Опасное пари, стр. 58

Элли еще долго говорила о своей любви к Равенворту, но ее пылкие речи ни к чему не привели. Джордж, казалось, даже не слышал их. Наконец он резким движением вырвал у нее руку и отошел к горящему камину.

— Прости, Элли, но я не могу освободить тебя.

— Но почему, Джордж? Ну, я прошу тебя — ради нашей дружбы, ради нашего детства, ради нашего родства, наконец…

Он повернулся к ней и сказал незнакомым, странным голосом:

— Ты хочешь услышать правду? Изволь. Я никогда прежде не говорил тебе об этом, но сейчас скажу. Я люблю тебя, Элли! Люблю давно, уже много лет. Люблю слишком сильно, чтобы позволить тебе совершить роковую ошибку. Весь Лондон знает, что Равен-ворт гоняется за тобой исключительно ради того, чтобы потешить собственное тщеславие. Он играет на твоих чувствах. В конце концов, я просто обязан защитить тебя от него.

— Но он просил моей руки!

Джордж нахмурился и некоторое время молчал.

— Что ж, в таком случае считай меня просто эгоистом. Прости. Я вынужден заявить: пари остается в силе. Кстати, я предупреждал, что ты проиграешь это пари. — Он снова приложил руку ко лбу. — Ну а теперь я должен идти. Моя голова… Доктор велел мне полежать дома. Увидимся вечером, тогда и продолжим наш разговор.

— Меня не будет. Равенворт пригласил всех нас на маскарад в Воксхолл.

Услышав это, Джордж обернулся и бросил от двери гостиной острый взгляд на Элли.

— Значит, увидимся завтра, — сказал он и вышел, кивнув на прощание.

Элли обессиленно опустилась в кресло возле окна. За стеклом виднелось небо — серое, низкое, унылое, удивительно отвечавшее ее настроению. Начинался дождь. Первые тяжелые капли ударили в окно, а затем застучали часто и громко. Еще минута — и по стеклу побежали прозрачные струйки. Такие же струйки потекли по щекам Элли. Она даже испытала некоторое облегчение, поскольку сдерживала слезы давно — с той самой минуты, когда Равенворт отказался отдать ей свою табакерку.

Вернувшись к себе на Честерфилд-стрит, Джордж первым делом приказал слуге тщательно задернуть окна. Затем выпил опиумной настойки — лауданума — и вскоре забылся тяжелым сном.

Проснулся он через несколько часов — не отдохнувший, с мутными глазами, отупевшей головой. С трудом шевеля пересохшими губами, Джордж кликнул слугу и велел принести стаканчик бренди.

Затем он уселся за стол и набросал записку лорду Крессингу, в которой написал о маскараде в Воксхолле и о том, что возникла, кажется, та самая ситуация, о которой так давно мечтал барон.

19

Элли было не по себе. Она еще раз посмотрела на Равенворта, на его спокойное, вежливое, бесстрастное лицо и подумала, что решительно не знает, как ей теперь вести себя с ним.

Их лодка — в окружении других таких же — плавными рывками приближалась к южному берегу Темзы, туда, где раскинулись знаменитые зимние сады Воксхолла.

Элли плотнее закуталась в свой плащ-домино. Они еще не надели масок, поэтому ничто не мешало ей снова и снова всматриваться в любимое лицо. Равенворт невозмутимо слушал бесконечную болтовню леди Вудкотт, а Элли думала о том, как любит этого человека и как много предстоит ей потерять, когда она проиграет пари, заключенное с Джорджем.

Ох, это трижды проклятое пари! Кто бы мог подумать, в какие дебри отчаяния заведет ее эта дурацкая затея, начинавшаяся как шутка!

Вечер в Воксхолле проходил весело. Фанни, сияющая от счастья, непрерывно танцевала с Чарльзом, а леди Вудкотт с гордостью наблюдала за ними. Затем всех пригласили в столовую, где был приготовлен изысканный ужин, главным украшением которого являлась превосходная ветчина, так и манившая к себе умопомрачительным ароматом. Однако у Элли не было аппетита, и даже ломтики ветчины не пробудили его.

После ужина состоялся спектакль — веселый, красочный, — и Элли немного отвлеклась от своих грустных мыслей, следя за запутанной историей, которую разыгрывали актеры в напудренных париках и пестрых костюмах. Но стоило ей вспомнить о последнем разговоре с виконтом, и она снова становилась такой сосредоточенной и печальной, что леди Вудкотт не удержалась и прошептала, наклонившись в племяннице:

— Его светлость может подумать, что ты неблагодарна, Элинор! Неужели ты не способна хотя бы изобразить веселье? Не забывай, что теперь, когда вы стали так близки с виконтом, нужно думать о том, чтобы не ставить его в неловкое положение перед всеми.

Насчет близости тетушка ошибалась, но тем не менее в ее словах была известная доля правды. Элли по-старалсь напустить на себя веселый вид, начала улыбаться и даже смеялась над забавными историями, которые рассказывал Равенворт. И все же каждый раз, встречаясь с ним глазами, она чувствовала под ложечкой пустоту и холод.

После ужина и спектакля все пошли к каскаду фонтанов, где должен был начаться фейерверк. Лорд Барроу предложил одну руку Фанни, другую — леди Вудкотт, Элли шла позади рядом с Равенвортом и думала о том, что другой минуты для последней попытки у нее уже не будет. Она уже собралась с духом, чтобы заговорить, как вдруг увидела высокого худого мужчину, закутанного в длинное домино. На лице незнакомца была большая серебряная маска, скрывавшая его черты, но сквозь ее прорези Элли заметила внимательные, изучающие глаза. Ей стал неприятен этот взгляд, и она, опустив голову, крепче ухватилась за рукав Равенворта.

Виконт нежно погладил ее руку.

— Сегодня ты выглядишь такой печальной, Элли. Боюсь, что сады и маскарад понравились тебе гораздо меньше, чем я надеялся.

В голосе его звучало такое искреннее чувство, что Элли мигом забыла о незнакомце и, подняв лицо, посмотрела на Равенворта. Тысячи фонариков горели в листве, их свет причудливо играл и переливался на темном шелке его домино.

— Надеюсь, вы не сочтете за невежливость, милорд, если я предложу вам свернуть на менее оживленную тропинку? — Она тяжело вздохнула и добавила чуть дрогнувшим голосом: — Нам нужно поговорить.

— Разумеется, — охотно откликнулся Равенворт и повел ее на пустынную, слабо освещенную редкими фонарями боковую дорожку.

Несмотря на свое состояние, Элли невольно отметила романтичность этого места — тихого, сумрачного, утопающего в густой пышной зелени.

«До конца пари осталось всего два дня», — напомнила она самой себе и сказала:

— Джефф, нам нужно объясниться. Ты прав — я попала в дурацкое, сложное положение. Я не могу рассказать тебе обо всем, скажу лишь одно: все будет прекрасно, если только ты дашь мне свою табакерку. — Она сама чувствовала, как неубедительно звучат ее слова, но не могла найти других. — Я совершила ужасную ошибку — знаю, что не имела права так поступать, но… — Не в силах больше сдерживаться, Элли расплакалась и с трудом закончила сквозь слезы: — Если сегодня вечером у меня не будет твоей табакерки, я… Мы никогда не сможем быть вместе!

Равенворт не мог понять, что так подействовало на него — то ли очарование весеннего вечера, прохладного, но такого тихого, расцвеченного огнями и окрашенного грустью из-за доносившейся издалека музыки, то ли плачущая Элли. Уже готовый сдаться, он сказал, пытаясь заглянуть ей в глаза сквозь прорези маски:

— Я хочу одного: чтобы ты доверяла мне. Неужели я прошу слишком многого?

Элли в отчаянии прижала руки к груди.

— Поверь, есть вещи, о которых я просто не имею права говорить раньше времени! Это ты можешь понять?

Равенворт колебался. В конце концов, что значит какая-то табакерка, если от этого зависит его будущее? Не может же он потерять Элли из-за этой проклятой серебряной коробочки! Равенворт уже не сомневался, что все дело в очередном дурацком пари. Нетрудно догадаться, что для уплаты этого долга чести ей необходима именно его табакерка.

И виконт принял решение. Если он собирается положить к ногам этой девушки и свой титул, и свои земли, и свою судьбу, так неужели он не может отдать ей для начала такую малость — табакерку?

Они уже достигли дальнего конца парка. Издалека послышались восторженные крики — начинался фейерверк, и его приветствовала большая пестрая толпа, сгрудившаяся возле Большого Каскада. Равенворт нащупал в кармане табакерку и хотел вынуть ее, но в этот миг на его голову обрушилось что-то тяжелое — и сразу стало темно.