Мизери, стр. 24

Пол Шелдон

ВОЗВРАЩЕНИЕ МИЗЕРИ

Для Энни Уилкс

ГЛАВА 1

Хотя Йен Кармайкл не покинул бы Литтл-Данторп за все бриллианты из сокровищницы английской королевы, он, вынужден, был признаться самому себе, что таких дождей, как в Корнуолле, не бывает больше нигде в Англии.

У входной двери висело старое полотенце, и Йен, сняв сапоги и плащ, с которого капало, насухо вытер им свои темно-каштановые волосы.

Из гостиной доносились журчащие звуки мелодии Шопена, и Йен, застыл на пороге с полотенцем в левой руке.

Теперь по его щекам текли не капли дождя, а слезы.

Он припомнил, как Джеффри говорил:

Старик, тебе нельзя плакать при ней.

«Никогда не смей этого делать!»

Разумеется, Джеффри был прав — старина Джеффри редко ошибается, — но временами, когда он, оставался один, сознание того, как близко от Мизери прошла коса Смерти, неожиданно охватывало его, и тогда было почти невозможно удержаться от слез. Он, ведь так ее любил; без нее он бы умер.

Без Мизери жизнь утратила бы для него всякий смысл и покинула бы его.

Родовые схватки были долгими и тяжелыми, но, по словам повитухи, не дольше и не тяжелее, чем у множества молодых женщин, у которых ей доводилось принимать роды. Только после полуночи, через час после того, как Джеффри ускакал за доктором в грозовую ночь, повитуха начала беспокоиться. Только когда началось кровотечение.

— Дорогой мой Джеффри! — произнес он, вслух и прошел в просторную и жарко, как всегда в Западной Англии, натопленную кухню.

— Что вы ска-азали, молодой господин? — спросила старая миссис Рэмедж, своенравная, но симпатичная экономка семьи Кармайклов, появляясь из буфетной. От ее надетого набекрень чепца, как всегда, пахло нюхательным табаком, пристрастие к которому она вот уже долгие годы убежденно называла тайным пороком.

— Нет, миссис Рэмедж, это я так, — сказал Йен,

— Но там с вашего плаща ка-апает, я сама слы-ышала, так вы там чуть не потонули, как я посмотрю!

— Ну да, почти что так, — отозвался Йен, а сам подумал:

Если бы Джеффри тогда привез доктора десятью минутами позже, она, наверное, умерла бы.

Он, всегда старался отогнать от себя эту мысль — слишком она мрачная и к тому же бесполезная, но эта мысль о жизни без Мизери обладала ужасной силой и время от времени пробиралась в его мозг.

Печальные размышления были прерваны здоровым криком младенца; его сын, проснулся и требовал обеда. Йен, услышал негромкий голос Энни Уилкс, умелой няньки Томаса, которая принялась успокаивать его и менять ему пеленки.

— Славно сегодня кричит ваш мальчик, — заметила миссис Рэмедж. На мгновение Йен, снова удивился, что стал отцом и у него есть сын, и тут жена окликнула его с порога:

— Здравствуй, дорогой.

Он, взглянул на нее, на свою Мизери, на свою любимую.

Она стояла в дверях; ее роскошные каштановые волосы, отливавшие на свету темно-рыжим, рассыпались по плечам.

Она все еще была болезненно худа, но на ее щеки, как заметил Йен, уже начал возвращаться румянец. В темных глубоких глазах отражался свет ламп, и они сверкали, как два бриллианта чистой воды на черном бархате витрины ювелира.

— Дорогая! — крикнул Йен, и бросился к ней — как в тот день в Ливерпуле, когда все были уверены, что проклятие Безумного Джека Уикершема сбылось и ее похитили пираты.

Миссис Рэмедж поспешно вспомнила, что недоделала кое-что в гостиной, и оставила их наедине.

Надо заметить, удалилась она с улыбкой. Миссис Рэмедж также иногда не могла удержаться от мыслей о том, какой была бы их жизнь, если бы Джеффри и доктор приехали десятью минутами позже, или если бы не удался эксперимент по переливанию крови, которую так храбро предоставил в распоряжение доктора ее молодой господин.

— Ох, де-евочка моя, — бормотала она себе под нос, проходя по коридору. — И ду-умать об этом не сто-оит.

Этот разумный совет Йен, тоже давал себе много раз. Но и он, и экономка уже уяснили, что бывают случаи, когда разумный совет легче дать, чем ему последовать. А в кухне Йен, прижал к себе Мизери, чувствуя, как оживает, умирает и оживает вновь его душа от запаха ее теплой кожи.

Он, положил ладонь ей на грудь и почувствовал, как сильно и ровно бьется ее сердце.

— Если бы ты умерла, я бы умер с тобой, — прошептал он.

Она обвила руками его шею и поудобнее устроила грудь в его руке.

— Тише, дорогой, — зашептала Мизери. — Не говори глупостей. Я здесь… с тобой. Поцелуй меня! Если я и умру, то только от любви к тебе.

Он, прижался губами к ее губам, его пальцы зарылись в ее каштановые волосы, и через несколько секунд в мире не осталось никого, кроме них.