Голодные игры, стр. 35

— Ты где спишь? — спрашиваю я. — На деревьях? — Рута кивает. — В одной куртке?

Она показывает запасные носки.

— Надеваю их на руки.

Как же она вытерпела? Ночи были холодные.

— Если хочешь, давай спать вместе в моем мешке. Мы легко поместимся вдвоем.

Ее лицо светлеет. Видно, о таком она даже не мечтала.

Находим дерево с высокой развилиной и устраиваемся на ночь. Играет гимн. Сегодня никто не умер.

— Рута, я ведь только сегодня очнулась. Сколько ночей я пропустила?

Гимн заглушает наши слова, а я все равно говорю шепотом и даже прикрываю губы рукой. Я собираюсь рассказать о Пите и не хочу, чтобы зрители слышали. Рута меня понимает и отвечает так же.

— Две ночи. Девушки из Первого и Четвертого дистриктов погибли. Теперь нас десять.

— Случилось что-то странное. Но я не уверена. Может, мне все привиделось из-за яда, — продолжаю я. — Знаешь парня из моего дистрикта? Пита? Мне кажется, он меня спас. Но он ведь вместе с профи.

— Уже нет. Я следила за их лагерем у озера. Они успели туда вернуться, а потом вырубились. Пита с ними не было. Если он тебя спас, то ему пришлось от них сбежать.

Я молчу. Неужели Пит действительно меня спас и я снова у него в долгу? Возвратить этот долг я уже не сумею.

— Если даже так, то это всего лишь часть его плана. Убедить зрителей, что он в меня влюблен.

— Да-а? — задумчиво произносит Рута. — А я все принимала за правду.

— Какое там. Они придумали это вместе с нашим ментором.

Гимн заканчивается, и небо гаснет.

— Давай испытаем очки.

Я вытаскиваю их и надеваю. Рута не шутила. Видно все, вплоть до отдельных листочков на деревьях. Футах в пятидесяти от нас меж кустов крадется скунс. Я бы могла убить его, не слезая с дерева, если бы захотела. Я бы могла убить кого угодно.

— Интересно, есть у кого-нибудь еще такие?

— У профи. Две пары, — отвечает Рута. — У них все есть. И они сильные.

— Мы тоже сильные, — говорю я. — Только по-другому.

— Ты — да. Ты умеешь стрелять. А я что?

— Ты можешь сама себя прокормить. Они могут?

— Им и так хорошо. Захватили все запасы и в ус не дуют.

— А если бы не было запасов? Пропали? Долго бы они продержались? — не унимаюсь я. — У нас ведь Голодные игры, так?

— Игры голодные, зато профи сытые, — возражает Рута.

— Да. В этом-то и проблема, — сдаюсь я. И тут впервые в голове у меня рождается план. Не жалкая мыслишка о том, как унести ноги или избежать встречи с противником, а настоящий план нападения. — И я, кажется, знаю, что надо делать.

13

Рута окончательно мне доверилась. Как только заканчивается гимн, она прижимается ко мне и засыпает. Я тоже не жду от нее подвоха и не осторожничаю. Если бы она хотела моей смерти, ей только и нужно было, что потихоньку убраться от того дерева и не показывать мне гнездо ос-убийц. Где-то в глубине сознания меня тревожит очевидное: мы не можем победить обе. Но поскольку пока ни у одной из нас нет по-настоящему шансов выжить, я не позволяю этой тревоге взять верх.

К тому же меня сейчас занимает совсем другое: профессионалы и их припасы. Нам с Рутой надо как-то исхитриться и уничтожить у них все съестное. Уверена, прокормить самих себя станет непосильной задачей для профи. У них как: приберут к рукам всю еду — и тогда они герои. Однако были случаи, когда даже сохранить запасенное профи толком не умели — однажды, к примеру, провизию сожрали отвратительные ящерицы, в другой раз смыло наводнением, устроенным распорядителями Игр, — и вот в те-то годы побеждали, как правило, трибуты из других дистриктов. Преимущество профи оборачивается недостатком: с детства привыкнув к регулярной кормежке, они не умеют справляться с голодом. Не то что мы с Рутой. Сейчас я слишком устала, чтобы разрабатывать план в деталях. Боль в ранах отступила, мысли окутаны легким дурманом от яда, рядом тепло Руты, приклонившей голову к моему плечу, — все это создает ощущение безопасности. В первый раз я осознала, какой одинокой была до сих пор на арене, как приятно чувствовать чью-то близость. Я погружаюсь в дремоту, твердо решив напоследок, что завтра расстановка сил на арене переменится. С завтрашнего дня испуганно озираться по сторонам будут профи.

Грохот пушечного выстрела вырывает меня из объятий сна. Небо исчерчено полосками предутреннего света, щебечут птицы. Рута сидит на ветке напротив меня и что-то держит в ладонях. Жду, не будет ли еще выстрелов, но все тихо.

— Как думаешь, кто это был? — спрашиваю я, невольно тревожась за Пита.

— Не знаю. Кто угодно, кроме нас. Вечером, может быть, узнаем.

— Напомни мне еще раз оставшихся.

— Парень из Первого. Оба трибута из Второго. Парень из Третьего. Цеп. Я. И ты с Питом, — перечисляет Рута. — Это восемь. Да, еще мальчик из Десятого — тот, с больной ногой. С ним девять.

Есть еще кто-то, но ни я, ни Рута не можем его вспомнить.

— Интересно, как это случилось, — шепчет Рута.

— Кто знает. Но у нас появился лишний шанс. Публика на время успокоится, и мы должны действовать, пока распорядители снова не решили, что Игры идут чересчур вяло, — отвечаю я. — А что у тебя в руках?

— Завтрак. — Рута раскрывает ладони: в них два больших яйца.

— Ух ты! Это чьи же такие?

— Точно не скажу. В той стороне болото. Наверное, какой-то водяной птицы.

Яйца неплохо бы сварить, но мы не рискуем зажигать огонь. Скорее всего, смерть трибута, о которой прогремела пушка, дело рук профессионалов, а значит, они уже оклемались. Мы выпиваем яйца сырыми. Потом съедаем кроличью ножку и немного ягод. Завтрак все равно удался.

— Ну, ты готова? — спрашиваю я, беря рюкзак.

— Готова к чему? — осведомляется в свою очередь Рута, но по тому, как она сразу оживилась, видно, что любая моя затея будет принята без лишних сомнений.

— Сегодня мы отнимем у профи их еду, — поясняю я просто.

— Правда? Как?

В глазах Руты вспыхивают задорные огоньки. Тут она совершеннейшая противоположность Прим, для которой приключения всегда только в тягость.

— Понятия не имею. Пойдем, будем думать, пока охотимся.

Толком заняться охотой не получается: я слишком увлечена расспросами, стараюсь выяснить о профи все что можно. Рута следила за ними совсем недолго, но она наблюдательная. Лагерь они разбили у озера, а хранилище запасов устроили ярдах в тридцати в сторону. Днем его охраняет мальчик из Третьего дистрикта.

— Мальчик из Третьего дистрикта? — удивляюсь я. — И он с ними?

— Да, он целыми днями торчит в лагере. От ос-убийц ему тоже досталось, когда профи притащили их за собой к озеру. Они держат его за сторожа, поэтому, наверное, и не убили до сих пор. Сам он не очень крепкий.

— Он вооружен?

— Не особенно, насколько я заметила. Копье есть. Двух-трех из трибутов он смог бы одолеть, но Цеп легко бы его убил.

— И еда лежит просто так? Под открытым небом? — спрашиваю я. Рута кивает. — Что-то тут не так. Не нравится мне это.

— Мне тоже. Только не пойму что, — признается Рута. — И, Китнисс, даже если ты подберешься к еде, как ты ее уничтожишь?

— Сожгу. Сброшу в озеро. Оболью жидкостью для горелок. — Я шутливо тычу Руту пальцем в живот, как если бы на ее месте была Прим. — Я съем! — Рута хихикает. — Не бойся, что-нибудь придумаю. Испортить — дело нехитрое.

Некоторое время мы собираем коренья, рвем ягоды и травы, тихо обсуждаем планы, как нам победить мерзких профи. Рассказываем друг другу о себе. Рута — старший ребенок в семье, у нее шестеро братьев и сестер, которых она никому не дает в обиду. С самыми маленькими она делится своими пайками. Ищет еду на лугах. Это тоже запрещено, а миротворцы там гораздо суровее, чем у нас. И при всем том — на вопрос, что она любит больше всего, Рута, не задумываясь, отвечает: музыку.

— Музыку? — удивляюсь я. Для меня музыка по части полезности занимает место где-то между бантиками для волос и радугой. Да и то — по радуге можно, по крайней мере, погоду узнать. — У тебя есть время на музыку?