Три метра над небом. Я хочу тебя, стр. 65

У меня нет слов. Не знаю, что сказать. Может быть, потому что сказать-то нечего. Джин одевается. Моя… она смотрит на меня с улыбкой и дергает плечом.

— Видишь, как странно? Из всех желающих это досталось именно тебе. Только не надо чувствовать себя виноватым, хорошо? И гордиться тоже не надо.

Она натягивает на себя майку и курточку, не надев бюстгальтер. Я все еще не могу и слова вымолвить. Она засовывает бюстгальтер в карман куртки.

— И потом, трудно сказать… может быть, это благодаря вечеру… но все же ты с завтрашнего дня не особо заморачивайся. Мне надо было нагнать потерянное время. Согласно статистике, я отстала на четыре года. Большинство девушек делает это уже в пятнадцать лет.

Она, уже полностью одетая, стоит на ступеньках под фонарем, а я все еще застегиваю куртку. Она смеется. Уверенная в себе, спокойная, естественная.

— Надо сказать, что сегодня произошел возврат к старым ценностям. Во всяком случае, про меня точно можно так сказать.

Я догоняю ее и мы идем рядом. На этот раз — действительно в полной тишине, потому что я по-прежнему не могу вымолвить ни слова. Она, выбрав момент, проводит рукой мне по спине. Я обнимаю ее, прижимаю к себе. Так мы и идем. И я вдыхаю ее аромат. Она, Джин, еще источает запах своей первой любви. Моя. Моя. Моя.

— Знаешь, Стэп, я вот о чем подумала…

Ну, вот, так я и знал. Было слишком хорошо! А эти женщины с их размышлениями… Они способны погубить самые лучшие моменты жизни, единственные, достойные того, чтобы провести их в молчании. Я делаю вид, что мне интересно.

— О чем?

Джин кладет мне голову на плечо.

— Мне пришла в голову одна странная мысль, то есть, на самом деле, вопрос… Как ты думаешь… Интересно, а вот со времен Древнего Рима и до сегодняшнего дня на этом месте кто-нибудь делал подобное?

— Никто.

— Как ты можешь это знать?

— Что тут можно знать? Некоторые вещи надо просто чувствовать, чувствовать и все.

Джин останавливается. И смотрит на меня. Глаза у нее такие ясные. Она улыбается…

— Я уверен… никто. Поверь мне.

И тогда она снова кладет мне голову на плечо. Я ее, похоже, убедил. Может быть, тем, как я это сказал. Черт, хотел бы я в самом деле знать, был ли кто-нибудь еще в этом месте. Но это невозможно узнать. Джин продолжает:

— Тогда мы вписали свою строчку в историю… в нашу историю.

Она улыбается и целует меня в губы. Мягкая. Теплая. Полная любви. Наша история… Двадцать евро. Но на этот раз она меня сделала на все сто.

49

— Остановись здесь.

Меня не надо просить дважды. Останавливаюсь. С ходу, как она. Слава Богу, что сзади никого не было. Мой брат… Но кто его будет слушать. Если что, все можно свалить на вора. Джин быстро выходит из машины.

— Иди сюда.

— Куда?

— Да иди же за мной, сколько ты вопросов задаешь.

Мы стоим напротив моста Милвио, на маленькой площади на Лунготевере, откуда начинается виа Фламиниа, ведущая к площади Пополо. Джин бежит по мосту и останавливается посередине, перед третьим фонарем.

— Вот, здесь.

— Что?

— Третий фонарь. Есть одна легенда про этот мост, Милвио, или Молло, как его называл Белли [49].

— Ты что, будешь из себя умную строить?

— Я и есть умная! И кое-какие вещи мне известны. Например, эта. Ты будешь слушать?

— Сначала поцелуй.

— Да слушай же… это прекрасная история.

Джин отворачивается и фыркает. Я обнимаю ее со спины. Мы прижимаемся к ограде. И смотрим вдаль — туда, где виднеется следующий мост. К которому ведет корсо Франча. Взгляд мой рассеивается. Надо же, ни одного воспоминания. Может быть, призраки прошлого имеют уважение к определенным моментам? Похоже, так оно и есть. Джин дает себя поцеловать. Под нами — Тибр, темный и мрачный, течет безмолвно, только изредка слышен шум воды со стороны плотина. Мягкий свет фонаря падает на нас. Иногда волна слегка ударяет в опору моста. И тогда она бурлит, бормоча и закипая. Потом, обойдя преграду, снова успокаивается, и продолжает свой медленный путь к морю.

— Ну, будешь рассказывать?

— Это третий фонарь напротив другого моста… Видишь что на нем?

— Да… думаю, это кто-то неправильно прицепил мопед…

— Вот дурачок! Это называется «цепь влюбленных». К этой цепи прикрепляют замок, а ключ выбрасывают в Тибр.

— А потом?

— И больше не расстаются.

— Откуда берутся такие истории?

— Не знаю. Эта давняя традиция. Даже Трилусса [50]о ней рассказывает.

— Ты пользуешься тем, что я о ней не знаю.

— Нет, ты просто боишься повесить замок.

— Я ничего не боюсь.

— Это книга Амманити [51].

— Или фильм «Salvatores», это зависит от точки зрения.

— В любом случае, ты боишься.

— Я же говорю, что нет.

— Да, под тем предлогом, что у нас сейчас нет замка.

— Стой здесь и не уходи.

Через минуту я возвращаюсь. С замком в руках.

— Где ты его нашел?

— У брата. Он возит с собой замок и цепь, чтобы руль блокировать.

— Ну вот. Ты еще и замок у него стащил.

— Надо же, какая ты правильная. А ты, между прочим, еще двадцать евро мне должна.

— Ну и жмот.

— Ну и воровка!

— О чем это ты? А, ты хочешь, чтобы я тебе заплатила за замок? Давай подсчитаем общую сумму.

— Тогда ты мне слишком много должна.

— Ладно, хватит, остановимся на этом. Так как насчет замка? Будешь вешать или нет?

— Конечно, буду.

Я вешаю замок на цепь, закрываю его и вытаскиваю ключ. Держу его двумя пальцами и смотрю Джин прямо в глаза. Она смотрит на меня с недоверчивой улыбкой.

— Ну и?

Я держу ключ между указательным и большим пальцами. Он неуверенно болтается, вися над пустотой. И я отпускаю его. Он летит вниз, кружится и теряется в водах Тибра.

— Ты действительно это сделал…

Джин смотрит на меня как-то странно, задумчиво и взволнованно.

— Я же сказал тебе: я не боюсь.

Она прыгает на меня, обхватывая меня ногами, обнимает, целует и кричит от радости, она вне себя, она… она красива.

— Эй, не слишком ли много счастья? И что, эта легенда и в самом деле работает?

— Дурак!

И она с криком бежит по мосту. Навстречу ей небольшой группкой идут люди. Она срывает шляпу с самого серьезного синьора и заставляет его кружиться вместе с нею. И бежит дальше. А все остальные смеются. И шутливо толкают этого господина, а тот злится на Джин и что-то бормочет ей вслед. Я прохожу мимо них и развожу руками. Все разделяют счастье Джин. Даже тот серьезный господин, в конце концов, мне улыбается. Да, это правда: она так красива, что и других заставляет почувствовать себя чуть счастливее.

50

Утро.

— Вот это да! — Паоло как фурия влетает в комнату. — Черт, я и не сомневался, я так и знал, что ты все тот же легендарный Стэп. Но как же, блин, ты это сделал?

Я еще ничего не понимаю, знаю только, что «бляха» здесь бы лучше подошло — «блин» я на дух не выношу. Переворачиваюсь в постели и высовываюсь из подушек.

— О чем ты?

— Машина! Ты нашел ее так быстро. Тебе вечера хватило. Ну, ты даешь.

— А, да… я сделал пару звонков. И мне пришлось дать там, сам знаешь что.

— Что я знаю? Я ничего не знаю… — Паоло садится на кровать. — Что тебе пришлось дать?

— Эй, не строй из себя идиота… деньги.

— Ах, да. Конечно, и говорить не о чем, знаешь, я от радости сам не свой — ничего не понимаю. Слушай, а что за тип у меня ее увел? Ловкач, или засранец, или бандит, или, может, он из этих… С такими лицами…

Я прерываю этот ошибочный ход мыслей.

— Я его не видел. Мне ее подогнал один мой знакомый, он никакого отношения к нему не имеет.

— Так даже лучше. Чем хуже, тем лучше.

— Что это значит?