Новая встреча, стр. 19

— Ты шутишь? — недоверчиво посмотрел на нее Говард.

— Нисколько. — Поставив корзинку с хлебом на стол, она жестом предложила ему сесть. — Насколько мне известно, почти половина наших друзей… вернее твоих друзей, — поправилась она, вспомнив, что почти все знакомые, с которыми они дружили в Лондоне, вскоре после известия о гибели Говарда куда-то исчезли, — теперь уже развелись. Те конечно, которые были зарегистрированы. В наше время жить вместе считается совсем не обязательным. Все расходятся, когда считают нужным.

— Ты тоже это одобряешь? — холодно спросил он, поставив Конни в затруднительное положение. Она верила в брак… но не говорить же этого ему…

— Почему ты не ешь рулет? — избегая ответа, спросила Конни, наливая ему супу в тарелку. Куриный, — заметила она, чувствуя необходимость поддерживать разговор. — А к омлету я поджарила картофель.

Говард без особого энтузиазма попробовал суп.

— Если ты не против, я откажусь от картофеля, — сказал он, откладывая ложку и кроша кусок хлеба. — У меня нет аппетита. Извини. Надо было тебя предупредить, что я привык есть один раз в день.

— Один раз? — изумленно повторила она, ругая себя за то, что ранее не обращала внимания на его крайнюю худобу.

— Время от времени нас кормили бананами, а потом я пристрастился к зеленым апельсинам, — ответил Говард. — Они выглядели не слишком аппетитно… я имею в виду апельсины… но были весьма хороши на вкус.

— А почему тебе не давали настоящую пищу? — с недоумением спросила Конни.

— Неужели так трудно догадаться, — терпеливо вздохнул он. — Я был пленником, Конни. Я знаю, ты мне не веришь, но мне не делали никаких поблажек.

— Но даже если это так…

— В еде были ограничены все. Повстанческая армия доставала продовольствие, где только могла. В джунглях редко встречаются супермаркеты. Иногда мы неделями питались молотым зерном.

Он проглотил еще одну ложку супа, но у Конни тоже вдруг пропал всякий аппетит. Насколько легче было, когда она уверила себя в том, что пленение досталось Говарду относительно легко. Его знакомство с Бангой позволяло ей предполагать это.

— Вкусно, — заметил он, но вновь отложил ложку, так что скорее всего его слова являлись всего-навсего данью вежливости.

Она тоже с трудом проглотила несколько ложек, но, когда стало ясно, что Говард всего лишь ковыряется в пище, встала и убрала тарелки. Об омлете уже не могло быть и речи. Может быть, приготовить какие-нибудь бутерброды?

— Извини, я причинил тебе массу хлопот, — сказал он, появляясь в ведущих на кухню дверях.

— Ничего страшного, — ответила Конни, засовывая поджаренный картофель в печь, чтобы согреть его. — Послушай… может быть, ты сам скажешь, чего хочешь? Я… просто не знаю, что делать в подобной ситуации.

— Я тоже, — сказал он с кривой усмешкой, и у нее возникло подозрение, что это относилось совсем не к еде. — Если не возражаешь, я предпочел бы стакан молока. Мой желудок не привык к такому количеству пищи.

— Нет ничего легче. — Конни вынула из холодильника пакет молока и налила стакан. — Вернемся в комнату?

— А как же твой ужин? — нахмурился Говард.

— Поем позднее, — торопливо ответила она, наливая себе чашку кофе. — Пока хватит этого.

Подождав, пока он устроится на софе, Конни вновь заняла кресло напротив. Горящий в камине огонь согревал комнату, но атмосфера между ними оставалась холодной. Она по-прежнему побаивалась Говарда и все время ощущала его присутствие.

— А что… что ты делал? — наконец выдавила и себя Конни. — Все это время, я хочу сказать. Где находился?

— В месте, называемом Паюзан, — ответил он. — Вряд ли ты о нем когда-нибудь слышала. Это высоко в горах, вдали от цивилизации. Там находилась основная база Банги. Мы жили в укрепленном лагере, который было легко оборонять.

— Ты не пытался бежать?

— Я не герой, Конни, — устало посмотрел на нее Говард, — а просто человек, пытающийся выжить в любой ситуации.

— Перестань, я вовсе не обвиняю тебя, — возразила она, склонив голову. — Но ты почти ничего не рассказываешь о своей жизни там. Четыре года срок долгий. Чем ты занимался все это время?

— Писал, — пожал плечами Говард.

Глава девятая

— Ты писал! — не поверила своим ушам Конни. — И что же?

— Всякую всячину. — Говард допил молоко и вытер губы тыльной стороной ладони. — Описывал все, что происходило вокруг меня. Надеялся на то, что смогу когда-нибудь этим воспользоваться… Когда освобожусь.

Конни не знала, что сказать, и он сардонически ухмыльнулся.

— Прямо настоящий подарок. Четырехлетние каникулы в джунглях. Не хочешь, а начнешь писать.

— Ты должен признать, — начала оправдываться Конни, — что это выглядит несколько необычно.

— Что верно, то верно, — согласился Говард, наклоняясь вперед. — Конни, я должен был чем-нибудь заняться, иначе просто сошел бы с ума. Леонард понимал это, поэтому позволил мне пользоваться машинкой, конфискованной ими в какой-то школе.

— Какой именно машинкой? — нахмурилась она.

— Ей было лет пятьдесят, — сухо ответил он. — Леонард использовал ее для печатания листовок и давал мне работать над заметками.

Конни покачала головой.

— Это звучит… как-то…

— Идиллично? — насмешливо спросил Говард.

— Невероятно, — возразила она. — И этот человек был твоим другом?

— Вернее, мы стали друзьями, — спокойно поправил ее Говард. — Видишь ли, мы вместе учились в университете, но тогда друзьями не были. Встретившись, вспомнили друг друга, но до моего прибытия в Паюзан вряд ли кто-либо из нас знал, с кем именно придется иметь дело. По крайней мере, я. Может быть, Леонарду сказала что-то моя фамилия. Во всяком случае, доставили меня туда с определенной целью и не позволяли забывать об этом.

— Но разве ты не спрашивал, знал ли он, кого захватил?

— Нет. — Говард вздохнул. — Я редко виделся с ним. А когда встречались, у нас находились более важные темы для разговоров. Например, о том, что если он не одолеет Алланга, то вряд ли мы оба останемся в живых.

Конни содрогнулась, на какое-то мгновение она ощутила приступ тошноты.

— И вообще, довольно об этом, — сказал он. — Я жив, и придется с этим смириться. Правда, пока я не определюсь с финансовыми вопросами, придется жить с родителями.

— Ты можешь остаться здесь, — выпалила Kонни.

Это предложение вырвалось у нее инстинктивно, что было, вероятно, вызвано отнюдь не желанием возобновить их связь, а подспудным чувством вины. Но, произнеся его, Конни тут же почувствовала иную вину — перед Адамом.

— Ты действительно так считаешь? — Вопрос Говарда последовал так быстро, как будто он ожидал чего-то подобного.

— Конечно, — ответила она, поднимаясь, чтобы задернуть шторы и зажечь свет. — Ведь это я виновата в том, что у тебя нет дома.

— Похоже на это, — согласился он, пристально глядя на нее. — Что ж, мы можем поговорить об этом завтра. А сейчас, если ты не возражаешь, хотел бы лечь спать.

На какой-то момент Конни показалось, что Говард имеет в виду нечто большее, чем было сказано, по коже у нее пробежали мурашки. О Боже, подумала она, как это выдержать? Что делать, если он решит потребовать принадлежащее ему по праву?

Но когда Говард поднялся на ноги, ничего особенного не произошло.

— Ты сказала, в комнате для гостей? — спросил он потянувшись.

И только после того, как Говард направился наверх, Конни вспомнила, что ему ничего подобного она не говорила…

Несмотря на то, что кровать была удобной и ничего ему не мешало, Говард спал плохо.

А может быть, именно из-за этого, подумал он, смотря в потолок, освещаемый пробивающимися сквозь занавески лучами утреннего солнца, из-за непривычной тишины и спокойствия сельского уголка.

К тому же Говард не чувствовал себя отдохнувшим, беспокойный сон лишь немного снял усталость, не избавил его от тревожных мыслей.

Тяжело вздохнув, Говард перевернулся на другой бок и с силой пнул кулаком подушку. Вся беда была в том, что он никак не мог забыть о Конни, спящей недалеко от него в своей комнате, комнате очень женской, с покрывалом в цветочках и розовыми простынями. Вчера Говард так и не смог удержаться от искушения зайти туда. И хоть он не солгал, сказав, что искал бритву, это было всего лишь предлогом.