Госпожа моего сердца, стр. 96
Она вся как-то сжалась, прижав зеркало ко рту. Затем повернулась к окну. Ее черные волосы каскадом низвергались на плечи. Падавший из окна свет проходил сквозь ее тонкую одежду и очерчивал прекрасные линии тела Меланты.
– К сожалению, я мужчина, а не сокол, – закончил он угрюмо.
– А, значит, мне не удастся приманивать тебя куриными крыльями.
– Нет, моя госпожа.
Она вздохнула и нахмурилась.
– Взгляни на свое отражение сейчас. Посмотри, к какой строгой хозяйке мне придется возвращаться после каждого своего полета, – прервал молчание Рук.
– Может быть, я там себя не увижу.
– Почему же ты не увидишь себя?
– Может быть я все-таки ведьма, у которой не бывает отражения.
– Было время, когда я считал тебя ведьмой.
– Почему? – Она быстро стрельнула на него глазами. В них горел неспокойный огонь.
– Потому что любил тебя в то время, когда должен бы был ненавидеть.
– А может быть я все-таки ведьма? Может быть демон посетил меня и захватил к себе, пока я спала. Мне однажды приснилось такое. – Она сжала зеркало и тихо сказала:
– Рук, подойди и посмотри в него, есть там мое отражение?
Он подошел к ней и опустился рядом на колени. Зеркало было прекрасным, величиной с его ладонь. Оно отражало солнечный свет, сияло и светилось. На обратной стороне зеркала на слоновой кости была изображена дама, отдающая сердце гордому рыцарю. Рук увидел отражение своего лица: подбородок, нос. Он стал поворачивать зеркало.
– Подожди! – она положила руку и не позволила ему поворачивать зеркало дальше. – Подожди, я еще не готова. – Затем она закрыла глаза. Ее лицо напряглось, черты обострились. Она еще мгновение сжимала его руку, а затем, сделав усилие над собой, отпустила.
– Все, – сказала она слабым голосом. – Смотри. Что ты видишь?
Он даже не взглянул в зеркало.
– Острый ум, – начал он. – Мужество, какое я еще не встречал ни у кого из известных мне людей. Глупое притворство и любовь к хитроумным выходкам, хуже чем у любого ребенка. Зной и желание. Волосы, темнее зимней ночи. Гордый и высокомерный подбородок, рот для благородных речей, который воистину создан еще и для поцелуев и может убить меня своей улыбкой. Коварство и мечты. Принцесса и девка. Резвая грубая девчонка с севера. Моя жена. Я вижу тебя, Меланта. Мне для этого не нужно зеркало.
– Смотри в зеркало!
– Любовь моя, – он положил ладонь на ее побелевшие от напряжения пальцы, сжимавшие зеркало. – Там я вижу все то же самое.
У нее вырвался вздох облегчения. Но все равно она еще боялась открывать глаза.
– Ты уверен в этом? Ты видишь там мое отражение? Ты не обманываешь меня?
– Я опасаюсь за свою жизнь, госпожа. Я же клялся говорить только правду.
– О, я теперь сама запуталась! Мне надо, чтобы ты говорил мне правду. Мне надо, чтобы иногда ты говорил мне неправду. Все перемешалось, и теперь я сама не понимаю, кто я и что мне надо.
– Тогда мы установим наблюдение и увидим. И если ты будешь меняться и каждое утро являться новой, Меланта, ты все равно навсегда останешься моей сеньорой. И не буду я всегда у тебя под боком, но всегда буду душой с тобою. И возвращаться я буду к тебе всегда, чтобы увидеть, какие новые чудеса ты готовишь для меня.
Она повернула руку, которую он сейчас держал в своей, вверх ладонью и произнесла:
– Я молю тебя. Не приказываю, а умоляю, не ездить во Францию и не покидать меня. Не так быстро. Я не сделаю из тебя домашнего пса, но… – она облизала губы. – Я ничего не понимаю в овцах. А у меня их тысячи, как мне сказал мой сенешаль. Может быть мне потребуется твой хороший совет.
– Я отлично разбираюсь в овцах, моя госпожа. Могу даже их стричь. Я знаю, как говорить с судьями. Я могу командовать гарнизонами и ремонтировать и укреплять замки.
– Так много можешь? Да ты просто умелец выдающихся возможностей.
– Я обдумал на досуге, чем бы мог заняться.
– Что ж, значит мне остается только заниматься детьми?
– Воистину так. Я думаю об этом каждый раз, когда мы вместе. Это должно искупить нам грех.
– Фу, рыцарь-монах.
– В Вулфскаре есть много пыльных помещений, которые можно было бы убрать. Мне кто-то говорил, что любит заниматься хозяйством. Не так ли, девка.
– Девка? – произнесла она угрожающе. Он потер пальцем по ее ладони.
– Если ваше величество найдет немного времени между своим постоянным занятием – пребыванием в ленивой полудреме – и поможет мне… Я не обладаю особенно глубокими познаниями в латинском, во дворцовых интригах…
Она широко открыла глаза.
– Какие планы! Мне кажется, что ты большой хитрец. Ты даже и не собирался ехать во Францию!
– Если тебе действительно нужна моя служба, – ответил он гордо, – то не поеду. Если, конечно, сам король не призовет меня туда для службы.
Она обхватила обеими своими руками его руку, в которой он держал зеркало, и стала тихо поворачивать его. Ее лицо снова напряглось, и она начала настороженно заглядывать в зеркало.
– Смотри в него смело, моя госпожа, – произнес он. – Я ведь тебе совсем не врал.
Она смелее повернула зеркало и заглянула в него. Через мгновение ее брови яростно изогнулись.
– Как! Я совсем не красива! Я не красива. – Она швырнула зеркало на кровать. – Я все время знала, что все эти вздохи, речи и похвалы с комплиментами, которыми меня одаривали и восславляли мою красоту, были лишь ложью и обманом. И вправду, где это видывали богатую даму, которой не говорили бы, что она прекрасна?
Рук улыбнулся ей.
– Это ты-то не пригожая и не красивая?
– Ха! – Она протянула руку и толкнула его. Он, охнув, потерял равновесие и сел на каменный пол. – Да после тринадцати лет целомудренного воздержания тебе любая женщина показалась бы пригожей, рыцарь-монах!
Эпилог
Кара сидела у камина, вытянув к нему ноги и разложив золотую ткань на коленях. Это было не очень удобно, так как ребенок у нее под сердцем был уже такой большой, что затруднял ей работу.
Она собиралась докончить покрывало для детской колыбельки. Не для своей, конечно, а для жены их господина. Он оставил ткань ей, когда приезжал в Савернейк перед Рождеством, и просил прислать покрывало назад в Вулфскар к Пасхе, чтобы вовремя подарить его.
Она подняла голову и решила немного передохнуть. Ей льстило, что именно ее выбрали вышить этот подарок – лорд Руадрик оценил и выбрал ее из всего многочисленного окружения и специально завез материал. Она поднялась на ноги и подошла к холодному окну, чтобы лучше рассмотреть тонкий узор рисунка, который ей предстояло вышить.
Она машинально взглянула на зимний двор, и материя выпала из ее рук.
– Елена! – завизжала она.
Дверь, лестница, коридор – в своем состоянии она бежала так медленно. Кара бросилась из двери на крыльцо, даже не накинув мантии.
– ЕЛЕНА, Елена…
Ее сестра только что вылезла и уже стояла на снегу, утопая в сугробе. Кара подхватила ее и с трудом подняла.
– Ладно, пусти, – раздался голос Гая. Он забрал Елену из ее рук и двинулся в помещение. Кара бежала рядом, словно боясь отпустить сестру.
Елена не переставая, болтала по-итальянски. Этот язык теперь звучал так странно, но как прекрасно было слышать его. Кара ничего не понимала из ее детской болтовни, но по веселому голосу сестры догадалась, что все хорошо, что Елена цела и здорова. Слезы ручьем текли у нее из глаз, и она почти ничего не видела. Кто-то еще был с ними, какая-то женщина. Няня. Во дворе были люди, суматоха и оживление. Гай снова вышел во двор, чтобы устроить всех. Кара же не могла отойти от сестры.
– Ты такая большая, – лепетала Елена. – А у нас было такое приключение, когда мы попали в снежный занос. Конь дона Аллегрето поскользнулся на подъеме в сугробах! Мы все здесь будем жить? Здесь так холодно! Дон Аллегрето говорит, что к этому надо только привыкнуть, и тогда холода не ощущаешь. Я бросалась в него снегом, а он мне сказал, что это совсем не больно. А когда родится ребенок? Я буду его тетушкой?