Цветы из бури, стр. 8

Она повернула за угол, вышла на площадь и остановилась. Конечно, это обычное явление, коща у дома богатых людей собираются оборванцы, надеясь, что им бросят монетку. Но сейчас здесь стояла целая толпа очень разных людей, окружавших зеленый экипаж.

Мэдди сжала губы. Вокруг на тротуаре рассыпана солома. Экипаж, запряженный парой отличных серых лошадей, похож на коляску врача. Пока она стояла в нерешительности, с другой стороны площади появилась большая карета, украшенная различными геральдическими знаками и гербом. Толпа любопытных расступилась. Человек, державший под уздцы лошадей, запряженных в экипаж, отвел их в сторону, освобождая место карете, остановившейся прямо у дверей дома.

Из кареты, опираясь на руку лакея, вышла старая леди и направилась к дому, придерживая черную юбку. Мэдди увидела, как к ней бросился Кальвин и, взяв ее под руку, повел по ступеням. В это время из экипажа вышла еще одна леди, но неожиданно ей стало плохо и она зашаталась. Слуга поддержал ее и ввел в дом. Дверь за ними захлопнулась.

Небольшая группа людей, стоявших поодаль, о чем-то тихо переговаривалась. Мэдди не знала, как поступить, но ее ноги медленно, шаг за шагом, понесли ее вперед.

Мимо толпы прошел мальчик, обогнув угол, он увидел Мэдди. Она нерешительно остановилась. Он подошел к ней.

— Доброе утро, мисс. Вам уже сказали?

Она взглянула наверх. Окна были зашторены. Как будто в доме кто-то серьезно болен…

— Нет. Я ничего не знаю.

— Этот его светлость, месье. Застрелен.

— Застрелен? — прошептала Мэдди. Мальчик кивнул в сторону кареты.

— Вызвали родственников, — сказал он. — Но уже поздно, так говорит Том, а он работает здесь на конюшне. Он видел, как они выехали еще до рассвета. Потом видел, как привезли его светлость. Дуэль, мисс. Была дуэль, на которой его убили. Умер, не успели довезти до дома. — Он пожал плечами. — Хотя врача вызывали, наверное. Ждали членов его семьи.

Мэдди смотрела на дом, не говоря ни слова. Вдруг она услышала приглушенные голоса. Потом издалека донесся женский вопль, плач, стоны. У Мэдди пересохло в горле. Ей стало плохо. Из толпы любопытные смотрели на нее, обмениваясь друг с другом понимающими взглядами.

Она сжала руки. Она не могла ни о чем думать. Она не могла поверить. Еще вечером трудно было представить себе человека более энергичного и радостного, чем граф Жерво.

Дуэль. Бессмысленный, глупый обмен выстрелами. Случайность, и жизни больше нет.

Как это могло произойти? Ее разум отказывался верить. Мэдди слышала о нем как о светском повесе. И если дуэль произошла бы до вчерашнего дня, она отнеслась бы к гибели герцога спокойно. Ну да, утром застрелен на дуэли. Но теперь эта новость потрясла ее до глубины души. Она повернулась, пошла прочь, не видя перед собой дороги. Вчера он знал, что его ждет. Когда прошлым вечером герцог сидел с ними, улыбался, говорил о геометрии и описывал ее внешность отцу, он знал, что через несколько часов с ним может произойти.

Понимание этого было за пределами возможностей ее разума. Она потеряла мать и несколько друзей, но все они умерли от болезней. И были гораздо старше герцога. А сейчас все казалось нереальным. А как же родная мать? Милостивый Боже, что она переживала? Мэдди была уверена, что это она так ужасно кричала в доме.

Мэдди чувствовала себя так, будто она была там, с ними, и предоставляла им свою помощь. Все, что могла. Однако она вдруг обнаружила, что вместо этого оказалась в своем маленьком домишке. Ее отец, улыбаясь поднял голову.

— Уже вернулась, Мэдди, девочка моя.

— О, папа! — сказала она.

Его улыбка исчезла. Он выпрямился.

— Что случилось?

— Мне трудно понять… Я не… — она застонала, схватившись за дверную ручку. — Он умер, папа! Его убили! Сегодня утром на дуэли.

Ее отец сидел, не шелохнувшись, держа руки на подлокотниках кресла. После долгого молчания он произнес:

— Умер.

Мэдди встала возле отца на колени и приникла к нему.

— Такой удар.

Его пальцы покоились на ее голове. На ней сегодня не было капора. Коса была уложена короной, как вчера вечером. Он погладил ее. Дотронулся до шеи, до щеки и почувствовал, что у нее текут слезы.

Мэдди подняла голову.

— Не понимаю, почему я… почему я должна плакать. Я недолюбливала его!

Он погладил ее. Она лежала на его ноге, бессмысленно глядя в угол комнаты.

— Не могу в это поверить, — прошептала она. — Не могу.

Глава 4

Блайтдейл Холл, с его розовыми кирпичными стенами, пилястрами, арками из белого камня, показался Мэдди похожим на аппетитный хорошо украшенный тортик. Новое убежище кузена Эдвардса включало в себя значительную часть Бакингхемширской местности. Там росли шикарные розы, был парк с оленями и черные лебеди плавали в озере. Все это успокаивающе воздействовало на пациентов кузена Эдвардса.

Кузен отца Мэдди доктор Эдвардс Тиммс осуществлял руководство Блайтдейлом в современной и туманной манере. Каждый из его подопечных имел собственного слугу-опекуна. Кузен Эдвардс был увлечен своей работой. С энтузиазмом рассказывал он о своих методах лечения, одновременно отрезая себе ломтики бекона и предлагая Мэдди еще один ломтик копченой рыбы или еще чашечку кофе.

Мэдди иногда слышала женский плач — очень неприятные звуки — но кузен Эдвардс, казалось, ничего не замечал. Через некоторое время крики стихли. Она допила свой кофе и приготовилась к встрече с людьми и выяснению своих обязанностей.

Кузен Эдвардс заверил Мэдди, что от нее потребуется всего лишь внимание и аккуратность. Что же касается самой работы, то она будет несложной. В любом случае было невозможно отказаться от приглашения кузена Эдвардса, которому сейчас не могла помочь жена, занятая с третьим ребенком, тем более что предложение кузена поступило как раз в то время, когда Тиммсу отказали в университете, где он рассчитывал получить место на кафедре математики. Письмо от Генри Бругема выражало сожаление по поводу изъятия вклада, сделанного в фонд университета герцогом Жерво, математическая кафедра стала содержаться за счет денег другого джентльмена, не пожелавшего назвать своего имени, но предложившего своего кандидата на руководство кафедрой.

Действительно, Бакингхемшир и Блайтдейл в это осеннее утро выглядели превосходно. Солнечный свет согревал недавно покрашенные желтые стены столовой, искрился на серебре и прекрасных фарфоровых тарелках, оставшихся от разорившегося баронета вместе с картинами и мебелью. Повсюду в доме чувствовался запах свежего воска и новых портьер.

— Я не позволил, чтобы здесь осталось хоть что-нибудь, навевающее грусть, — подчеркнул кузен Эдвардс.

Все выглядело мирно и аккуратно и очень отличалось от представления Мэдди о квакерском образе жизни. Но зато вполне соответствовало изысканным вкусам пациентов кузена Эдвардса. Однако снова послышался отдаленный плач, прорвавшийся сквозь закрытые двери, как заблудившийся днем призрак.

— Начнем, пожалуй, кузен? — доктор вытер рот салфеткой и поднял колокольчик, стоявший у локтя. — Дженни, позовите Блекуэла, чтобы он сопроводил мистера Тиммса в гостиную.

Служанка присела в реверансе, поправила передник и удалилась. Вскоре пришел вызванный ею санитар. Все происходило в полном молчании. Когда они ушли, кузен Эдвардс проводил Мэдди в ее кабинет на первом этаже.

— Почта. — Он кивнул в сторону стоявшей на письменном столе корзины.

У кузена Эдвардса были такие же мягкие, добродушные черты лица, как и у ее отца. Но черные глаза казались быстрыми и осмысленными, и он часто поджимал губы. Кузен Эдвардс не придерживался правил Общества Друзей, как в манере говорить, так и в одежде. Воротник на его костюме не выглядел строгим, но зато был сшит из очень дорогой ткани. Мэдди прекрасно понимала, Кузен Эдвардс имел основания быть довольным собой как наиболее преуспевающий член семейства Тиммсов. Он имел репутацию хорошего врача и был хозяином превосходного владения — Блайтдейла.