Духи Великой Реки, стр. 104

Однако это были не муравьи. Это были люди и кони – менги.

Да, пора вернуться к отряду.

«Интересно, – подумала Хизи, – сколько времени понадобится такой армии, чтобы подняться по узкой тропе, и кто те всадники, что опередили остальных, – друзья или враги?» Они были смуглыми, как менги, но даже своим колдовским зрением Хизи не могла разглядеть их как следует, хотя один казался ей знакомым.

Потом ветер донес до нее крик, отразившийся от склонов долины, – ее собственное имя.

– Хизи!

Голос был еле слышен, но девочка узнала его. Потом крик раздался снова. С судорожным вздохом Хизи развернула Чернушку – в сторону наступающей армии.

XXXIII

КРУТАЯ ТРОПА

Пальцы Гхэ стиснули его горло, и Ган почувствовал, что глаза вылезают из орбит. Старик так отчаянно боролся за малейший глоток воздуха, что совсем не замечал, как гибнут рядом с ним воины, бесстрашно бросаясь между Мхом и демонами, которых Гхэ создал из капель своей крови. Ган какой-то частью гаснущего разума гадал: могут ли люди сражаться и умирать так беззвучно, или это ревущий шум в ушах не дает ему услышать битву?

Старик пытался оторвать от своей шеи ужасные когти, но с тем же успехом мог бы выдергивать стальные болты из мраморной плиты.

– Ну так какую еще ложь ты придумал, старик? – прорычал вампир. – Почему ты назвал меня глупцом? Или я узнаю это, поглотив тебя и заглянув в твою душу?

Ган ответил на это единственным оставшимся у него способом: слабо заколотил кулаками в грудь мучителя. Мгновение Гхэ озадаченно смотрел на старика, потом грубо оттолкнул его от себя. Воздух хлынул в легкие Гана, кровь снова начала питать мозг, и ученый упал на землю – в ушах его стоял шум океанского прибоя.

Ган понимал, что ему даровано всего несколько мгновений, но горло его все еще не могло издать ни звука. Гхэ был занят тем, что осматривал нанесенную им себе рану – ту, которая породила травяных медведей: кровоточить она перестала.

– Я вспомнил теперь, – сказал Гхэ неожиданно мягко. Ган закряхтел – это было самое большее, на что он оказался способен. – Когда я умирал, у Хизи была поранена губа, и ее кровь во что-то превращалась. – Ноги Гхэ коснулись земли. – Кровь, понимаешь ли, дает духам возможность обрести форму. Ты был знаком с тем демоном – богиней потока, которую я поглотил? Она принимала вид человека, потому что когда-то в нее излилась кровь принесенной в жертву девушки. А моя кровь теперь может превратиться в очень многое!

– Она сделала из тебя безумца! – наконец отчаянно выкрикнул Ган. – Квен Шен водит тебя на поводке, как собаку! Как дворняжку из Южного города!

– Заткнись, старик! – проскрежетал Гхэ. – Я не желаю больше выслушивать твои выдумки.

– Это правда. Ты знаешь, что выкрикиваешь имя Хизи, когда спишь с этой женщиной? Она становится твоей госпожой, заставляет тебя служить ее целям.

Быстрым змеиным движением Гхэ ударил старика по лицу. Земля закачалась под ним, словно полотно, колеблемое ветром. Еще один удар, и Ган погрузился в непроглядную ночь.

Когда он пришел в себя, Гхэ прикладывал к его разбитым губам мокрую тряпку. Старик сплюнул и инстинктивно поднял к лицу руки, защищаясь. Гхэ покачал головой, и это молчаливое сочувствие лишь усугубило растерянность старика.

Позади Гхэ стоял Мох. Он выглядел усталым, и одна рука его была на перевязи.

– Что?..

Гхэ пожал плечами:

– Я чуть тебя не убил. Это было бы неправильно. Как и Реке, мне трудно видеть себя со стороны, и требуются другие, чтобы направлять меня. Как ты себя чувствуешь?

– Ничего не понимаю. Я думал, что вы с Мхом сражаетесь насмерть.

– Так и было, – вмешался Мох. – Насмерть для меня – уж это точно. Ты спас меня, Ган, дал знание, которого мне не хватало. Жаль, что ты раньше не рассказал мне о власти Квен Шен над Гхэ. Узнай я о ней на день раньше, и многие мои воины остались бы живы. Нам обоим повезло, что ты наконец сказал о своих подозрениях.

– Я не доверяю ни тебе, ни ему, – пробормотал Ган, – но секрета из этого я не делал. Свои знания я предпочитаю хранить при себе. Если они тебе нужны, он знает, как их получить. – Старик вызывающе кивнул в сторону Гхэ.

Вампир покачал головой:

– Нет. Твои знания во мне перемешались бы со всем остальным, если бы я тебя поглотил. Я вспомнил теперь, почему ты мне был нужен в этом походе живым: даже оставаясь враждебным мне, так ты приносишь больше пользы. – Глаза Гхэ сузились. – Но предательства я больше не потерплю. Ты расплатился со старыми долгами; не делай новых.

– Я так и не понимаю, что случилось.

Мох слабо улыбнулся:

– Я показал ему… как ты это назвал? Поводок. Показал ему западню, в которую его поймала Квен Шен. Как только я узнал о ее существовании, найти ее было легко. – Менг коснулся своей раненой руки. – Она сильна, эта женщина. И опасна.

– Что с ней произошло? – спросил Ган. Гхэ огорченно нахмурился:

– Сбежала – вместе с Гавиалом. Сбежала, и я не знаю куда. Буду их искать.

Ган глубоко вздохнул.

– Дайте мне минуту на размышления, – сказал он. – Мне нужно кое-что сказать вам обоим. И задать несколько вопросов тоже.

Теперь его чувства были так остры, что Гхэ мог слышать кузнечика, стрекочущего в полулиге от него, видеть на таком же расстоянии орех на ветке, а характерный аромат души чуять на еще большем расстоянии. Однако никаких следов Квен Шен и Гавиала ему обнаружить не удавалось – словно те завернулись в непроницаемую мантию исчезновения, как это умели делать самые могущественные жрецы, как скрывался от Реки сам храм.

Удалившись от лагеря, Гхэ дал волю своей ярости. Удары его когтей разносили в щепки деревья, от маленьких обитателей леса и полей ураган его гнева оставлял лишь скелеты. Гхэ жаждал наказать себя, колотить кулаками по камню, пока руки не обагрятся кровью, – испытать боль и тем очиститься.

Но его кожа больше не обладала чувствительностью, плоть и кости стали несокрушимы. Наконец Гхэ сдался. Он не оправдал доверия Реки, но ошибки еще можно было исправить, особенно если он сумеет разгадать, что и почему делала Квен Шен. Он мог теперь вспомнить их страстные объятия, и часть плана Квен Шен стала ясна: она старалась заменить его всепоглощающее стремление найти Хизи темным желанием, обращенным на нее саму. Ей это удалось: Гхэ все еще дрожал, думая об этой женщине, ее теле, ее глазах. Но теперь ему была ясна предательская иллюзия появления на месте Квен Шен: Хизи, заставлявшая его слушаться ласкового шепота, следовать хитрым советам, слетавшим с ее губ…

Ах, как же он насладится местью, когда ее найдет! Никакая страсть, испытанная Гхэ в ее объятиях, не сравнится со сладкой возможностью разрывать по одной нити ее жизни, так же как терзать ее плоть!

Гхэ с трудом отвлекся от предвкушения и стал думать о тех вещах, которые Квен Шен заставила его забыть, однако не мог в них разобраться. В этом ему поможет Мох, да и Ган тоже, хотя и неохотно. Гхэ потер костяшки пальцев и снова ощутил раздражение от отсутствия чувствительности. Собственная рука показалась ему странной, неподатливой, и он с изумлением обнаружил, что под кожей прощупывается костяная поверхность. Озадаченный, Гхэ принялся обследовать остальное тело. Широкие пластины чего-то твердого обнаружились на груди, спине, бедрах; особенно массивны они были на бедрах; кожа приобрела цвет этого выпирающего изнутри панциря – блеклый водянисто-серый с легкими крапинками, словно спинка краба.

Гхэ не знал, радоваться ему или пугаться: вдали от вод Реки его тело начало растить раковину для собственной защиты. Квен Шен скрыла от него это тоже. Почему она так поступила?

Наверное, чтобы поддерживать в нем иллюзию, будто он остается человеком. Чтобы не дать ему прислушаться к призыву Владычицы Смерти и голосу собственного здравого смысла, который давно уже говорил: как ни хочется ему верить, что он остается Гхэ, это не так.

Гхэ не хотелось думать об этом. Какая разница: кем-то он все-таки был, а воспоминания мог черпать из множества разумов; главное же – у него было заветное желание, главная цель, хотя Квен Шен могла исказить и это. И он все равно добьется Хизи, если и не для себя, то для Реки и для нее самой, чтобы она стала, как предрекал Мох, повелительницей мира. А в этом мире, где будут править бог-Река и его дети, разве не найдется места для таких, как он, Гхэ?