Духи Великой Реки, стр. 115

Дрожа, Хизи послушно двинулась вперед.

XXXVII

КРОВЬ ИЗМЕНЧИВОГО

Снова вода, убежище, родительское чрево. И снова жизнь, хотя на этот раз он не вынырнул на поверхность. Бог-Река увлек Гхэ вниз, потащил сквозь тьму и холод.

Он стал иным. Те части тела, что сожгла и оторвала Охотница, выросли снова, но не в виде человеческих. Теперь Гхэ защищали костяные пластины, передвигался он при помощи конечностей, больше похожих на плавники, чем на руки, и чего-то, что безусловно не было ногами; Гхэ боялся даже думать о том, что это может быть.

Глаза Гхэ видели дно Реки, серебряное зеркало поверхности воды, голый бесплодный камень, слагающий русло. Но другим зрением – гораздо более глубоким – он видел нечто далеко, далеко впереди.

Гхэ перебрал своих слуг и обнаружил, что некоторые из них уцелели: демон потока, духи Гана и слепого мальчика. Древний властитель, Ленгната, тоже был там, хотя очень ослабел или, может быть, был испуган до почти бессознательного состояния. Остальные – те многочисленные боги, которых Гхэ захватил, путешествуя по степи в обществе Мха, – больше не составляли часть его силы; они были уничтожены или вырвались на свободу во время битвы с Охотницей. Что же касается самой этой могучей противницы, бог-Река пожрал ее. Охотница исчезла, полностью и без следа.

И теперь он был уже не Гхэ-вампир, а Гхэ-рыба, змея, водяная тварь. Даже вовсе не Гхэ, хотя он понимал, что не был Гхэ и раньше, с тех пор, как Перкар отрубил ему голову. Если бы только можно было знать наверняка, что бледнолицый воин тоже мертв…

«Ты – Гхэ, – возразил Ган, бесплотный голос, обитающий с ним вместе в этой тюрьме из панциря, плавников, шипов. – Несмотря на все, что сделал с тобой бог-Река, часть тебя остается Гхэ. Я теперь в этом уверен».

«Помолчи, старик», – подумал Гхэ. Ему больше не были нужны выдумки и советы ученого. Единственной целью его жизни оставалось исполнение воли Реки.

«Если бы он мог осуществить свои желания сам, он так бы и поступил, – настаивал Ган. – Ты же видел, что он сделал с Охотницей, как неодолим он в своих владениях. Если уж бог-Река делает вампиров из мертвецов, то только для того, чтобы проникнуть туда, куда он не может дотянуться сам. Но это значит, что в таких местах он тобой не управляет. Ты можешь делать то, что правильно, а не то, чего он желает».

– Правильно все, чего он желает, – сердито ответил Гхэ. – Я не могу усомниться в этом, как ты должен бы уже понимать. Если ты срубишь дерево и сделаешь из него лодку, то она останется лодкой независимо от того, поплывешь ты в ней или нет. Бог-Река создал меня для того, чтобы найти Хизи. Это единственная вещь, на которую я способен.

Если дух способен нетерпеливо вздохнуть, то дух Гана сделал именно это.

«Я приведу тебе другое сравнение, мой друг. Когда кузнец кует меч, он не имеет никаких гарантий, что оружие не будет обращено против него самого. Ты теперь располагаешь моими воспоминаниями и знаниями, но и я способен улавливать твои мысли. Думаю, ты можешь быть направлен по другому пути, – настаивал Ган. – Не мной, но по собственному решению. Я знаю то, что я знаю».

– Ты догадался, что Чернобог и Черный Жрец – одно и то же. Я этого так никогда и не понял. – Гхэ было очень трудно думать так, как заставлял его Ган.

«Я собирался сказать об этом, но Гавиал и Квен Шен захватили меня прежде, чем я успел тебя найти».

– Это мне известно, – согласился Гхэ. Свет, который просачивался к нему сквозь толщу воды, начал меркнуть. «Мы находимся под землей», – внезапно понял Гхэ.

«Мне кажется, самый опасный из них – Гавиал», – продолжал Ган.

– Согласен, – ответил Гхэ. – И, пожалуй, я догадываюсь, кто это может быть. Но что они хотят сделать с Хизи? Каков их план? Как можно убить Реку?

«Я не знаю, – сказал Ган. – Но думаю, что Хизи грозит ужасная опасность, иначе я никогда по доброй воле не стал бы помогать тебе».

– Не сомневаюсь.

Становилось все темнее, и по мере того, как Гхэ окружала все более густая тьма, второе зрение начало отказывать ему. Это было похоже на то, что он ощутил, оказавшись под Храмом Воды, – угасание всех чувств одновременно с ростом силы. Уверенность в том, что он движется в правильном направлении, покинула Гхэ, он с ужасом почувствовал, что может заблудиться.

Наконец он перестал плыть; вода вокруг него была почти неподвижна.

«Что мне теперь делать?» – с отчаянием спросил Гхэ, но ни Ган, ни другие его помощники не знали ответа.

И тут в темноте вспыхнул яркий маяк, пронзив Гхэ мучительной болью; казалось, молния поразила самого бога-Реку. Гхэ повернул и поплыл так быстро, как только мог, черпая силы из окружающей его воды.

Чернобог ласково взял Хизи за руку и подвел к краю воды. Девочка задрожала еще сильнее: неожиданно она почувствовала дремлющую силу, скрытую в озере. Оно лежало у ее ног, неподвижное, бездумное, совсем не похожее на того бога-Реку, которого Хизи знала; и все же, несомненно, это был он. Если бы Хизи хотела могущества, ей достаточно было протянуть руку, – теперь сила Реки не хлынула бы в нее помимо ее воли, как это случилось раньше. Хизи стала бы богиней по собственному выбору; но раз она не выбрала такой жребий раньше, уж точно она не выберет его теперь.

– Что я должна сделать? – прошептала она. Они с Караком отошли далеко от факелов, но Нгангата и Тзэм двинулись следом.

– Что ты затеял, Карак? – зарычал Нгангата.

– То, о чем говорил, – ответил тот. – То, ради чего мы сюда явились.

– Что?.. – снова начала Хизи, но тут что-то холодное вонзилось ей в бок, и когда она хотела вскрикнуть от боли, дыхание ее прервалось. Она с испугом и удивлением взглянула вниз и увидела руку Карака, стискивающую рукоять кинжала. У нее на глазах Ворон повернул нож в ране.

В этот момент разом произошло несколько событий. Тзэм повторил вопрос Нгангаты, делая шаг к Хизи, Нгангата быстрым движением выхватил стрелу из колчана и поднял лук, а Братец Конь и Ю-Хан с мечами наголо кинулись на Гавиала, который направил на Нгангату какую-то белую трубку. Угасающим зрением Хизи видела все это в нестерпимо ярком свете, вспыхнувшем, когда капля ее крови с кинжала Карака упала в воду: оттуда взвилась колонна белого пламени, которая словно воспламенила сам воздух.

Тут Хизи наконец по-настоящему ощутила боль, поняла, что ее поразила сталь, и не думая нанесла удар Караку.

То, что последовало за тем, ускользнуло от ее внимания; Хизи осознала только, что кинжал оказался выдернут из раны, а она сама прижала руку к боку. Карак, шатаясь, отступил, одетый голубым пламенем, а Хизи швырнуло на гальку. Она упала и покатилась, думая только о том, как быстро кровь пропитывает одежду. Ее удар нанес Караку какой-то урон: тот прижал руки к глазам.

Сердце Хизи трепетало, как крылышки колибри; всякое движение вокруг нее, казалось, замедлилось, так что она могла не спеша разглядывать детали странного танца, который исполнялся для нее одной на пороге того мрачного места, которое могло родиться лишь в воображении бога. Но ни сделать, ни сказать ничего она не могла: все ее помыслы выливались из раны в боку вместе с жизнью.

Тзэм ударил Чернобога дубинкой, и тот рухнул на гальку; в тот же момент в него вонзилась стрела. Квен Шен взвизгнула, когда меч Ю-Хана обрушился на нее, и зловещие огни колдовской силы, вспыхнувшие на кончиках ее пальцев, угасли. Братец Конь проткнул клинком Гавиала, однако Хизи видела, как свернувшаяся в аристократе змея силы распрямилась и ударила. Все нити души Гавиала устремились в белую костяную трубку, которую тот держал. Братец Конь отступил на шаг, замахиваясь для нового удара, но Гавиал змеиным движением повернулся, трубка в его руке неожиданно удлинилась, словно невероятно быстро растущий стебель травы, и проткнула старого менга. Братец Конь еще секунду стоял, потом выронил меч и упал. Хин, хватавший Гавиала за ноги, с визгом взвился в воздух, чтобы вцепиться врагу в горло.