Три метра над небом. Я хочу тебя, стр. 56
И она удаляется, оставив меня наедине с Джин. Волосы Джин собраны в хвост, на ней короткая кожаная куртка на молнии со множеством ремешков, забавный голубой ремень и темные брюки с низкой талией, пятью карманами и контрастным швом. Большая холщовая сумка «Fake London Genius». Стильная одежда. И все это ничего ей не стоило. Невероятно, как ты все замечаешь, если тебе кто-то нравится. У нее забавное лицо. Нет, что я говорю? Красивое.
— А мотоцикл? Ты не на мотоцикле приехал?
— Нет.
— А я-то вырядилась…
Она делает передо мной пируэт.
— Правда я немного похожа на «Selvaggio» с Марлоном Брандо?
Я улыбаюсь.
— Более-менее.
— А на чем же ты приехал?
— Я подумал, что на такой машине тебе будет удобнее.
— «Ауди 4»! У кого ты ее свистнул?
— Ты меня недооцениваешь. Это моя машина.
— Да? Тогда я — Джулия Робертс.
— Смотря из какого фильма. Стоп, я понял. Из «Красотки».
— Тсс…
Подойдя к воротам, Джин слегка ударяет меня кулаком по плечу.
— Ай!
— Что-то мы плохо начинаем. Эта шутка мне совсем не нравится.
— Нет, когда я сказал «Красотка», я имел в виду, что у нее была мечта.
— И что?
— А то, что твоя мечта сбылась…
— Какая? «Ауди 4»?
— Нет, я.
Мы садимся в машину и тут же трогаемся.
— Это больше, чем мечта. Мне кажется, это кошмарное сновидение. Ну ладно, скажи мне, у кого ты ее спер?
— У брата.
— То-то, так ты мне нравишься больше: все равно врешь, но более правдоподобно.
Я прибавляю газу, и мы теряемся в ночи. Я думаю о запасных ключах, которые купил у одного типа недалеко от бара «Сорчи Верди» на корсо Франча. У него есть ключи от всех машин, какие только существуют на свете. Еще я думаю о Полло, о том, как он впервые меня туда привез, думаю о брате, огорченном из-за этой самой машины, думаю о вечере, о своей идее и еще… В голове проносится какая-то мысль, короткая и пронзительная. Проезжаю мимо Ассунционе. Мне надо отвлечься. Поворачиваюсь к Джин. Она включила радио, напевает какую-то песню и закуривает сигарету. Потом смотрит на меня.
— И куда мы едем?
— Это сюрприз.
— Так и думала, что ты это скажешь.
Она улыбается мне и, наклонив голову набок, распускает волосы. И в этот момент я понимаю, что сюрприз — это она.
41
— Что за сюрприз? Приятный?
— Тебя ждет несколько сюрпризов сразу.
Паркуюсь и выхожу из машины. Какой-то марокканец, или что-то вроде того, бежит мне навстречу с открытой рукой. Я хватаю ее на лету и крепко сжимаю.
— Привет, шеф… — он смеется, обнажая зубы, как бы говоря: «Вот почему так дороги дантисты!»
— Два евро.
— Не вопрос. Но заплачу, когда вернусь.
Жму ему руку еще сильнее.
— Так больше гарантии, что с ней ничего не случится, так ведь? Плата после предоставления услуги.
— Но я после двенадцати должен…
— Мы вернемся раньше.
И мы уходим.
— Ну, так я буду ждать?
Я не отвечаю и смотрю на Джин.
— А брат твой очень дорожит этой машиной, да?
— Он просто маньяк. Сейчас он думает, что ее у него угнали.
— А если нас схватит полиция, и мы окажемся в тюрьме?
— Он мне дал ночь на розыски.
— А потом?
— Потом сообщит в полицию. Да не волнуйся ты, я же ее уже нашел, правда?
Джин смеется и качает головой.
— Жаль твоего брата. Представляю, какая ему ночка предстоит.
— Он и понятия не имеет, из скольких ситуаций я его выручал.
На миг я вспоминаю маму. Мне хочется рассказать ей… Но этот вечер принадлежит только нам двоим. И никому больше.
— О чем думаешь?
— Что я голоден… Пойдем!
И, взяв за руку, я тяну ее прочь. У «Анджел» — аперитив: «Мартини» со льдом для обоих. Лед с лимоном, смешанные в шейкере, а-ля Джеймс Бонд: на пустой желудок — это мечта. Джин рассказывает мне веселые истории из своей жизни, про подруг и Эле, о том, как они познакомились, про все ссоры и сцены ревности. Потом я беру ее под руку и, мимоходом здороваясь с типом с серьгой в ухе, который, судя по всему, меня знает, увлекаю ее в туалет.
— Эй, что ты надумал? Мне кажется, момент неподходящий, а?
— Да нет, смотри… — протягиваю ей двадцать чентезимов, или может пятьдесят, в общем, один евро или два, я даже не вижу точно. Кладу их ей в руку. И думаю о том марокканце со стоянки — как я вернусь и скажу ему, что денег у меня не осталось. — Смотри, это колодец желаний, видишь, сколько денег на дне?
Джин смотрит вниз: там, в этом туалете, устроено что-то наподобие колодца, освещенного желто-голубым светом, падающим на белые и коричневые стены.
— Давай… ты загадал?
Улыбнувшись, она поворачивается спиной и, загадав желание, бросает монетку. Я бросаю монетку вслед за ней. Сделав несколько зигзагов, монета исчезает в воде и занимает свое место среди тысячи чьих-то мечтаний и надежд. Как знать, может, какие-то из них уже осуществились.
Я оставляю пятнадцать евро на столе, и вот мы уже на улице. Вижу Анджело, он здоровается.
— Чао, Стэп, сколько лет, сколько зим…
— Да-да. Я зайду как-нибудь.
Насколько я помню, его зовут Пьер Анджело, он продавал иностранцам какие-то странные картины на пьяцца Навона, невероятную мазню по еще более невероятной цене — немцам, японцам, американцам, сопровождая свои шедевры объяснениями на не совсем правильном английском. С помощью такого надувательства смог купить себе это заведение — «Анджел».
— Ну что, вечер закончился?
— Не волнуйся… я понял, ты не хочешь меня утомлять.
Я хватаю Джин и забрасываю себе на плечи.
— Не надо, что ты делаешь?
Она смеется и пытается бить меня, но делает это без злости.
— Я тебя понесу… так ты хоть вопросы перестанешь задавать.
— Хватит, опусти меня на землю!
Мы проходим мимо компании парней и девушек, они смотрят на нас: первые — озадаченно, вторые — с завистью. Я прочитал это на их лицах. А мы идем дальше.
Вот узкая улочка, здесь я останавливаюсь.
— Теперь можешь слезать. Здесь у нас будет аперитив с сыром и вином.
Джин одергивает курточку и майку, которая задралась кверху и обнажила животик, мягкий, но аккуратный, без всяких там пирсингов в пупке, — естественный и кругленький.
— Что ты там разглядываешь? Живот — это не самая лучшая часть моего тела.
Смущение ей к лицу.
— Ты хочешь сказать, у тебя есть что-то более прекрасное?
Джин фыркает.
— Я заинтригован, намагничен, возбужден и…
— Ясно, ясно, я поняла.
Мы садимся за первый столик, и я делаю заказ черному официанту французского происхождения, повязанному белым передником.
— Нам кислого выдержанного козьего сыра и два бокала «Траминера».
Официант кивает, а мне остается надеяться, что он понял правильно.
— Где это ты вычитал про «Траминер» и козий сыр? Тебе это брат подсказал?
— Вот язва. Нет, должен тебя огорчить: я прошел курс с французским сомелье. Если быть точным, это была женщина. В Эперне, в Шампани. На ней были серые дымчатые чулки. Тончайшие, на резинках. Хочешь другие подробности?
Джин нетерпеливо фыркает.
— Нет, спасибо, дальше понятно: ты был заинтригован, намагничен, возбужден…
Официант ставит перед ней блюдо:
— Вуаля.
Он принес нам козий сыр и холодный «Траминер». Удивительно: этим он не ограничился.
— Я принес вам еще цветочный мед…
— Спасибо.
Здорово, когда человек любит свою работу. И нет ничего приятнее, чем смотреть на девушку, которая с удовольствием ест. Как Джин. Улыбаясь, она намазывает мед на еще теплый хлеб, сверху кладет кусочек сыра и откусывает, медленно, но решительно. А другую ладонь держит снизу, чтобы не упали на стол неосторожные крошки. Потом она касается ладони кончиками пальцев и ссыпает крошки в тарелку, берет бокал с «Траминер» и пьет маленькими глотками. Она само совершенство, клянусь. Мелкие стычки… даже не знаю, какой в них был смысл… Но на самом деле… я знаю. «Траминер» холодный и пьется легко, оставляя особое послевкусие. Холодный. Один бокал за другим. Да. Я знаю. Она совершенна. И потому что я думаю, потому что обманываю себя этими «я знаю, я не знаю», я понимаю, что слегка пьян. Я жду, пока она допьет, кладу деньги на стол и хватаю ее в охапку.