Три метра над небом. Я хочу тебя, стр. 94

80

Несколько дней спустя. Когда испытываешь такую боль, уже нельзя понять, где ее истинный источник. Она приходит без предупреждения. Накатывается, как большая волна, накатывается на тебя сзади, опрокидывает, у тебя перехватывает дыхание, и она выбрасывает тебя на мокрый песок — на те следы твоей жизни, что казались недавно такими четкими. Но это не так. Они уже размыты. Дни напролет я провожу перед ее парадной. Вижу, как она выходит из дома, каждый день — разная. Красивая. Просто красавица. Небрежная, смущенная, элегантная, с волосами, собранными в хвост, с волосами распущенными, развевающимися на ветру, свободными, непокорными. С двумя хвостиками, в платье в цветочек, в чуть спущенном комбинезончике, в идеально сидящем костюме, в голубой блузке с опущенным воротничком и темно-синей юбке. В светлых укороченных джинсах, в рваных джинсах с яркими швами, во всех своих нарядах, полученных через «Yoox». Со всевозможными аксессуарами. Разных цветов. Каждый день — полет фантазии. И из парадной она выходит всякий раз по-разному. Но все же есть нечто, что в ней не меняется. В ее глазах, на ее лице — следы недавно перенесенного горя. Как будто чудесный сон прерывался внезапно хлопнувшей ставней.

Невнимательная жизнь задела локтем ее счастье. И виновник — я. Я не могу найти себе оправданий. Я могу лишь надеяться, что она когда-нибудь меня простит. Вот. Я вижу, как она выходит. Вижу, как проходит мимо. Садится в машину. И впервые за все эти дни, что я прячусь в тени, я делаю шаг вперед и встречаюсь с ней взглядом. Я овладеваю ее глазами. На минуту они — мои. И смущенно улыбаюсь. И начинаю говорить: объясняю, рассказываю, стараясь не отпускать ее глаз. Говорю одним взглядом. Ее глаза молча слушают меня. Мне кажется, они понимают, всерьез вслушиваются в то, что говорят мои. И это молчание, состоящее из тысячи слов, такое напряженное, прерывается. Джин опускает глаза. Словно ищет чего-то. Помощи. Улыбки. Каких-ни-будь слов, которые выразят все и будут кстати. Но ничего не находит. Ничего. И тогда она снова смотрит на меня. Чуть качает головой. На ее щеке появляется легкий намек на улыбку — тень надежды. Как будто она говорит: «Нет, не сейчас. Еще слишком рано». Во всяком случае, мне хотелось бы думать, что это именно так. И уходит прочь, устремляясь к тому, о чем мне не дано знать, — к новой жизни, ожидающей ее, к новой мечте, однозначно лучшей, чем та, которую я у нее украл. И она права. Она достойна ее. А я остаюсь один, в полном молчании. Закуриваю. Делаю три затяжки и выбрасываю сигарету. Ничего не хочу. Но тут же понимаю, что это неправда. И вынимаю еще одну.

* * *

Далеко-далеко в том же городе. На дорогах — сильное движение, гудки, измотанные полицейские, вдоль рядов припаркованных машин ходят неопытные контролеры, выискивающие к чему бы придраться. Рина, домработница Джервази, выходит из многоквартирного дома в Стеллари. Она одаривает консьержа своей обычной улыбкой, над ее губой — чрезмерная растительность. Решительной походкой она направляется к мусорному баку — за ней тянется шлейф дешевых духов, плохо маскирующих запах усталости, скопившейся за рабочий день. Она открывает бак, сильно надавив ногой на железную перекладину. Отправляет в него четким броском навесом, не хуже любого волейболиста, мешок с мусором. Бак закрывается, крышка — как нож гильотины, опущенный рассеянным палачом. Но он закрылся не до конца — из-под крышки торчит вывернутый в рулон постер. Это увеличенная фотография парня и девочки, сидящих верхом на «вздыбленном» мотоцикле. Они слились в радостном крике того счастливого момента… той любви, растворившейся во времени. Все прошло. И теперь, как это часто случается, свидетельство былого счастья оказалось в мусоре.

Паллина выскакивает из своего подъезда. Веселая, решительная и элегантная, как никогда. Она садится в машину и, смеясь, целует сидящего за рулем парня. Ей хочется снова взять в руки поводья своей жизни.

— Ну, куда поедем?

— Куда хочешь.

Паллина смотрит на парня с улыбкой. Она решила снова броситься в омут. А этот парень кажется подходящим для этого дела человеком.

— Решай ты, можно провести вечер без всякой цели.

Деме не надо повторять дважды. Этого момента он ждал уже несколько лет. Он мягко переключает передачу и теряется в потоке машин. Делает чуть громче музыку и улыбается.

* * *

Стюардесса Ева только что приехала в Рим. Она ставит чемодан в гостиничном номере и пробует позвонить Стэпу. Ничего не получается. Его телефон выключен. Жаль, ей так хотелось снова его увидеть. Что делать. Она ненадолго задумывается, улыбается и набирает другой номер. У того, кто много путешествует, всегда есть какой-нибудь запасной номер.

* * *

Даниела сидит в своей комнате. Она только что узнала, что у нее будет мальчик. В нерешительности она перелистывает книгу с именами. Алессандро, Витторио, Джованни… Она изучает значение и происхождение каждого имени. Это должно быть необычное имя — какого-нибудь полководца, или просто странное, которое не легко забыть. Она улыбается себе самой. По крайней мере, это Даниела может решить сама. Но тут же задумывается. А вдруг имя, которое она выберет, будет то же, что и у его папаши? Застыв в нерешительности, она отбрасывает мысль о «Фабио», который показался ей неплохим вариантом. Тут нельзя ошибиться… Если бы Даниела знала, насколько эти сомнения неважны. Определенно, этот ребенок никогда не узнает имени своего отца.

* * *

Баби дома. Она проверяет имена приглашенных. Ох, мама, ты добавила еще и Пентези, которых я на дух не выношу, и тех кузенов, что мы никогда в жизни не видели. В этом вся мама — таковы ее правила. И тут Баби приходит мысль. Сначала она кажется ей дурацкой, но постепенно эта идея начинает ей нравится. Да, это великолепная идея. Пригласить Стэпа на свою свадьбу. Это было бы прикольно. Баби даже не отдает себе отчет, насколько она похожа на мать. Нет. Она много хуже.

* * *

Две женщины оглядываются по сторонам. Они хотят убедиться, что рядом никого нет. Теперь они, наконец, спокойно могут посплетничать от души.

— Уверяю тебя. Я видела его с молодой, очень загорелой девушкой…

— Быть не может… Ты собственными глазами видела?

— Нет, но это видел человек, которому я абсолютно верю.

— Думаю, я догадываюсь, кто тебе это сказал. Мне он тоже это рассказывал, но просил, чтобы я никому не говорила. Так или иначе, она вовсе не загорелая, она цветная! Бразильянка!

— Серьезно? Странно, от него я такого не ожидала.

— Почему это? Раффаэлла просто невыносима!

Женщины смеются. Но потом раскаиваются в своем смехе. Может быть, спрашивают себя: а мы, какие мы по отношению к нашим мужьям? В конце концов, они чувствуют себя виноватыми, потому что так и не смогли ответить на этот вопрос. Может быть, не так уж они от нее отличаются. Раффаэлла сидит в глубине зала. Женщины смотрят на нее. Она встречается с ними взглядом и улыбается издали. Они тоже улыбаются, две неловкие сплетницы. И снова оглядываются по сторонам. Никто не услышал? Не понял, что мы говорили о ней? И остаются наедине со своими сомнениями. А Раффаэлла и вовсе о них не думает. Все свое внимание она сосредоточила на даме, сидящей напротив.

— Ну вот… Закрываю и второй ряд. Смотри… у меня буракко!

И Раффаэлла начинает быстро считать очки, не тратя времени на бессмысленную болтовню.

* * *

— Но там не было арбитра!

Клаудио вскакивает, и его солнцезащитный козырек чуть не падает ему на глаза, настолько он полон эмоций. Он поправляет козырек и снова садится рядом с Франческой.

— Ты же видела, Фра… его же не было, так ведь?

Она кивает. Хотя ничего не понимает в футболе.

— Что поделаешь, так всегда! Они хотят, чтобы выиграл «Аньен», этим здесь обычно и кончается! Это потому что у них больше болельщиков.