Делириум, стр. 64

Мы так часто поворачиваем то направо, то налево, что я уже начинаю подозревать, что Алекс заблудился в этом лабиринте, тем более что коридоры становятся все грязнее, а лампочек под потолком меньше. В итоге мы идем в полумраке, и коридор с черными каменными стенами освещает одна лампочка на каждые двадцать футов. Через определенные промежутки из темноты выплывают неоновые надписи: «Отделение 1»; «Отделение 2»; «Отделение 3»; «Отделение 4». Мы проходим коридор, который ведет в пятое отделение, но Алекс не останавливается. Я окликаю его, потому что уверена, что он заблудился, но его имя застревает у меня в горле — мы подошли к массивной двустворчатой двери с маленькой табличкой. Табличка такая тусклая, что я едва могу ее прочитать, и в то же время она яркая, как тысяча солнц.

Алекс оборачивается. Он больше не контролирует себя — желваки у него ходят ходуном, в глазах боль, видно, что он не хочет быть здесь и мучается из-за того, что вынужден показать мне это.

— Прости, Лина, мне очень жаль.

Над Алексом в темноте тлеет надпись: «Отделение 6».

22

Люди — плохо организованные, злые и капризные существа, они эгоистичны и склонны к насилию и конфликтам. Только после того, как их инстинкты и основные эмоции будут взяты под контроль, они смогут стать счастливыми, щедрыми и добропорядочными.

Руководство «Ббс»

Мне страшно, ребра словно сжимает стальной обруч, мне тяжело дышать, я не в силах идти дальше. Я не хочу знать.

— Может, не надо? Охранник сказал… он сказал, нам туда нельзя.

Алекс протягивает ко мне руку, хочет коснуться, но потом вспоминает, где мы находимся, и вытягивает руки по швам.

— Не волнуйся, — говорит он. — У меня здесь друзья.

— Может, там вообще не она… — У меня начинает дрожать голос, я облизываю губы и стараюсь держать себя в руках. — Возможно, все это — ошибка и нам вообще не стоило сюда приходить. Я хочу домой.

Я понимаю, что ною, как будто мне три года от силы, но ничего не могу с собою поделать. Эти двустворчатые двери кажутся мне непреодолимой преградой.

— Лина, перестань. Ты должна мне верить. — И тут Алекс прикасается ко мне, всего на секунду касается указательным пальцем моей руки. — Прошу тебя, верь мне.

— Я тебе верю, просто…

Вонь, темнота, ощущение, что вокруг все гниет и разлагается, гонят меня прочь от этого места.

— Просто, если ее здесь нет — это плохо… Но если она здесь… это… это может быть еще хуже.

Алекс молча смотрит мне в глаза.

— Ты должна знать, Лина, — наконец говорит он.

Алекс говорит это четко и решительно, и он прав. Я киваю. Он дарит мне намек на улыбку и открывает дверь в отделение номер шесть.

Мы оказываемся в вестибюле, который выглядит в точности так, как я себе и представляла камеры в «Крипте»: тесное помещение, бетонный пол, бетонные стены, какого бы цвета они ни были раньше, сейчас они грязные, серовато-зеленые. Под высоким потолком одна-единственная тусклая лампа. В углу на табурете сидит охранник. Он обычных габаритов, даже тощий, лицо у него в оспинах, а волосы напоминают переваренные спагетти. Как только мы с Алексом переступаем за порог отделения, охранник инстинктивно поправляет автомат, он придвигает его ближе к себе, а ствол направляет в нашу сторону.

Алекс замирает у меня за спиной. Внезапно меня охватывает тревога.

— Вам сюда нельзя, — говорит охранник. — Запретная зона.

Алекс нервно вертит в руке беджик; впервые с тех пор, как мы вошли в «Крипту», я чувствую, что он растерялся.

— Я… я думал, здесь должен быть Томас, — говорит он.

Охранник встает с табурета. Поразительно — он ненамного выше меня и уж конечно ниже Алекса, но именно он пугает меня больше всех других стражников. Есть что-то странное в его глазах, они невыразительные и пустые, как у змеи. До этого момента на меня еще никогда не наставляли оружие, и теперь, когда я смотрю в черное дуло автомата, мне кажется, что еще чуть-чуть — и я потеряю сознание.

— О, он здесь, это ты правильно думал. Теперь он всегда здесь.

Охранник мрачно ухмыляется и постукивает пальцем по спусковому крючку. Когда он говорит, верхняя губа у него поднимается и в глаза бросаются кривые желтые зубы.

— Что тебе известно о Томасе? — спрашивает охранник.

В помещении воцаряется такая же наэлектризованная атмосфера, как и снаружи «Крипты», я вспоминаю, что вот-вот начнется гроза. Алекс пару раз сжимает и разжимает кулаки, я практически вижу, как он пытается сообразить, что ответить. Очевидно, он понял, что, упомянув имя Томаса, совершил ошибку, даже я услышала в вопросе охранника подозрительные нотки.

Через секунду, которая для меня тянулась мучительно долго, лицо Алекса снова стало невозмутимым.

— Мы слышали, что с ним была какая-то проблема, но больше ничего.

Довольно расплывчатый ответ в достойном исполнении. Алекс небрежно крутит на пальце беджик. Охранник обращает внимание на беджик и заметно расслабляется. К счастью, ему не приходит в голову рассмотреть его внимательнее — у Алекса всего лишь первый уровень допуска в лаборатории, то есть самое большее, он может зайти в служебный туалет, но никак не расхаживать по запретным зонам в «Крипте» или в любом другом запрещенном месте Портленда.

— Долго же до вас информация доходит, — бесстрастно говорит охранник. — Томас давно уже выбыл. ДКИ неплохо работает. Ни к чему о таком распространяться в газетах.

ДКИ — это Департамент контроля за информацией (или, как с издевкой называет его Хана, — Департамент коррумпированных идиотов). Когда я слышу от охранника эту аббревиатуру, у меня руки покрываются гусиной кожей. В шестом отделении явно случилось что-то серьезное, если к делу привлекли ДКИ.

— Ну, ты же знаешь, как это бывает, — говорит Алекс, он уже восстановился после допущенного промаха, и голос его снова звучит уверенно и непринужденно. — От них прямых ответов никогда не получишь.

Еще одно расплывчатое утверждение, но охранник согласно кивает.

— Можешь мне не рассказывать, — говорит он и дергает подбородком в мою сторону. — Это кто?

Охранник пялится на мою шею, он заметил, что у меня нет шрама исцеленной. Как и большинство на его месте, он машинально отшатывается, всего на несколько дюймов, но этого достаточно, чтобы я вновь почувствовала себя униженной и неполноценной.

— Так, никто, — говорит Алекс, я понимаю, что он должен так сказать, но мне все равно больно. — Я должен был провести ее по «Крипте». Так сказать, повторная познавательная экскурсия.

Я замираю на месте, сейчас охранник спровадит нас в коридор, я даже хочу этого, и все же… За спиной охранника металлическая дверь с кодовым электронным замком. Она напоминает вход в хранилище Центрального банка Портленда. Сквозь дверь смутно слышен какой-то шум, возможно, его издают люди, но я в этом не уверена.

За этой дверью может быть моя мама. Она может быть там. Алекс прав. Я должна знать.

Впервые после вчерашнего разговора я начинаю понимать, о чем говорил мне Алекс. Все это время мама могла быть жива. Я дышала, и она тоже дышала. Я спала, и она тоже в это время где-то спала. Я просыпалась с мыслями о ней, и в этот момент она могла думать обо мне. Это похоже на чудо и одновременно причиняет острую боль.

Алекс и охранник с минуту смотрят друг на друга. Алекс продолжает вертеть на пальце свой беджик, и, похоже, это действует на охранника.

— Я не могу вас туда впустить, — говорит он, на этот раз с сожалением.

После этого охранник опускает автомат и снова садится на табурет. Я выдыхаю. Оказывается, все это время я не дышала.

— Это твоя работа, — нейтральным тоном говорит Алекс. — Так ты, значит, теперь вместо Томаса?

— Точно.

Охранник снова смотрит в мою сторону и задерживает взгляд на моей шее. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закрыть шею рукой. Но охранник, видимо, решает, что мы с Алексом не представляем собой никакой угрозы, и снова поворачивается к Алексу.