Жангада. Кораблекрушение "Джонатана"., стр. 102

Через час они вышли. У Кау-джера был обычный невозмутимый вид, а Гарри Родс, казалось, преобразился от радости. Кау-джер проводил его до порога и протянул на прощание руку. Прежде чем пожать ее, Гарри Родс низко поклонился и сказал:

— Можете положиться на меня!

— Полагаюсь, — ответил Кау-джер, провожая взглядом своего друга, исчезавшего в ночи.

После ухода Родса Кау-джер позвал Кароли и отдал ему необходимые распоряжения, которые индеец выслушал, как всегда, без пререканий. Затем неутомимый правитель в последний раз пересек равнину и отправился, как и накануне, в Либерию, чтобы там провести ночь.

На рассвете он подал сигнал к подъему. Вскоре все колонисты собрались вокруг него.

— Остельцы! — сказал среди глубокой тишины Кау-джер. — Сейчас мы в последний раз произведем раздачу продуктов. В дальнейшем они будут продаваться по ценам, установленным мною в соответствии с интересами остельского государства. Деньги имеются у всех, поэтому никому не угрожает голодная смерть. Впрочем, колонии нужны рабочие руки. Всех трудоспособных обеспечат оплачиваемой работой. С этого дня труд становится законом.

Всех людей удовлетворить невозможно, и, конечно, некоторым колонистам эта короткая речь пришлась не по вкусу. Но большая часть присутствующих была в восторге. Головы поднялись, спины выпрямились, словно людям придали новые силы.

Наконец-то кончилось бездействие! Они еще годны на что-то! Они еще смогут принести пользу! Колонисты приобрели и обеспеченную работу, и уверенность в завтрашнем дне.

Раздалось могучее «ура!» Мускулистые руки, готовые к действию, протянулись к Кау-джеру.

И тогда, как бы вторя толпе, чей-то голос издалека позвал Кау-джера. Он обернулся и увидел в океане «Уэл-Киедж», которой управлял Кароли. Гарри Родс стоял у мачты и махал рукой, посылая прощальный привет другу, в то время как шлюпка, позолоченная солнцем, на всех парусах летела вдаль.

2. Рождение города

Кау-джер тут же приступил к организации работ. Всех, предложивших свои услуги (а надо сказать, что их было подавляющее большинство), он принял на работу и разделил на группы, которыми руководили десятники. Одни начали прокладывать дорогу, соединявшую Либерию с Новым поселком, других направили на переноску сборных домов, построенных где попало. Теперь, по указаниям Кау-джера, здания устанавливали в строгом порядке: одни параллельно, другие — перпендикулярно бывшему жилищу Дорика, неподалеку от сгоревшего «дворца» Боваля.

Вскоре строительство развернулось полным ходом. Дорога удлинялась на глазах. Дома размещали среди пустовавших участков — будущих садов. Широкие улицы придавали Либерии вид настоящего города, тогда как прежде она больше напоминала наспех разбитый лагерь. Одновременно начали очищать территорию от мусора и нечистот, скопившихся за зиму.

Прежний дом Дорика оказался первым зданием, более или менее приспособленным для жилья. Эту легкую постройку разобрали и перенесли на новое место. Правда, она была еще не совсем закопчена, но строители уже укрепили стены, поставили стропила и разделили помещение перегородками.

И вот 7 ноября Кау-джер вступил во владение этим домом. Планировка его была очень проста: в центре продовольственный склад, а вокруг него ряд смежных помещений, двери которых выходили на север, запад и восток. Комната же, расположенная на южной стороне, не имела выхода наружу, и в нее можно было попасть только из других помещений.

Над дверьми висели деревянные таблички: «Управление», «Суд», «Милиция». Назначение комнаты на южной стороне пока еще оставалось неизвестным, но вскоре пошли слухи, что там будет тюрьма.

Итак, Кау-джер уже не полагался всецело на благоразумие себе подобных. Для упрочения власти потребовались милиция, суд и тюрьма. Его долгая внутренняя борьба привела к поражению: он признал необходимость самых крайних мер, без которых — из-за несовершенства человеческого рода — невозможно пойти по пути прогресса и цивилизации.

Но все эти учреждения служили лишь остовом будущего государственного аппарата. Для выполнения административных функций требовались служащие, и Кау-джер незамедлительно назначил их. Хартлпул был поставлен во главе милиции, состоявшей из сорока человек. В суде Кау-джер оставил за собой пост председателя, а текущие дела поручил Фердинанду Бовалю.

Такое назначение могло бы показаться странным, но это был уже не первый случай. Выплата жалования и продажа продуктов теперь очень усложнились. Обмен труда на продукты с появлением денег требовал сложных расчетов. На должность бухгалтера Кау-джер назначил того самого Джона Рама, который поплатился своим здоровьем и состоянием за пристрастие к легкой жизни. Каким образом этот никчемный человечек очутился в колонии? Наверно, он и сам не смог бы ответить на это. Просто он поддался смутным мечтам о красивой жизни в неведомой стране, а вместо этого грубая действительность преподнесла ему зимовку на острове Осте.

После установления нового порядка Рам, в силу необходимости, попытался присоединиться к землекопам, прокладывавшим дорогу, но к концу первого же дня совершенно выбился из сил. Его холеные руки так болели, что пришлось бросить работу. Поэтому несчастный был вне себя от радости, получив назначение на должность бухгалтера. Отныне всякие пересуды о нем прекратились.

Пожалуй, одно из основных качеств правителя состояло в умении использовать для блага государства даже самую незначительную личность. Но он не мог все делать сам, ему требовались помощники. И именно в выборе помощников проявлялся его незаурядный государственный талант.

Избранные им помощники — хотя и весьма своеобразные личности — оказались на высоте своего положения. Кау-джер преследовал одну цель — добиться от каждого колониста максимальной пользы для общества. Так, Боваль, человек во многих отношениях неполноценный, оказался знающим юристом. Следовательно, он более других подходил для ведения юридических дел, а это обязывало его следить за собой в повседневной жизни. Что же касается Джона Рама, самого неприспособленного из колонистов, можно было только удивляться, как удалось найти занятие для этого безвольного и жалкого существа.

День ото дня крепло Остельское государство. Кау-джер развил бурную деятельность. Он окончательно покинул Новый поселок и перенес свой инструмент, книги и медикаменты в «Управление», как теперь называли бывший дом Льюиса Дорика. Спал он всего по нескольку часов в сутки, остальное же время проводил на работах, подбадривая людей, разрешая все возникавшие трудности, спокойно и твердо поддерживая мир и порядок. В его присутствии никто не осмеливался вступать в пререкания или затевать ссоры. Стоило ему показаться, как все оживлялись и работа спорилась.

В свободные часы Кау-джер осматривал раненых во время мятежа и больных. Впрочем, теплая погода, спокойная обстановка и труд благотворно отразились на здоровье колонистов.

Понятно, что из всех больных и раненых самым дорогим его сердцу был Хальг. При любой погоде, как бы он ни был утомлен, Кау-джер навещал утром и вечером молодого индейца, от постели которого не отходили Грациэлла и ее мать. К радости Кау-джера, состояние больного заметно улучшалось, и вскоре появилась уверенность, что рана в легком стала рубцеваться. 15 ноября Хальг наконец встал с постели, пролежав около месяца.

В этот день Кау-джер направился к дому Родсов.

— Здравствуйте, миссис Родс! Здравствуйте, дети! — сказал он, входя.

— Здравствуйте, Кау-джер! — радостно закричали все трое.

В сердечной атмосфере семьи Родсов Кау-джер как будто немного оттаивал. Эдуард и Клэри обняли его. Кау-джер отечески поцеловал молодую девушку и потрепал мальчика по щеке.

— Наконец-то вы пришли, Кау-джер! — воскликнула госпожа Родс. — Я уже стала беспокоиться, все ли с вами благополучно.

— Я был очень занят, миссис Родс.

— Знаю, Кау-джер, знаю, — ответила она, — и очень рада вас видеть… Надеюсь, вы мне сообщите что-нибудь о муже?