Три метра над небом. Я хочу тебя, стр. 53

— О чем ты думаешь?

Я вру:

— О той твоей подруге, которая танцевала на столе. Вам надо было ее заснять. Потом бы вы посмеялись.

— Да, мы как сумасшедшие хохотали тогда, а потом — это не так! Потом, потом… сейчас!

И она, многозначительно глядя на меня, делает очередной глоток «АСЕ». Ой-ой-ой, что же она хочет сказать? Что дело пошло не так? В общем, оно пошло. Джин хочет «сейчас». Но не сию минуту, нет, еще рано. Может, завтра? Да, завтра, не сейчас, позже…

— О чем ты думаешь? Все еще о моей подруге, что танцевала на столе? Не верю. Я вижу, ты вспомнил какую-то другую подругу, с которой познакомился на Октоберфесте и теперь вспоминаешь ваши похождения.

— Плохо видишь.

— Очень хорошо. У меня идеальное зрение.

— Нет, ты плохо знаешь нашу компанию. Ты принимаешь нас неизвестно за кого. Мы люди серьезные, спокойные, не буйные. Конечно, мы любим повеселиться, мы не привыкли в ресторанах лезть из кожи вон, чтобы соблюсти хорошие манеры. «Это делать нельзя, это тоже…» Плевать нам на это занудство.

Я оборачиваюсь, мне повезло. Только что за столик села пара. С ними английский сеттер, они модно одеты, и, что совершенно абсурдно, у обоих подмышкой одинаковая газета «II manifesto». К ним подходит официант, и они что-то заказывают.

— Вот смотри на этих двоих. Они не разговаривают друг с другом.

И правда, они делают заказ раздельно, не советуясь, не спрашивая друг друга, что он или она возьмет. Они рассеянны, не обращают внимания друг на друга, как бы просто дрейфуют рядом.

— Смотри, официант уходит, а они принялись читать, причем у обоих «Il manifesto», ну и ну… Не то чтобы я имел что-то против этой газеты… Точнее, я имею, но это здесь не при чем. — Просто они даже не заметили, что купили одну и ту же газету. Хуже не придумать. Полный отстой…

Официант быстро возвращается — они оба взяли только по чашке кофе.

— А сейчас мужчина заплатит — только потому, что так положено.

Мужчина встает со стула, переносит вес тела на правую ногу — портмоне у него в левом кармане — засовывает руку в карман и расплачивается. Женщина продолжает пить кофе, даже не взглянув на него. У них рассеянный и скучающий вид. Интересно, как бы здесь восприняли моих друзей? Блин! Они устраивают дебоши, блюют, дерутся, не платят или громко орут, требуя один евро с каждого посетителя, но в любом случае, они живут, а не прозябают, черт побери.

Джин улыбается.

— Да, да, ты прав, по крайней мере, сейчас.

Все, хватит, с меня достаточно. Во всяком случае, на данный момент.

— Да расслабься ты, Стэп, тем более что сейчас тебя ждет важное дело.

— Не понял.

— Тебе надо решить проблему с этим господином.

Я оборачиваюсь, за мной стоит улыбающийся официант.

— Позвольте.

Я не успел ответить, как он наклоняется и берет счет из-под псевдосеребряной тарелочки. Он подошел совсем тихо, я даже не слышал. Странно, мне это несвойственно. Вот до чего расслабился с этой Джин. Это хорошо или плохо?

— Одиннадцать евро, синьор.

Я встаю точно в такую же позу, как хмурый тип из той апатичной пары: вынимаю портмоне из кармана и открываю. И улыбаюсь.

— Так даже лучше.

— Что такое?

— Что мы не похожи на этих унылых зануд.

— Не поняла, — Джин смотрит на меня удивленно. — Объясни нормально!

— Все очень просто. Заплатить придется тебе, у меня нет денег.

— Я бы предпочла без экстрима. То есть, я бы согласилась, чтобы мы оказались похожими на этих двоих. То есть, чтобы заплатил ты.

Джин, такая элегантная и красивая, безупречно одетая и накрашенная, строит мне рожицу. Не сильно смешную. И улыбается официанту, как бы извиняясь за ожидание. Она открывает сумочку. Достает кошелек, открывает его, и улыбка сходит с ее лица.

— Мы совсем не похожи на этих двоих. У меня тоже нет денег, — и добавляет, глядя на официанта: — Да, я переоделась, потому что иду на ужин с родителями и дядей, и, поскольку мне там платить не придется, о деньгах я не подумала.

— Плохо.

Официант меняет тон, выражение лица тоже меняется. Вся его любезность бесследно исчезает. Возможно, ему, взрослому человеку, кажется, что молодые просто смеются над ним.

— Мне это совсем неинтересно.

Я беру ситуацию в свои руки.

— Слушайте, я провожу девушку к машине, сниму деньги в банкомате и вернусь заплатить.

— Да, сейчас… меня зовут Джо Кондор! Вы думаете, я такой дурак? Давайте деньги или я позову полицию.

Я улыбаюсь Джин.

— Извини.

Встаю и беру официанта под руку: сначала мягко, потом сжимаю так, что он начинает возмущаться:

— Что ты хочешь, прекрати.

Сжимаю сильнее и отвожу его в сторону.

— Хорошо, шеф. Мы неправы, но не надо нам читать нравоучения. Мы не собираемся воровать у вас одиннадцать евро. Ясно?

— Но я…

Я сжимаю ему руку еще сильнее, на этот раз-очень решительно. Он морщится от боли, и я отпускаю его.

— Я прошу вас войти в мое положение. Я первый раз пришел с этой девушкой…

Может быть, он тронут, а может, его убедили какие-то личные воспоминания больше, чем мое признание. Он кивает.

— Хорошо, занесете деньги потом.

Мы возвращаемся к столу. Я улыбаюсь Джин.

— Мы договорились.

Джин встает и смотрит на официанта, она искренне расстроена.

— Мне, правда, очень жаль.

— О, не беспокойтесь. Такое бывает.

Я улыбаюсь официанту. Он смотрит на меня. Думаю, пытается определить, вернусь я или нет.

— Возвращайтесь не слишком поздно, пожалуйста.

— Не волнуйтесь.

И мы уходим, мило улыбаясь и оставляя официанту призрачную надежду.

37

Я сижу позади Стэпа. Мы едем на мотоцикле. Его мотоцикле. Мои мысли разлетаются по ветру. Подумать только. Во что ты влипла, Джин? Это невероятно. Вы первый раз, точнее, во второй, идете в ресторан. В первый раз он и его друзья сбежали из… как там он назывался? «Полковника». Сегодня, когда у него появилась редкая возможность сводить меня куда-нибудь, меня, единственную и неповторимую Джин, что он вытворяет? Он оказывается без денег. Не хватало только, чтобы он там подрался. Маразм. Мой дядя Ардизио сказал бы: «Будь осторожна, Джиневра, это тебе не Князь земли [45]». Представляю даже, каким голосом он это сказал бы — очень низким, хриплым, произнося вместо «т» — «д» и растягивая «о»: «Будь осдорооожна, королева». Вот что сказал бы дядя Ардизио. «— Это какой-до князь свиней… Даже цведочка не бодарил моей королеве, закрой глаза и бобыдайся бодумать… Осдорожнее, осдорожнее… королева…»

Я трясу головой, но Стэп заметил, и я делаю вид, что смотрю в другую сторону. Он следит за мной в зеркальце. Наклоняется назад, чтобы я его услышала.

— Что такое? Я снова произвел на тебя плохое впечатление?

— О чем ты?

— Это первый наш выход, я без денег, чуть не заставил заплатить тебя, даже хуже: нас чуть не арестовали. Я знаю, что ты думаешь…

Стэп улыбается и переходит на фальцет, как бы подражая мне:

— Ну вот, я так и знала, он просто негодяй, — он продолжает нудеть дурным голосом. Я не реагирую. — Подумать только, с кем я связалась. Ах, если бы родители узнали…

Стэп улыбается. Ох, он угадал мои мысли. Однако, какой же он симпатичный. Пытаюсь сохранить серьезность, но не могу сдержаться.

— Угадал, да? Да не стесняйся. Скажи правду.

— Я думала о своем дяде… Он бы назвал тебя князем свиней!

— Меня? — я стараюсь подыграть. — Надо бы известить подданных.

Я останавливаюсь. Джин слезает с мотоцикла: мы рядом с ее машиной. Она улыбается; она действительно очень элегантна. Так она и стоит: ноги чуть расставлены, волосы упали на лицо. Она копается в сумочке, пытаясь найти ключи. Сумочка маленькая, и все же там, похоже, целая свалка. Джин шарит, перебирает вещи, перекладывает их с места на место. Я смотрю на нее, стоящую под аркой из известнякового туфа, в самом начале виа Венето — блеск молодости и красоты, в обрамлении античной арки.