Шпион, стр. 16

Джеймс бросил на Коллиза гневный взгляд.

– Это невозможно, Филипп работает на меня.

Он повернулся к Филиппе.

Еще один шаг. Ее манил безопасный полумрак коридора, Никаких проницательных лордов, никаких подшучивающих друзей, никаких тревожащих физических ощущений.

– У тебя есть какая-нибудь приличная одежда, Филипп? Я пообещал сопровождать девиц Трапп и их мать на бал, он состоится через несколько дней, на Коллиза надежды мало, а им нужен еще один кавалер.

Коллиз кивнул.

– Отказываюсь на том основании, что эти дамы могут иметь на меня матримониальные виды.

– Соглашайся, Филипп, надо же вывезти близняшек в свет. Насчет гардероба не беспокойся, мы его полностью обновим.

Филиппа переводила взгляд с одного на другого. С чего вдруг эти джентльмены проявляют такое участие?

– Бал? Близняшки?

Она должна играть роль мужчины, напомнила себе Филиппа. Молодого мужчины без гроша в кармане, отчаянно нуждающегося в связях и знакомствах с влиятельными людьми, который должен с радостью ухватиться за такой шанс.

Она почувствовала дверь спиной.

– Да… очень хорошо. Нужна только подходящая одежда.

Джеймс с облегчением улыбнулся:

– Превосходно. Завтра я пришлю камердинера моего зятя, и мы должным образом экипируем тебя для предстоящего сражения.

Филиппа вновь кивнула, нашла в себе силы улыбнуться и, поклонившись, скрылась за спасительной дверью. Оказавшись в коридоре, она почти бегом бросилась в свою комнату.

Для сражения?

Поздним вечером, сидя в своем экипаже, Джеймс ослабил галстук и с силой провел по волосам, испортив тщательную работу Денни. Сейчас это не имело значения. Он ехал домой. Далтон и Коллиз вышли раньше, у Этеридж-Хауса.

Темные улицы неспешно проплывали за окном экипажа, однако ночь только началась, и если бы некоему джентльмену захотелось бы развеяться, он мог найти любое количество вполне законных развлечений, наслаждаться которыми этот джентльмен мог бы хоть до рассвета. Джеймс вспомнил, какой была его реакция на короткое видение в парке, и понял, что очень нуждается в некотором утешении.

Как давно он не держал женщину в своих объятиях. Как хотелось прикоснуться к нежной женской коже, почувствовать на своей груди шелк волос»

Господи, какие волосы были у той загадочной женщины. Длинные, медно-рыжие. А как приятно от нее пахло! Не духами, а чистотой. Это был дурманящий голову женский запах.

У Джеймса так давно не было женщины, что его возбудила бы и мраморная садовая нимфа. Надо сдерживать свои инстинкты. Инцидент в комнате Лавинии лишнее тому подтверждение.

Единственное, что могло привести в порядок его нервы, – это искупление своей вины. Работа, больше работы, до тех пор, пока ночные кошмары не перестанут мучить его, пока справедливое возмездие не покарает убийц его товарищей, вина за их гибель лежит на нем.

Джеймс усмехнулся столь пафосным мыслям. Он страшно устал и в настоящий момент был просто не в состоянии мыслить здраво. Лицемерие правительства стало особенно очевидным. На дворцовом приеме в торжественной обстановке ему вручили еще одну награду за «подвиг», которого он практически не совершил.

Джеймс поднял медаль за ленточку и стал рассматривать золотой кружок при свете уличных фонарей, пробивавшемся сквозь занавески экипажа.

На аверсе был изображен профиль Георга, таким, каким его величество был несколько лет назад. Сегодня на дворцовом приеме Джеймс заметил, что складок на подбородке у его величества прибавилось.

Джеймс перевернул медаль и внимательно рассмотрел реверс. Изящная окантовка из дубовых листьев окружала его собственное имя и крупные глубоко выгравированные буквы: «Virtutis Honor». [2]

Джеймс опустил медаль. За отвагу. Да, он получил пулю в плечо, которая предназначалась премьер-министру; Это был не столько акт храбрости, сколько долг – он должен был искупить то, что натворил из-за своей связи с Лавинией.

Джеймс пошевелил плечом, чувствуя, как напрягаются поврежденные мышцы и сухожилия. Небольшая плата за собственную глупость. За то, что он, Джеймс Каннингтон, позволил своему либидо увлечь себя в сети, расставленные французской шпионкой, и в любовной горячке выдал ей имена своих товарищей.

Лавиния усиленно потчевала его снадобьями, по ее словам, усиливающими сексуальное влечение, он охотно принимал их, а потом, остывая от любовного жара, рассказывал о таких вещах, о которых не должен был говорить даже под страхом смерти.

Он не помнил, как продолжал раскрывать ей секреты, даже после того, как леди Уинчелл, перестав притворяться, что любит Джеймса, организовала его похищение. Тогда он, избитый, связанный по рукам и ногам, валялся в трюме убогого суденышка, стоявшего на якоре вблизи побережья Англии. Он полагал, что даже напичканный снадобьями, в полубессознательном состоянии, может сохранить тайну. Но последовавшие за тем смерти показали, что он ошибался.

Однако он помнил, как ему удалось бежать. Помнил, как из последних сил плыл к берегу, как потом долго брел по безлюдной дороге, пока какой-то случайный возница не привез его в дом сестры.

Он хорошо помнил, как позже Саймон Рейнз рассказал ему о гибели «лжецов». И невозможно было забыть о том, что до сих пор его лучший друг и соратник, Рен Портер, лежит в коме, а старший шифровальщик Уэдерби навсегда отошел от дел и теперь не может обойтись без сиделки.

На них напали, как только их имена стали известны Лавинии и ее приспешникам.

Их предал Джеймс. Герой.

Virtutis Honor.

Грудь сдавила жгучая боль.

Глава 9

В другом районе огромного города, в затененной комнате, на широких кроватях неподвижно лежали двое мужчин.

Входя в комнату, сиделка, миссис Нили, прикрывала свечу рукой, хотя вряд ли кого-либо из ее подопечных мог потревожить тусклый огонек. Однако женщина старалась изо всех сил, чтобы не потерять свое нынешнее место. Лучшего у нее никогда не было.

Ни в больницах, ни в частных лечебницах, где миссис Нили в свое время работала, она не пользовалась таким уважением, как здесь. Мистер Каннингтон и его друзья щедро оплачивали ее усердие. Хотя обычно труд сиделки приравнивался к труду малоквалифицированной прислуги.

Отец миссис Нили был доктором и, хотя состояния так и не нажил, научил дочь исцелять страждущих. Стоило ей взглянуть на раненых джентльменов, как сердце ее болезненно сжалось.

Раненые были совершенно беспомощными. Миссис Нили кормила их, с помощью лакея купала, причесывала и брила, читала им вслух и вела с ними долгие беседы.

Таковы были данные ей распоряжения, которых она неукоснительно придерживалась. Миссис Нили даже прочитала несколько книг, посвященных глубокой потере сознания. В одном из старых справочников прочла, что ежедневный массаж помогает избежать атрофии мышц, и с одобрения мистера Каннингтона с усердием принялась за дело.

Очень скоро ее усилия были вознаграждены: на щеках молодого человека, которого ей было велено называть Рен, хотя в действительности его звали Лоуренс, появился слабый румянец.

Она приблизилась к постели Рена и осветила его лицо. Да, теперь он, несомненно, выглядел лучше. За последние шесть недель почти исчезли кровоподтеки, спали опухоли на лице, а со временем и шрамы станут не так заметны. Такой молодой, такой красивый, с вьющимися волосами. Боже! Как жестоко его избили.

Сделав несколько шагов, она подошла к другой кровати. Бедный мистер Уэдерби. Он очень напоминал ей ее возлюбленного Фредерика, да упокоит Господь его душу.

Ангуса Уэдерби обнаружили на булыжной мостовой под окном его собственной спальни, которая располагалась на четвертом этаже. На его теле не было никаких повреждений, за исключением тех, которые он получил, упав на мостовую.

Ей велели называть его Ангус, однако Нили не могла обращаться по имени к джентльмену столь почтенного возраста, Поэтому называла его «мистер Уэдерби» и «сэр». Иногда, выбрав свободную минутку, она садилась рядом с его постелью и, будто беседуя с ним, предавалась воспоминаниям, обсуждая с раненым все, что случилось в их стране за последние пятьдесят лет.