Чернильная кровь, стр. 69

— Разумеется, вы будете с этого дня находиться под моей личной защитой, — произнес он. — Жить вы отныне будете в замке, в покоях, приличествующих положению придворного поэта.

— В замке? — Фенолио прочистил горло — так смутило его это предложение. — Это… очень великодушно с вашей стороны, ваше величество… действительно великодушно…

Да, началась новая эпоха. Новая, великолепная эпоха. Великая эпоха…

— Вы будете хорошим правителем, ваша милость, — взволнованно сказал он. — Добрым и великим правителем. И мои песни о вас будут петь еще много веков, когда имя Змееглава давно уже будет забыто. Это я вам обещаю.

За его спиной раздались шаги. Фенолио вздрогнул, сердясь, что его прервали в столь волнующий момент. Виоланта поспешно прошла через зал, держа за руку сына. За ней шла ее служанка.

— Козимо! — воскликнула Виоланта. — Выслушай его. Наш сын хочет просить у тебя прощения.

Фенолио подумал, что по виду Якопо этого не скажешь. Виоланта тащила его за собой почти насильно, и лицо у мальчика было мрачное. Похоже, возвращение отца не особенно его обрадовало. Мать его, напротив, сияла. Фенолио никогда не видел ее такой. Родинка на ее лице казалась сейчас лишь легкой солнечной тенью.

И родимое пятно на лице Уродины побледнело.«О Мегги, благодарю тебя! — подумал он. — Как жаль, что тебя нет здесь сейчас…»

— Я не хочу просить прощения! — заявил Якопо, когда мать решительно подтолкнула его к ступенькам трона. — Это он должен попросить прощения у моего деда!

Фенолио незаметно отступил назад. Пора уходить.

— Ты меня помнишь? — услышал он вопрос Козимо. — Я был строгим отцом?

Якопо молча пожал плечами.

— Да, ты был строг, — ответила за него Уродина. — Когда он вел себя так, как сейчас, ты забирал у него его собак. И коня.

О, она умна, умнее, чем думал Фенолио. Он тихо пошел к двери. Хорошо, что он теперь будет жить в замке. Ему нужно присматривать за Виолантой, а то она вскоре наполнит память Козимо воспоминаниями по своему вкусу — как начиняют яблоками потрошеную индюшку. Проходя мимо слуг, отворивших перед ним дверь, он видел, как Козимо рассеянно улыбается своей жене. «Он благодарен ей, — подумал Фенолио. — Он благодарен ей за то, что она наполняет его пустую память словами. Но он ее не любит. Да, об этом ты тоже не подумал, Фенолио! — упрекнул он себя, шагая по внутреннему двору. — Почему ты ничего не написал о том, что Козимо любит свою жену? Не сам ли ты рассказывал в свое время Мегги историю Цветочной девушки, отдавшей свое сердце не тому, кому следовало? Зачем вообще нужны истории, если ничему из них не учиться? Но по крайней мере Виоланта любит Козимо. Достаточно было взглянуть на нее… Это уже что-то… С другой стороны… Служанка Виоланты с прекрасными волосами, Брианна, о которой Мегги говорила, что она дочь Сажерука, — не глядела ли и она на Козимо такими же восхищенными глазами? А Козимо? Разве он не поглядывал на служанку чаще, чем на свою жену? Не важно! — подумал Фенолио. — Тут скоро начнутся вещи поважнее, чем любовь. Намного важнее…»

39

ЕЩЕ ОДИН ГОНЕЦ

Когда Фенолио вышел из ворот внутреннего двора, Змееглава и его латников уже и след простыл. «Отлично, — думал Фенолио. — Он будет кипеть от гнева всю долгую дорогу домой». Эта мысль вызвала у него улыбку. На внешнем дворе дожидалась кучка людей. Черные от сажи руки красноречиво свидетельствовали об их профессии, хотя они, наверное, долго отмывали их, прежде чем отправиться к своему герцогу. Похоже, здесь собралась вся улица кузнецов. Вы будете ковать слова, а я прикажу ковать мечи, много мечей! «Значит ли это, что Козимо уже начал приготовления к войне? Ну, тогда и мне пора браться за слова», — подумал Фенолио.

Когда он свернул на улицу сапожников, ему показалось, что кто-то идет за ним следом. Обернувшись, он увидел лишь нищего на одной ноге, с трудом проковылявшего мимо. Костыль у него на каждом шагу скользил в грязи, покрывавшей проход между домами, — смеси из свиного навоза, овощных очистков и луж вонючей жижи, которую люди выливали из окон. «Да, калек скоро прибавится, — думал Фенолио, подходя к дому Минервы. — Война — настоящая фабрика калек…» Откуда эта мысль? Он что, сомневается в благородных планах Козимо? Да нет же…

«Клянусь всеми буквами алфавита! По этой лестнице я точно не буду скучать, переселившись в замок! — думал он, с пыхтением подымаясь по крутым ступенькам в свою мансарду. — Надо только попросить Козимо, чтобы не селил меня в башне. А то в мастерскую Бальбулуса подниматься тоже ничуть не легче». «Ага, пара лишних ступенек для тебя трудноваты, зато на войну ты собрался на старости лет!» — насмешливо сказал тихий голос у него внутри, вечно высказывавшийся в самый неподходящий момент. Но Фенолио умел его не слушать.

Розенкварца на месте не оказалось. Наверное, он снова вылез через окно, чтобы поболтать со стеклянным человечком, жившим у писца напротив, в доме булочника. Феи, похоже, тоже все разлетелись. В комнате Фенолио было тихо, необычно тихо. Он вздохнул и присел на кровать. Сам не зная почему, он вспомнил своих внуков и тот шум и смех, которыми они наполняли его дом. «Ну и что теперь? — сердито спросил он себя. — Дети Минервы поднимают не меньше шума, и сколько раз уже ты прогонял их во двор, мечтая о тишине!»

На лестнице послышались шаги. Ну вот! Легки на помине! Он сейчас вовсе не расположен рассказывать истории. Ему нужно укладывать вещи, а потом осторожно сообщить Минерве, что ей придется подыскать другого жильца.

— Брысь! — крикнул он через дверь. — Идите погоняйте свиней во дворе или кур, а у Чернильного Шелкопряда нет для вас времени, потому что он переезжает в замок!

Дверь все же распахнулась, но за ней показались не две детские мордашки. На пороге стоял мужчина с пятнистым лицом и глазами слегка навыкате. Фенолио никогда его не видел, и все же посетитель показался ему странно знакомым. На нем были грязные кожаные штаны в заплатах и плащ, при взгляде на который сердце у Фенолио замерло. Он был серебристо-серым — цвет воинов Змееглава.

— Что такое? — резко спросил он, поднимаясь, но незнакомец был уже в комнате.

Он стоял, широко расставив ноги, с ухмылкой, портившей и без того некрасивое лицо. Однако по-настоящему Фенолио испугался, лишь увидев его спутника. Баста улыбался ему, как старому другу после долгой разлуки. Он тоже был одет в серые цвета Змееглава.

— Не повезло, опять не повезло! — сокрушался Баста, оглядывая комнату. — Девчонки здесь нет. А мы-то крались за тобой из замка, как две кошки, в надежде, что поймаем сразу двух птичек! И вот у нас в ловушке один уродливый старый ворон. Ну что ж, один лучше, чем никого. Нельзя требовать от удачи слишком многого, в конце концов, ты же оказался в замке в самый подходящий момент, чего еще желать? Я сразу узнал твою черепашью физиономию, а ты меня даже и не заметил, правда?

Действительно, не заметил. Не разглядывать же ему было каждого из солдат, сопровождавших Змееглава? «Будь ты поумнее, Фенолио, — сказал он себе, — ты бы именно это и сделал! Как ты мог забыть, что Баста вернулся? Разве то, что случилось с Мортимером, не должно было послужить тебе предупреждением?»

— Вот так сюрприз! Баста! Как это ты ускользнул от Призрака? — спросил он вслух и незаметно отступил на шаг назад, к кровати. После того как одному соседу перерезали во сне глотку, Фенолио положил себе под подушку нож, но не был уверен, что он все еще там лежит.

— Уж извини! Наверное, он меня просто не заметил в этой клетке, — промурлыкал Баста на свой кошачий манер. — Каприкорну повезло меньше, зато Мортола тоже пока жива, и она рассказала нашему другу Змееглаву о трех птичках, которых мы хотим изловить, об опасных колдунах, умеющих убивать при помощи букв. — Баста медленно подошел к Фенолио. — Как ты думаешь, кто эти три птички?