188 дней и ночей, стр. 8

Марина, жена моего испанского коллеги по бюро, на самом деле не знала мнения кардинала из Рима, но чувствовала, что если к мейлу прилагается фотография чуть ли не обнаженной Клариссы на пляже, то это явно противоречит не только девятой, но и шестой заповеди. Кроме того, она успела прочесть комментарий своего мужа относительно тела Клариссы. И это окончательно убедило ее.

Наставляя «не возжелай», не предъявляют ли заповеди человеку слишком высоких требований?

С одной стороны, – оставаясь на почве креационизма, ибо мы говорим о Десяти заповедях, – Бог наделил человека всем, что должно усиливать вожделение: гормоны, нейропередатчики, нейропептиды, – одним словом, всей химией вожделения, а с другой стороны, постоянно приструнивает его и велит ему, чтобы он пользовался всей этой химией только для единственной реакции (деторождения), и то только в одной лаборатории. Такая постановка вопроса должна приводить к бунту тела против духа. Вы так не считаете?

Особенно теперь, когда обнажение стало всеобщей нормой, оно постоянно провоцирует тело на этот бунт. Нагота и в СМИ, и в рекламе. Она на улицах. Нагота продает нижнее белье, но с ее помощью (например, в Норвегии) продают и минеральные удобрения. Нагота – Вам наверняка будет трудно в это поверить – в целях рекламы недавно была открыта и Церковью. Перед лицом бегства паствы от религии и по заказу одного из приходов в Вюрцбурге (в Германии принадлежность к вере – это не только духовный, но и финансовый акт: будучи католиком в Германии, я плачу особый налог) людей побуждают остаться в лоне Церкви плакатом, на котором изображены ягодицы молодой девушки с вытатуированным на них крестом.

А может, в этом запланированном Богом бунте и заключена суть дела? Может, именно своим умением подавить этот бунт мы доказываем, что, имея немногим больше генов, чем совокупляющаяся со всеми самцами обезьянка бонобо, мы тем не менее люди?

Девятая заповедь задерживает мое внимание также и по той причине, что решительно ставит женщин особняком. Ибо в ней нет ни слова о вожделении «мужа ближней своей». Есть волы, ослы, есть рабы, рабыни, а вот мужей нет. Из этого могло бы следовать, что женщины свободны от вожделения и достаточно того, что они соблюдают только шестую заповедь: «не прелюбодействуй».

С другой стороны, приняв во внимание, как давно были установлены эти заповеди, отделение «жены ближнего своего» от «раба его» свидетельствует о том, что женское равноправие уже тогда было довольно далеко продвинуто. Со временем оно продвигалось еще дальше, хотя и делало это очень медленно. Например, в Средневековье (цитирую учебник истории государства и права) «мужчина имел полное право наказать жену». Но уже в конце XIV века это право было существенно ограничено: «он не мог ее наказывать ни ножом, ни цепью». Прогресс, и немалый. Не согласны?

Сердечный привет,

ЯЛВ

Варшава, пятница

Пан Януш, это похоже на то, как если бы Вы меня спросили, нужно ли чистить зубы. Не будешь чистить – рано или поздно останешься вообще без зубов. Согрешишь – и рано или поздно жизнь выставит тебе счет. Хотя я уже слышу возмущенные голоса, заявляющие, что на свете немало негодяев, которые никогда ни за что не заплатили. Это правда, но существует еще и ад, его образ, и порой даже атеист, жаждущий справедливости, возлагает надежды на муки ада. На прошлой неделе я принимала участие в дискуссии, посвященной одному из самых страшных грехов – гордыне. Сколько людей – столько и мнений. Социолог рассказывал о проявлениях гордыни в античной Греции, известный психотерапевт сделал доклад о роли гордыни в отношениях между мужчиной и женщиной, но вид при этом имел сконфуженный. Через пару дней мы узнали о его многолетнем романе с пациенткой.

Для меня гордыня – необоснованное ощущение превосходства над слабыми. Мужчины над женщиной, старшего над младшим и того, кто, не умея преодолеть свои комплексы, мучит других. Полагаю, никто не усомнится в том, что непревзойденные в своем идеализме Десять заповедей являются ЕДИНСТВЕННЫМ в своем роде моральным намордником. Для нас всех. Когда он на лице, ты не укусишь, но можешь лаять. Хоть и вполголоса. Чтобы в этом не погрязнуть и не сойти с ума, просыпаясь по утрам с чувством вины от нарушения одной из заповедей, каждый из нас создает свой собственный декалог. Мы ведь можем себе простить произнесение имени Бога всуе, потому что никогда не изменяли своему супругу, правда? И не важно, что после свадьбы прошло всего два месяца. Поэтому, когда нас спрашивают о том, что самое главное в нашей жизни, мы отвечаем, что семья – это всегда безопаснее, чем… прелюбодеяние. Работа и привязанность к ней – это своего рода освобождение от обязанности праздновать, то есть не работать в святой день. Хотя все больше знакомых мне людей уже сыты по горло гонками на выживание. И несмотря на то что они многого достигли, своим детям такой жизни не пожелали бы. Сознание вездесущего присутствия Декалога ставит нас в не очень выгодное положение, поскольку как-никак за нас уже решили, что хорошо, а что плохо, и нам следует отчитываться в содеянном. В результате каждого из нас в большей или меньшей степени мучит чувство вины. Но не будь этого, разве каждый изо дня в день чистил бы зубы? Nobody is perfect [12].

С уважением,

МД

P. S. Наши ежедневники пестрят множеством проектов и задач. Но все труднее найти в них место для проекта «любовь».

Франкфурт-на-Майне, суббота, вечер

Жоэль – француженка, шестнадцать лет назад покинула Париж и приехала во Франкфурт. Она говорит по-немецки с приятным французским акцентом, а когда волнуется, начинает машинально ввертывать французские слова. В такие моменты она неотразима.

Жоэль – жена Стефана, с которым я работаю в моей франкфуртской фирме и время от времени играю в сквош. Около десяти лет назад Стефан после одной из наших партий в сквош пригласил меня к себе домой. Так я познакомился с Жоэль.

Жоэль изучала историю искусств в Сорбонне, но работает в одном из банков во Франкфурте. Она разбирается в гомеопатии, занимается росписью по шелку, играет во французском любительском театре, она закончила курсы быстрого чтения и успевает прочесть до четырех книг за неделю. Мы часто обмениваемся книгами. Недавно я зашел после работы к Жоэль с новой книгой. Она сидела за кухонным столом, на котором в фарфоровых подсвечниках догорали две свечи и в стеклянной гусятнице стыло жаркое из индейки. Жоэль пила вино и ждала возвращения Стефана.

Мы разговаривали. Но главным образом говорила Жоэль. С этим своим очаровательным французским акцентом.

– Как ты думаешь, сколько длится любовь? – грустно спросила она, поднося бокал к губам. – Наверное, четырнадцать лет и шесть месяцев не такой уж важный повод, чтобы вовремя прийти домой, не так ли, Януш? Да я и сама это знаю. Это не повод, чтобы упрекать его. Что я могу ему сказать? Что он забыл о нашем отмечаемом каждый месяц юбилее? Глупости. Мы оба не помним об этой дате вот уже двенадцать лет, не отмечаем ее. Когда-то отмечали. Например, юбилей седьмого месяца, во время долгого уик-энда в Ругии. В узком спальном мешке. Вот были времена…

Теперь мы не останавливаемся в гостиницах ниже четырех звезд и жалуемся, если в холодильнике мини-бара в номере нет минеральной воды без газа. А тогда, в юбилей шестнадцатого месяца… Прогулка и пикник под проливным дождем в парке недалеко от больницы. А теперь? Теперь мы ходим на прогулки только по воскресеньям. Ровно в 15:30 выходим на прогулку с собакой вокруг ближайших домов, да и то если не предвидится ухудшения погоды.

На юбилей двадцать третьего месяца был завтрак в постели с шампанским. Секс и салат из крабов. От этих крабов аж воротило. Целый день в постели. С перерывами только для ванной или очередной бутылки шампанского из холодильника. Что касается секса, то сегодня мы находимся ниже среднего по стране уровня, да и крабовые салаты тоже не едим, как только прочли в «Шпигеле», что в крабах содержатся вредные для человека тяжелые металлы.