Желтая маска, стр. 19
— Я… это…
Я подумал, что его сопротивление рухнуло, как карточный домик, Я поощрил его:
— Говори, малыш, говори!
Вдруг мальчишка гордо поднял голову, так сильно стиснул зубы, что слова еле-еле просочились между ними:
— Не скажу!
Не оставалось ничего другого, кроме как прибегнуть к последнему средству — пыткам. Но они должны были быть такими, чтобы заставить пленника говорить, но не повлекли бы за собой неприятностей для нас. Крум предложил оставить его без еды на два часа, Жора — сыграть ему что-нибудь классическое на скрипке, Валентин — то, что скажет шеф. Но я колебался. По взгляду первоклашки я понял, что он выдержит любые пытки. Зачем приканчивать его без пользы в расцвете молодости?
— Ну? — спросили мои люди.
Я им ответил:
— Я все еще обдумываю способ принуждения. Из книг я знаю, что неокрепшие преступники легко выдают себя, когда в дело вмешивается женщина…
Но только я хотел сказать, что в нашем случае о женщине не может быть и речи, как Пепи простонал:
— Нет! Я не выдам ее! Режьте меня на куски — не выдам ни за что!
Мы заперли его, чтобы не убежал, и удалились в кухню на короткое совещание. Через полчаса пришли к решению: сделаем вид, что поверили в невиновность пленника, выпустим его и проследим за ним. Такие малыши, как он, сразу бегут к своему работодателю без оглядки.
Удовлетворенные мудрым своим решением, мы проводили Пепи до тротуара. Там, к его радостному удивлению, мы разрешили ему идти самостоятельно и даже вернули его письмо. Оставили себе только конверт с сомнительной буквой «Ц».
Пени пустился вдоль улицы. Но не было нужды долго преследовать его — на первом же перекрестке высокая женщина схватила его за ухо:
— Где ты мотаешься целых два часа?
— Нигде, мамочка, — пискнул первоклашка. — Ходил на почту отправлять письмо Венци.
Следить за таким преступником было смешно. Его вывели из строя до следующего дня.
— Ну? — опять квартетом спросили Жора, Стефан, Крум и Валентин.
Я твердо ответил:
— Что «ну»? Почему вы сами не предлагаете ничего путного, а только от меня ждете?
Крум сказал:
— Давайте посоветуемся с Калинкой.
— С Калинкой?
Он пояснил:
— Кто читает толстые книги, всегда что-нибудь знает. В этом Саша и я уже убедились. Правда, Калинка не такая смелая, как мы, но, может быть…
Возражений не последовало. Только Валентин с опаской сказал, чтобы я не взвинтился:
— Если шеф согласен…
— Ладно, ладно! — сказал я великодушно. — Если коллектив решил потратить два часа на отдых, я ничего против не имею.
А внутри у меня все ликовало, потому что мы пошли на улицу Здравец, дом номер пять не по моему предложению.
Глава XV. «Распускание»
Опять скрипнули старые деревянные ворота. Опять нагнулись в приветствии кусты и цветы по сторонам каменной дорожки. Ничто не изменилось за истекшие дни. Только звонок у двери розового дома не прозвучал так бодро, а как-то вяло и несмело.
— Добро пожаловать! — обрадовалась Калинка.
Вместо красного платья в большой черный горох на этот раз на ней были обыкновенная белая блузка и темно-синяя юбка. Вероятно, примеряла к завтрашнему выходу в школу.
«Вот, — подумал я, — и в скромной ученической форме Калинка все равно выглядит красивой. А люди говорят, что одежда красит человека!»
Наверное, и другие думали то же самое, потому что промолчали, как и я. Только оказали:
— Добрый день, Калинка!
— Нам приятно видеть тебя снова.
— Как здоровье?
Калинка ответила, что все уже в порядке. Мечтает, чтобы сегодня скорее стемнело, а завтра скорее рассвело — не терпится в школу.
— Мама и папа целыми днями на работе, — сказала она, когда ввела нас в знакомую комнату с белой кушеткой, кухонным шкафом и айвой за окном. — Дядя так занят своей пьесой, что почти не обращает на меня внимания. От скуки я перерыла все книги в старом сундуке. Нашла альбом «Олимпийские игры в Токио — 1964», о котором сообщила Саше. Рада, что вместе с ним пришли вы все.
Жора, Стефан, Крум и Валентин как-то особенно взглянули на меня. Их рты молчали, но взгляды говорили: «Хорош же ты, командир, если скрываешь кое-что».
Надо было быстро оправдаться.
— Ни о чем ты мне не сообщала! — сказал я маленькой хозяйке учтиво, но твердо.
— А через Дочку и Пенку? — она подняла брови, и альбом задрожал в ее руках. — Мы целый час говорили только о тебе!
Я почувствовал, как мое холодное сердце обдало теплом. И щеки тоже.
— Дочка и Пенка забывчивы! — возмутился я. — Они помнят только стихи.
Валентин попробовал унять мой гнев:
— Не отчаивайся, шеф! Я напишу доклад в назидание и поучение.
Стефан, Крум и Жора тоже обещали вывести их на чистую воду, а потом воспитать, только быстрее и проще — отшлепать их.
Лишь Калинка была иного мнения. Она с улыбкой сказала, что наш приход тем радостнее и приятнее, что он без приглашения.
— Но не без причины! — вспомнил я серьезный повод к нашему посещению. — Мы пришли к тебе за советом по очень важному вопросу.
— По какому?
Я глубоко вздохнул и положил на стол конверт нашего первоклашки. Ко всеобщему удивлению, Калинка, не дожидаясь объяснений, прямо спросила:
— Пепи сам отдал вам это?
Я сразу сориентировался в обстановке:
— Разве ты знаешь гражданина, именуемого Петром Христовым Тинковым?
— Конечно! — без колебаний сказала она. — Этот восьмилетний гражданин мой двоюродный брат. У него ужасный почерк, поэтому он попросил меня напечатать адрес на папиной машинке. Она, правда, не новая, как видите, буквы нечеткие, а «Ц» даже бьет немного выше, но для такого несложного дела годится. Она вот в этом шкафу.
Стефан не совсем деликатно спросил:
— Ты печатала последнее время на ней еще что-нибудь?
Она ответила опять прямо и быстро, так что не возбудила никаких подозрений:
— Больше ничего. Мало удовольствия работать на такой развалине. Я и на этот раз предложила Пепи написать адрес на конверте своей руки, но он отказался.
Жора глубокомысленно сказал:
— Значит, товарищи, машинки разваливаются не только у наших врагов!
— Присядем, — предложил я. — Такое фантастическое совладение с буквой «Ц» исключается!
Мы расположились на стульях и кушетке.
— Начинай, шеф! — сказал Валентин. И я начал.
Сперва Калинка недоверчиво и шутливо улыбалась. Но потом вдруг стала серьезной. Ее маленькие пальчики забарабанили по льняной скатерти стола. И я из чувства деликатности остановил свой рассказ на том месте, когда Джерри Блейк ушел из кухни квартиры № 13 и подослал мне поддельного профессора Павла Стремского.
— Почему замолчал? — спросила Калинка. — Разве я не заслуживаю права знать все?
Все выразили единодушное мнение: заслуживает.
Я продолжил. Перевел дух только после эпизода с ее двоюродным братом Пепи:
— Его забрала мать, а мы пришли сюда за советом. Раз уж вражеская банда насчитывает четыре человека, то будет лучше, если наша детективная группа станет внушительнее!
Все время Калинка слушала меня с большим вниманием. Несколько раз она вздрагивала, порываясь меня перебить, но брала себя в руки. Когда цепь таинственных историй закончилась, она встала из-за стола и отворила дверь в дядину комнату:
— Смотрите!
Мы все столпились у порога. Вид был поистине грандиозный: на спинках трех стульев висели одежды трех опасных противников. Там же лежали желтая маска Джерри Блейка, искусственная борода профессора Стремского и подушечка, очевидно, служившая животом старшины Коцева.
— О-о! — только и смогли сказать мы.
— Весь этот реквизит из следующей пьесы, в которой получил роль дядя Трифон, — сказала Калинка. — Называется она «Человек с разными лицами». Я с четверга удивляюсь тому, что он держит эти костюмы здесь, но только сейчас поняла истинную причину: он «репетировал» с невольным участием Саши.