь деревянный меч, пригладил волосы и бросил взгляд вверх, туда, где в лунном свете сверкали остроконечные шпили замка.

Королевский двор! Завтра он увидит королевский двор!

Уильям Второй, король Кротении, судорожно вцепился в каменный переплет высокого окна. Король ощущал себя совершенно невесомым, ему казалось, что порыв ветра способен подхватить его и унести прочь. В череп словно впивались тысячи иголок, а в глазах было так темно, будто солнечные лучи за окном померкли. Нестерпимый ужас сжал сердце короля, и его ноги едва не подкосились.

«Мертвые называют мое имя, – подумал он и мысленно задал страшный вопрос: – Неужели конец мой близок?»

Дядюшка Уильяма тоже умер внезапно. Только что был бодр и весел, болтал, улыбался и вдруг повалился на пол и в мгновение ока испустил дух.

– Что случилось, милый брат? – раздался заботливый голос Роберта, стоявшего в дальнем конце комнаты.

Роберт чувствовал, что король слабеет, чувствовал так же безошибочно, как акулы чуют кровь.

Уильям глубоко вздохнул, стараясь набрать в грудь побольше воздуха. Нет, его сердце не остановилось – оно колотилось, бешено стучало. Небо за окном радовало взгляд голубизной. Вдали, за шпилями замка и остроконечными крышами домов, зеленела лента луга. Ветер дул с запада, с моря, и казалось, у него был легкий соленый привкус.

«Нет, я не умру в такой прекрасный день, – подумал король. – Это было бы нелепо».

– Уильям? – вновь окликнул его Роберт. Король нехотя отвернулся от окна.

– Мне необходимо привести себя в порядок, брат. Будь любезен, подожди меня в Голубином зале.

– Ты изгоняешь меня из своей опочивальни? Чем я заслужил подобную немилость?

– Прошу тебя, оставь меня. Чело Роберта омрачилось.

– Как тебе будет угодно, Уильям. Но не заставляй меня долго ждать.

Как только дверь за Робертом закрылась, Уильям без сил рухнул в кресло. Он боялся, что ноги подведут его на глазах у младшего брата. Допускать этого не следовало ни в коем случае.

Что же с ним происходит?

Несколько мгновений король сидел, откинувшись на спинку кресла; грудь его тяжело вздымалась, пальцы цеплялись за инкрустированные слоновой костью дубовые подлокотники. Наконец он поднялся, пошатываясь подошел к умывальному тазу и побрызгал себе в лицо холодной водой. Потом пристально посмотрел в зеркало на собственное лицо, по которому стекали капли. В аккуратно подстриженной бороде и вьющихся каштановых волосах короля почти не было седины, но под глазами залегли темные круги, лоб бороздили глубокие морщины, а кожа имела нездоровый желтоватый оттенок.

«И когда только я успел состариться?» – вздохнул он про себя.

Королю исполнилось всего сорок пять, но выглядел он старше, чем многие из тех, кто разменял шестой десяток зим.

Уильям вытер лицо льняным полотенцем и позвонил в колокольчик. Несколько мгновений спустя появился камердинер – круглый, лысеющий человек, облаченный в черные рейтузы и расшитый золотом алый камзол.