Поступь хаоса, стр. 70
Раздается хруст, который я запомню навсегда…
Аарон от удара падает на спину…
И Виола отпускает нож…
И отшатывается.
Лицо у нее белое.
Я слышу ее дыхание. Слышу даже сквозь рев воды.
Я приподнимаюсь на руках…
И мы смотрим.
Аарон встает…
Он встает, одной рукой стискивая нож, но не в силах его выдернуть. Единственный глаз широко распахнут, язык вываливается изо рта.
Он встает на колени.
Потом на ноги.
Виола тихо вскрикивает и пятится.
Пока не подходит ко мне.
Мы слышим, как он пытается сглотнуть.
Пытается дышать.
Аарон шагает вперед, но натыкается на кафедру.
Смотрит на нас.
Его язык распухает и извивается.
Он хочет что-то сказать.
Хочет что-то сказать мне.
Выдавить хоть слово.
Но не может.
Не может.
Его Шум — сплошь безумные краски, образы и картины, которые я никогда не смогу описать.
Аарон ловит мой взгляд.
И его Шум замолкает.
Насовсем.
Наконец-то.
Его тело заваливается на бок.
И падает с края уступа.
И исчезает под стеной воды.
Нож исчезает вместе с ним.
42
Последний рывок
Виола резко и быстро садится рядом со мной, бутто падает.
Она тяжело дышит и смотрит на то место, где стоял Аарон. Солнечный зайчик освещает ее лицо, но больше на нем ничто не движется.
— Виола? — Я сажусь рядом на корточках.
— Он умер.
— Да, — киваю я. — Умер.
И она просто дышит.
Мой Шум грохочет, как терпящий крушение космический корабль, в нем столько всего разного, что голова вот-вот разорвется на части.
Я бы сам это сделал.
Я бы сделал это ради нее.
Но она…
— Я мог и сам, — говорю я вслух. — Я был готов!
Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами:
— Тодд?
— Я бы сам его убил. — Мой голос немного повышается. — Я ведь был готов!
И тут ее подбородок начинает трястись, но не так, бутто она сейчас разревется, а по-настоящему трястись, а потом и плечи, глаза распахиваются шире и шире, и Виола вся ходит ходуном. В моем Шуме появляется новое чувство, я хватаю Виолу за плечи и обнимаю, и мы вместе качаемся туда-сюда, такшто она может трястись сколько угодно.
Виола долго молчит, только тихонько стонет, а я вспоминаю убийство спэка: как жуткий хруст прошел через всю мою руку, как я без конца видел его кровь, как он умирал у меня в голове снова и снова.
И умирает до сих пор.
(Но я бы мог.)
(Я был готов.)
(Ножа больше нет.)
— Я столько историй слышал про убийства, а в жизни это совсем по-другому, — говорю я Виолиной макушке. — Совсем по-другому.
(Но я бы мог.)
Виола трясется, мы по-прежнему сидим у ревущего водопада, солнце поднялось, и в пещеру теперь попадает меньше света, мы насквозь мокрые и в крови, в крови и мокрые.
Нам холодно, мы дрожим.
— Пошли, — говорю я, коекак вставая. — Первым делом надо высохнуть.
Я помогаю ей подняться. Потом иду за сумкой, которая лежит на полу между скамейками, возвращаюсь к Виоле и протягиваю ей руку.
— Солнце уже печет, — говорю я. — Снаружи мы мигом согреемся.
Виола минуту смотрит на мою руку, прежде чем взять.
Но все-таки берет.
Мы обходим кафедру, невольно глядя на то место, где стоял Аарон. Его кровь уже смыло брызгами.
(Я бы смог.)
(Вот только нож.)
Я чувствую, как моя рука трясется в ее ладони, но не знаю, кто именно из нас дрожит.
Мы начинаем подниматься по ступеням, и на полпути наверх Виола наконец заговаривает:
— Меня тошнит.
— Знаю.
Мы останавливаемся, она нагибается поближе к водопаду, и ее тошнит.
Очень сильно.
Видимо, так и должно быть, когда убиваешь кого-то взаправду.
Виола выпрямляется, волосы у нее мокрые и спутались в комок. Она сплевывает на землю.
Но глаза не поднимает.
— Я не могла тебе позволить, — говорит она. — Тогда бы он победил.
— Я был готов, — говорю я.
— Знаю, — шепчет она в свои волосы, в струи воды. — Потому я и сделала это.
Я шумно выдыхаю:
— Лучше бы ты позволила мне…
— Нет. — Виола поднимает голову. — Я не могла. — Кашляет и вытирает рот. — Хотя дело даже не в этом.
— А в чем?
Она смотрит мне прямо в глаза. Ее собственные глаза широко раскрыты и налиты кровью.
И они стали намного, намного старше.
— Мне хотелось, Тодд, — говорит Виола, морща лоб. — Мне хотелось его убить. — Она закрывает лицо руками. — О боже! боже боже боже…
— Хватит. — Я отнимаю ее руки от лица. — Перестань. Он был злой. И сумасшедший…
— Знаю! — кричит Виола. — Но я все время его вижу. Вижу, как нож втыкается в…
— Ладно, хорошо, ты хотела его убить, — обрываю я ее, пока не стало хуже. — И что? Я тоже хотел. Он нарочно все так устроил! Либо он, либо мы, так было задумано. Поэтому он и злой. Мы с тобой ни в чем не виноваты, он виноват, ясно?
Виола поднимает на меня взгляд и уже тише произносит:
— Он исполнил задуманное. Вынудил меня пасть.
Она опять стонет и зажимает рот руками, в глазах стоят слезы.
— Нет, — решительно отвечаю я. — Ты послушай меня, хорошо? Послушай, что я скажу.
Я смотрю на воду, на туннель — и не знаю, о чем думаю, но Виола стоит рядом, я ее вижу и не слышу ее мыслей, но всетаки знаю, о чем она думает, я ее вижу, она балансирует на уступе и смотрит на меня и просит ее спасти.
Спасти ее, как однажды она спасла меня.
— Вот что я думаю, — говорю я уверенным голосом, и моя голова наполняется мыслями, и они просачиваются в Шум, точно шепот правды. — Мне кажется, рано или поздно мы все падаем. Все, понимаешь? Но вопрос не в этом.
Я осторожно тяну ее за руки — убедиться, что она меня слушает.
— Вопрос в другом: сможем ли мы снова подняться?
Вода с грохотом несется мимо нас, и мы дрожим от холода и всего остального, и Виола смотрит на меня, и я жду и надеюсь.
Наконец она делает шаг от края.
И возвращается ко мне.
— Тодд, — говорит она.
Это не вопрос. Это просто мое имя.
— Пошли, — говорю я. — Хейвен ждет!
Я снова беру ее за руку, и мы выходим назад, балансируя на скользких камнях. Прыжок через пропасть на этот раз дается тяжелей, потомушто мы промокли и ослабли, но я разбегаюсь и перепрыгиваю, а потом ловлю и Виолу.
Мы оказываемся на солнце.
Несколько минут мы просто дышим, избавляясь от пробирающей до костей влаги, затем собираемся с силами и вылезаем из кустов на тропинку, а потом и на дорогу.
Мы смотрим вниз, куда ведет зигзаг.
Он по-прежнему там. Хейвен никуда не делся.
— Последний рывок, — говорю я.
Виола растирает себя руками, чтобы хоть немного обсохнуть. А потом, щурясь, глядит на меня:
— Тебе здорово досталось, ты в курсе?
Я поднимаю руки к лицу. Глаз начинает распухать, а во рту не хватает нескольких зубов.
— Спасибо, — говорю я. — Ничего не болело, пока ты не сказала.
— Прости. — Она немножко улыбается, кладет руку на свой затылок и тоже морщится.
— Ты-то как?
— Голова трещит, но жить буду.
— Смотрю, тебя ничем не проймешь.
Виола опять улыбается.
А в следующий миг что-то со СВИСТОМ пролетает в воздухе, и Виола тихонько охает. Просто «ох» — и все.
Секунду мы молча смотрим друг другу в глаза, сверху жарит солнце, и мы оба словно чем-то удивлены.
А потом я опускаю глаза.
На ее рубашке выступила кровь.
Ее кровь.
Свежая.
Льется из маленькой дырочки справа от пуговицы на животе.
Виола трогает кровь и показывает мне пальцы:
— Тодд?
И падает ничком.
Сам едва держась на ногах, я всетаки успеваю ее поймать.
И оглядываюсь.
На вершине холма, у самого начала дороги стоит…
Мистер Прентисс-младший.
Верхом на коне.
В вытянутой руке пистолет.