Духи Великой Реки, стр. 70
И наконец Гхэ удалось поймать ускользающее воспоминание. Теперь он вспомнил, кто такая Ли, вспомнил, что любил ее и верил ей, как никому другому. Забыв Ли, он по неведению убил ее. Почему бог-Река допустил это?
Боль от возвращенных воспоминаний о Ли едва не убила Гхэ вернее той заколдованной стрелы, что пронзила его сердце; однако раскаяние, как и страсть, быстро остыло в нем. Гхэ подумал, было ли такое охлаждение чувств его собственным свойством или же и это сделано за него…
В конце концов, какая разница? Имеет значение только одно: найти Хизи; все остальное – просто отвлечение. Тоска Гхэ по Хизи стала теперь почти безумной, хотя он и не мог бы с уверенностью сказать почему. Он должен заполучить ее, свою дочь, свою нареченную.
На этот раз такая странная мысль ничуть его не смутила.
XXIII
ГЛУБОКИЕ РАНЫ
«Трус, трус, трус», – выбивали по песку пустыни копыта Тьеша. Перкар так сильно закусил губу, что в конце концов почувствовал вкус крови.
«Куда мы направляемся?» – спросил Харка.
– Отобрать нечто, что у меня украли. И убить вора.
«Это загадка, а не ответ».
– Ты – мой меч. Я вовсе не обязан отвечать на твои вопросы.
«Ты только что в течение пяти дней спал на пороге дамакуты смерти. Что бы ты ни собрался делать, тебе следует подождать, пока у тебя не прояснится в голове».
– Не думаю, чтобы у меня особенно прояснилось в голове, – прорычал Перкар. – И вообще, хватит с меня. Я просто хочу жить дома, вместе с отцом и матерью, ухаживать за скотом. Почему все беды свалились на меня? Что я такого сделал?
«Пролил кровь в поток, где живет твоя богиня. Дал клятву. Убил Эшару, мою хранительницу. Предал Капаку и свой народ…»
– Хватит, хватит, – воскликнул Перкар. Слезы текли по его лицу. – Я знаю все это. Я только хочу сказать… – Он ударил Тьеша пятками, и конь, рванувшись вперед, споткнулся и едва не упал. Перкар с трудом удержался в седле.
«Полегче, – остерег Перкара Харка. – Я могу помочь видеть в темноте тебе, но не твоему коню».
– Так у нее было имя? – выдохнул Перкар.
«Конечно, у нее было имя».
– И оно тебе известно?
«Она была моей хранительницей».
– Ты никогда мне этого не говорил.
«Ты никогда не хотел этого знать. Не хочешь и сейчас».
– Верно, – с яростью прошептал Перкар. – Не хочу. Никогда ничего не говори мне о ней.
Перкар неохотно пустил Тьеша шагом; скакать рысью, по крайней мере пока они не доберутся до более открытой и ровной местности, было нельзя. Теперь уже недолго. Небо на востоке начало розоветь, значит, скоро Тьеш сможет видеть.
«Куда мы направляемся?»
Перкар постарался взять себя в руки, прежде чем решился ответить.
– Я, можно сказать, на гребне горы, – наконец сказал он. – Если я упаду на одну сторону, я превращусь в животное, которое прячется от солнца и всего боится. Мне нужно упасть на другую сторону.
«Куда ты упадешь, если упадешь на другую сторону?»
– Этого я не знаю. Но если я позволю страху овладеть мной, то не буду годиться ни для чего.
«Ну так куда же мы направляемся?»
– Меня пугает смерть. Те люди, что так напугали меня и нанесли мне поражение, преследуют нас. Если я одержу победу над ними, я одержу победу над своим страхом.
«Сомневаюсь. Многие из тех, кому я служил, думали, будто, убивая, они победят смерть. Как будто смерть в благодарность за щедрые жертвы не проглотит их самих!»
– Я не говорил, что надеюсь победить смерть, – только страх перед ней.
«Это неразумное решение. Уж ты-то должен это понимать: такую же ошибку ты совершил, когда вступил в бой с Охотницей. Ты накапливаешь в сердце вину, а потом пытаешься расплатиться своей жизнью. Но я не даю тебе погибнуть, и все начинается сначала. К тому же не забывай: когда человек умирает, не расплатившись с долгами, их приходится платить его семье».
– Замолчи!
«Это неразумно».
– Послушай, – рявкнул Перкар, – теперь ведь все не так. Во-первых, мои противники – не Охотница и не армия богов. Это всего лишь пятеро смертных, не более того, а мы с тобой побеждали и вдвое большее число. Нам еще далеко до горы, и мы не можем проделать весь этот путь, убегая от преследователей. У нас слишком мало лошадей, чтобы все время их заметно опережать. Лучше разделаться с врагами сейчас, чем ждать, пока как-нибудь ночью они нападут на нас.
«Ну конечно: если ты погибнешь, осуществляя эту затею, ты погибнешь как герой, и никто не станет винить тебя, за то, что гораздо более крупные проблемы, которые ты же и создал, остаются неразрешенными».
Перкар ничего не ответил мечу; он вообще перестал обращать внимание на предостережения Харки, пока тот – злорадно, как показалось юноше, – не сказал:
– Смотри, вон там.
Без помощи Харки Перкар мог и не заметить менгов: они разбили лагерь в сухом русле ручья, скрытом порослью тополей. Теперь, однако, он видел, как двигаются кони и люди. Возможно, они уже услышали его приближение, да Перкар и не собирался подкрадываться. Если он помедлит, если позволит себе заколебаться, все пропало. Ужас трепыхался у него в груди, как черная летучая мышь с острыми когтями, и на мгновение Перкар почувствовал себя парализованным. Тем не менее ему удалось выхватить Харку.
«Я сейчас погибну», – внезапно понял юноша.
– Нет! – завопил Перкар и поскакал вниз по руслу ручья; было еще довольно темно, хотя рассвет быстро разгорался. Мимо просвистела стрела, потом другая, и руки Перкара заболели от желания натянуть поводья, развернуть Тьеша и ускакать. Но стрелы пролетели далеко в стороне, и крик Перкара превратился в боевой клич, который по крайней мере казался полным отваги.
«Там что-то не так», – предупредил его Харка.
Перкар тоже это почувствовал. У костра лежали пятеро менгов, но только один из них шевелился. Этот единственный был Чуузек; он тяжело опирался о ствол дерева, неуклюже подняв лук. Перкар соскочил с коня и кинулся на воина, разбрызгивая воду, кое-где скопившуюся в русле. Он подозревал, что большая часть людей у костра, которых он видит, всего лишь прикрытые одеждой мешки, а остальные менги ждут его в засаде.
Чуузек выстрелил еще раз и снова промахнулся. Он еле успел вытащить меч, чтобы отразить нападение Перкара; защищался он слабо: его клинок оказался отброшен в сторону, и Харка погрузился в живот воина. Перкар вытащил из раны окровавленный меч и быстро отскочил.
– Это тебе за нашу игру в пятнашки, – прорычал он.
– Будь ты проклят, – выдохнул Чуузек. Его колени подогнулись, но он, как ни странно, не упал. Казалось, менг стоит на цыпочках, закинув одну руку за ветку тополя. Перкар оглянулся, высматривая остальных воинов.
«Других нет», – заверил его Харка.
– Что?
«Он был один. Единственная угроза для тебя».
Чуузек пытался сказать что-то еще. Меч выпал из его руки, и менг пытался дотянуться до него, однако словно какой-то невидимый барьер не позволял ему это сделать. Только теперь Перкар с изумлением заметил, что Чуузек привязан к дереву. Юноша разглядел удерживающие того веревки.
Разглядел он и многочисленные раны – кроме той, которую он сам нанес только что. Раны были неумело перевязаны, но пропитавшая повязки кровь казалась свежей.
– Чуузек! Что тут произошло? – спросил Перкар и потянулся, чтобы разрезать веревки.
– Нет! – прокричал раненый. Он чуть не плакал. Кровь из нанесенной Перкаром раны образовала на песке лужицу – самую большую из нескольких, уже собравшихся там. – Нет… Я заслужил право умереть стоя. Я заслужил это!
– Что случилось? – повторил Перкар. – Все остальные погибли?
– Все погибли, все, кроме меня. Я знал, что ты явишься. А теперь убирайся, дай мне умереть среди моих родичей. Тебе, шез, нечего тут делать.
– Почему ты так меня называешь?
– Ты – наше проклятие, – прошептал Чуузек. – Из-за тебя мы все обречены.
– Кто тебе это сказал? Тот гаан, о котором я слышал?
– Пить… Дай мне глоток воды, и я тебе расскажу.