Под знаком розы и креста, стр. 5

За ней невесомой тенью проследовал одетый во все черное, словно сам сатана, Валерий Брюсов. Эта пара была столь колоритна, что отвлекла внимание от третьей, едва ли не самой важной персоны, прибывшей сюда. В коричневых штаниках, в синеньком галстучке, с худеньким личиком, коричневатой бородкой, с пробором, зализанным на голове, с очень слабеньким лобиком и с выражением скорби и обиды, словно попал не туда, куда шел, просеменил вслед за супругой сам Дмитрий Сергеевич Мережковский.

Публика замерла и тут же вздрогнула. Это знаменитый писатель Мережковский нежданно раскатисто и картаво рыкнул из облюбованного ими угла:

– Зина! О, как я ненавижу!

– Ну, уж я не поверю: кого можешь ты ненавидеть? – ответила та из клуба дыма от раскуренной папиросы.

– О, – едва не простонал Дмитрий Сергеевич, – ненавижу его, Михаила!

– Какого Михаила? – на сто голосов пронеслось полушепотом, но ответа никто не получил.

Клара Карловна подошла к ним без стеснения и о чем-то пошепталась. Мережковский кивнул, прошел к приготовленному для него креслу, сел, поерзал и достал из кармана листки.

О чем читался доклад, не объявили – видимо, всем, кроме нас, это было известно заранее, – а я сама, как ни силилась, но понимать перестала после первых двух слов. Но слушали все со вниманием, а мне казалось, что знаменитый писатель, начав одну-единственную фразу, все не может ее завершить и все порыкивает чуть картаво, тужится, но у него никак не выходит закончить. Наконец кончил. Встал с кресла, отошел в свой угол и замер там, взяв жену под локоток.

Тишину в зале нарушил шорох шепотков. Апперцепция, коррелат, факт, идентичный Идее… И другие столь же понятные слова.

К нам подошел тот юноша, что читал сегодня первым и которого называли Андре, наклонился к уху поэта-афериста и, не заботясь быть не услышанным, спросил:

– Вы поняли?

– Нет, Боря, ничегошеньки.

– И я – ни слова! Абракадабра!

Глянул на нас с маменькой, но мы ответить не успели. Вдруг из «угла» послышался новый картавый рык:

– Вам, как человеку вчерашнего дня, не дано понимать это!

– Как?.. Но позвольте, – пришел в ярость его собеседник, – на каком основании? Мы одного ж поколенья с вами!

– Дмитрий Сергеевич, вы обещали прочесть нам новые стихи, – вовремя подоспела Клара Карловна.

Мережковский с неожиданным воплем протянул руки к Брюсову:

– Вот, вот – кто прочтет!

Брюсов поднялся: и – руки по швам – с дикой нежностью проворковал:

К концу стихотворения все, кто мог быть отнесен к «людям вчерашнего дня», начали тихо закипать. Оба стоявшие рядом с нами поэта переглянулись и зашлись беззвучным хохотом.

– Ну вот, – сказал то ли Андре, то ли Борис, – и мертвеца изнасиловал. Одно слово, Сатана [18].

Скандал погасила Зинаида Прекрасная. Встала по центру, глянула через свой лорнет и прочла:

Прочла тихо, чуть нараспев, задумчиво и строго. И сразу стала красивой и умницей, и все забыли едва не разразившийся скандал.

– Ну вот, а вы говорили цирк! – сказал наш случайный знакомый. – Можете полагать, что декадентов вы познали в полной мере. Не желаете чуть ближе сойтись с символистами? Там, знаете ли, тоже… со странностями встречаются личности. Есть, к примеру, те, кто любит кентавров изображать или по карнизам на четвертом этаже разгуливать. Могу пригласить.

– А и приглашайте! – рассмеялась маменька. – Не пропадет желание, спросите наш адрес у Клары Карловны.

5

Я вошла в наш гимнасиум и едва устояла на ногах. Нет, право, было отчего ногам начать подкашиваться. Месье Дешан вертелся перед зеркалом в юбке! То этак повернется, то иначе. К тому же он время от времени непроизвольно поправлял свои усищи!

– Сударыня! Станете насмехаться, я передумаю показывать вам то немногое, что сумел придумать.

– Уже перестала!

– Так-то лучше. Возьмите рапиру. En garde! Атакуйте!

Я сделала выпад и не нарвалась на защиту, а попросту… промахнулась. Учитель же стоял, как стоял, с места не сдвинулся, даже не шелохнулся.

– Повторить!

Я повторила атаку с тем же успехом. Лишь на третий раз поняла, что месье Дешан каким-то неуловимым образом умудряется «перетекать» с места на место, совсем на чуть-чуть, но достаточно, чтобы кончик моей рапиры вспорол пустоту.

– А теперь смотрите, как это выглядит!

Месье подтянул юбку, открыв ноги почти до колен, и плавно просеменил вправо, затем влево, вперед и назад.

– Таким шагом девицы в деревнях водят хороводы, вот этак.

И неожиданно для меня вскинул в правой руке платок и пошел хороводом по комнате:

– Присоединяйтесь!

Я пошла следом, стараясь повторить «плывущий» шаг, которым шагал тренер. Сразу стало не до смеха, потому что было это непросто.

– Ничего, освоите, сударыня, – подбодрил меня месье Дешан. – А пока прервемся, и вы мне расскажете, какой толк вы во всем этом обнаружили.

– Ну, этак легко смутить даже опытного соперника. И это уже кое-что.

– Верно. Этим лишь смутить можно. Увы, но продолжай мы с вами двигаться также, но быстрее, и всякая неожиданность исчезнет. Опять же неудобно в сравнении с привычной стойкой фехтовальщика. Так что это лишь способ отвлечь внимание соперника, а по большому счету и по сути своей – забава, а не боевой прием. А вот что можно использовать и в настоящем бою…

6

В гимназии Огнева и Эрисман снова предприняли попытку завлечь меня в тайное общество, но я ловко сменила тему и стала рассказывать о журфиксе у Клары Карловны. Потом Зинаида отправила швейцара за пирожными, и о тайном обществе на время было забыто.

До дома мне недалеко, и я почти всегда возвращаюсь пешком. А тут погода разыгралась настолько, что я решила продлить свою прогулку и свернула на Садовое кольцо. Солнце грело почти по-летнему, а порывистый ветер то и дело срывал с деревьев остатки желтых и красных листьев, бросал их под ноги, а я не отказывала себе в удовольствии загребать опавшую листву кончиком ботинка. Ну и смотрела больше под ноги, чем вперед или по сторонам, а потому едва не столкнулась с недавним нашим знакомым поэтом, с которым мы так и не удосужились представиться друг другу. Я уже собралась обрадованно поприветствовать его, потому что и он шагал, уткнувшись взглядом себе под ноги, но заметила, что настроение у него не слишком подходящее для случайных встреч. Выглядел он очень бледным, под глазами залегли черные тени, весь какой-то осунувшийся. Я передумала его окликать, но тут он сам увидел меня, сначала скользнул взглядом, как по незнакомой, но тут же признал, через силу улыбнулся и поздоровался хриплым голосом, словно был простужен.

– Уж не заболели ли вы? – спросила я, ответив на приветствие.

– Пожалуй, что нет, – чуть невпопад ответил он. – Просто несколько рассеян. Бреду в поисках некоего символа или знака судьбы.

– Неужто стихи сочиняете на ходу?

– Ох, сударыня, мне нынче не до поэзии! Как прекрасна была жизнь еще позавчера!

– Не говорите этих слов, пожалуйста, а то их не столь давно произносил один мой знакомый, и повод у него для них был самый печальный.

– Да? – удивился поэт, задумался слегка, и его взгляд чуть прояснился, только во взгляде этом, обращенном на меня, стала отчетливо видна некая смутная надежда. – А каков же повод был у вашего знакомого произносить эти самые слова, если это, конечно, не секрет? – спросил он после долгой паузы.