Гулы, стр. 101

Джей коротко взглянула на комиссара, потом отвернулась. Гольди понимал, что слова его звучат жестко, но не пытался говорить мягче. Он чувствовал, что Джей Адамс что-то от него скрывает, и, видя, что она на взводе, пытался вывести ее из себя, чтобы она заговорила.

— Когда человека сбивает машина, но он встает и уходит, словно ничего не случилось, — это необычно. Когда он угрожает убить сбившего его человека и осуществляет угрозу — это необычно и страшно. Но неужели одно только это напугало вас до такой степени, что теперь вы боитесь каждой тени? — Гольди пристально глядел в побледневшее лицо женщины. — Джей, скажите, что произошло в этом переулке вчера утром на самом деле…

Пепел с кончика сигареты упал вниз и осыпался на джинсы Джей Адамс. Впрочем, она этого, кажется, и не заметила. Зато Гольди заметил, как губы женщины искривились, словно она хотела сказать что-то, но не решалась. И еще он подумал, что она все-таки очень сильная женщина, — после всего, что случилось, она способна оценивать ситуацию и, в какой-то степени, держать эмоции под контролем. Девяносто девять из ста других женщин давно бы уже раскисли и выложили все до мельчайших подробностей — например, его Торна давно бы уже рыдала у него на плече, — но Джей Адамс держалась.

— Поймите, что я не смогу найти убийцу вашего мужа, если не буду знать всех деталей случившегося, — говорил Гольди, продолжая вглядываться в лицо женщины. — Джей, что поразило вас вчера утром в этом переулке?

Неожиданно Джей Адамс нажала кнопку стеклоподъемника и, когда стекло опустилось вниз, выкинула недокуренную сигарету на тротуар. На лице ее отразилась сложная игра чувств, и она резко проговорила:

— Поехали отсюда!

— Джей… — начал Гольди.

— Комиссар, я не могу разговаривать здесь! — повернувшись, Джей смерила Гольди таким взглядом, что тот почувствовал себя неуютно. — Заводите машину и поехали отсюда!

Немного помедлив, Гольди повернул ключ зажигания, и через секунду «ланча» мягко тронулась с места… Когда они отъехали от белого креста на дороге метров на сто, Джей снова нажала на кнопку стеклоподъемника и начала говорить, не глядя на Гольди:

— Вы ведь специально привезли меня в этот переулок, так, комиссар? Все эти ваши полицейские штучки. Сколько я их насмотрелась по телевизору, но никогда не думала, что, окажись я в подобной ситуации, и это сработает на мне… Но это сработало. Вы довольны?

Она взглянула на Гольди, который смотрел прямо перед собой — на дорогу — и не пытался прерывать Джей Адамс, боясь, как бы его слова не заставили ее замолчать.

— И вы правы насчет того, что вчера здесь произошло кое-что еще — кроме того, что я уже рассказала. Не знаю, поверите ли вы мне или нет, да мне это уже и не важно, — продолжала Джей. — Так вот, это имя на пленке — «Джейром», — Тревор никогда не называл меня так. Он даже не знал, что кто-то называет меня этим именем. И никто не называл, кроме одного человека… — Она помедлила. — Этим человеком был мой любовник. Только я и он знали это имя. А вчера утром парень, которого мы сбили, назвал меня «Джейром» и сказал кое-что еще, о чем никто, кроме меня и Алекса, знать не мог. Понимаете вы это?

— Алекс — имя вашего любовника? — осторожно спросил Гольди, чувствуя, что Джей Адамс рассказала не все.

— Да, но он вам ничем не поможет. — Красивые губы чувственного рта женщины скривились, когда она посмотрела на часы. — Он уже в самолете и через несколько минут улетает в Париж… А напугало меня вчера утром то, что парень прочитал мои мысли. Вы можете мне верить или не верить, комиссар, но я думала об этом целые сутки, и я уверена, что он прочитал мои. мысли…

Гольди осторожно убрал ногу с педали газа, и машина начала сбавлять скорость. Спустя несколько секунд автомобиль мягко ткнулся колесом в бордюр тротуара. Гольди повернулся к замолчавшей Джей Адамс и спросил терпеливо, словно отец у маленькой дочери, рассказывающей небылицы:

— Джей, вы утверждаете, что он прочитал ваши мысли?

— С точно такой же легкостью, с какой вы читаете в телефонном справочнике, — процедила женщина. — Вы хотели получить это, комиссар, — вы это получили. Довольны?

Джей замолчала.

На короткое время в салоне машины повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь легким урчанием мотора. Джей Адамс и Кавио Гольди не мигая смотрели друг на друга — словно в странной детской игре, проигравшим в которой считается тот, кто мигнет первым. А потом Гольди подумал: а действительно, доволен ли он? Вытягивая у Джей Адамс это признание, он был готов ко многому. Но к такому? Комиссар мысленно покачал головой: к такому он готов не был. Это уж точно…

Глава двадцатая

В начале одиннадцатого Паола де Тарцини находилась в читальном зале Терренской библиотеки — стоя возле одного из столиков с мнемопроекторами, смотрела в окно на залитую солнечными лучами площадь. Кафе-мороженое, находившееся на северной стороне пьяцца дель Пополо, сегодня было заполнено посетителями сверх обычного — причиной тому был выходной день. Паола знала, что студенты местных институтов и колледжей в субботу не учатся, поэтому не удивлялась обилию ярко одетых, вычурно причесанных молодых людей, сидящих за столиками с мороженым. Погода сегодня стояла хорошая: с юга дул теплый ветер, небо было безоблачным, а солнце приятно грело и не было похоже на июльское, сжигающее своими лучами растительность и заставляющее жизнь замереть.

Паола вздохнула, с приятным томлением подумав, что, если погода не испортится, они с Андреем после обеда могут поехать к Морте-Коллине — туда, где расположены главные пляжи Террено. Мысль об Андрее подействовала на нее, как дурман: на время она даже отрешилась от окружающего, перестав видеть пьяцца дель Пополо, Перед глазами ее возникла картина прошедшей ночи и сегодняшнего утра. За последние полтора часа она возникала у нее много раз и вызывала сладостное чувство в груди.

Проснулась она оттого, что кто-то гладил ее по лицу. Открыв глаза, Паола не сразу узнала склонившегося над собой мужчину, но вскоре воспоминания о прошедшей ночи обрушились на нее со всеми своими подробностями, и Паола поняла, что только что виденный ею сон переходит в реальность. При свете лучей утреннего солнца, проникавшего в комнату, одноместный номер гостиницы выглядел по-иному, чем ночью, — ему недоставало некой загадочности, — впрочем, время загадок ушло вместе с ночной темнотой, теперь Паоле хотелось чего-то более открытого… Они занялись любовью на кровати, рядом с которой стояли две чашки с дымящимся кофе, приготовленные Андреем. Через тридцать минут они выпили уже остывший кофе, после чего Андрей отнес Паолу в душ. В восемь утра они вышли из отеля и, сев в машину, отправились к дому де Тарцини — Паоле необходимо было переодеться, чтобы идти на работу. Пока машина ехала по узким улочкам просыпающегося города, они еще раз переговорили и условились о том, что Андрей приедет в библиотеку в начале второго…

Дома Паола переоделась и села завтракать с матерью (отца дома не было — два дня назад он уехал в Аосту и вернуться должен был только в воскресенье). Несмотря на то, что вчера вечером она звонила домой и сказала, что после дня рождения подруги останется ночевать у нее, Паола поняла, что обмануть мать ей не удалось. Та весь завтрак смотрела на нее так, словно читала по лицу дочери все, что произошло этой ночью. Блеск в глазах, который невозможно было скрыть, и волчий аппетит выдавали Паолу с головой. Она все ждала, что мать начнет расспрашивать ее о «дне рождения» подруги, и готовилась отвечать, но та за весь завтрак не задала ни единого вопроса — только молча улыбалась и подкладывала ей горячую лазанью с тертым, пахнущим овечьим молоком пармезаном. Лишь когда Паола уже собиралась уходить, мать, стоя в дверях, спросила как о чем-то само собой разумеющемся: «Как хоть его зовут?» Паола вспыхнула и пробормотала, что поговорит об этом вечером, когда вернется с работы. Мать улыбнулась, но настаивать не стала. Четыре квартала, отделяющие их дом от библиотеки, Паола шла, думая об одном: мать видела ее насквозь, и никакие ухищрения не смогли бы обмануть ее и еще — она вела себя, как пятнадцатилетняя девчонка, впервые уличенная в любовном романе. Впрочем, для матери она всегда останется девочкой…