Закат цвета индиго, стр. 29

Какой прекрасной показалась ей скромная, чистенькая квартирка Клары, жены отца. Как вкусно ее накормили. Каким веселым, жизнерадостным был здесь отец. Совершенно другой человек. И какой смешной была маленькая Полинка, живая кукла. Ее, Даши, сестра. Это была семья. Такая же, как у других детей, а может, даже лучше. Даша полюбила себя, чистенькую, хорошо одетую, с новыми учебниками и домашним завтраком в красивом портфеле. О грязном логове своей матери она даже не вспоминала. Все прошлые мучения оставила в комнате, где торчали два крюка в стене. Иногда, просыпаясь ночью от дурного сна, Даша думала о том, что в ту ночь она как будто повесила несчастную, никому не нужную девчонку с душой, полной злобы и тоски. А сюда, в дом родного отца, приехала хорошая девочка, которой нечего скрывать от своей семьи, от людей, с которыми она сидит за одним столом и спит под одной крышей. Но Даша обманывала себя. Наступила черная минута, когда неспокойная душа прежней Даши проснулась и завыла по-волчьи. Никто ничего не заметил, но Даша почувствовала: нужно что-то делать с собой и этими людьми, ставшими ее семьей. Ее стало тошнить от их чрезмерного любовного сюсюканья. Даша так не умела и не хотела.

* * *

– Сережа, расскажи мне подробней, что ты узнал в Брянске о Марии Ильиной. – Дина позвонила Сергею поздно вечером, потому что ее все еще терзала непонятная осведомленность Тамары.

– Она жила там с матерью. Мать похоронена на местном кладбище.

– А как ты узнал, что Олег Маланцев – брат Вадима Коркина?

– Из первых, как говорится, рук. От их отца, Виктора Петровича Коркина. Мы долго с ним говорили. Он рассказывал, что Вадим был парень общительный, бесхитростный. Но когда он учился в старших классах, в семье произошла драма. Отец уходил к другой женщине, у нее родился от этой женщины сын Олег, а потом Виктор Петрович вернулся к жене. Эта женщина вместе с ребенком выбросилась из окна. Ребенка удалось спасти. Виктор Петрович за его судьбой не следил, но слышал, что после больницы мальчика отправили в интернат для детей-инвалидов в другой город. Впоследствии его вроде бы нашла сестра, Мария Ильина.

– А почему у них разные фамилии, если они от одной матери.

– Ильина, видимо, по отцу, Маланцев по девичьей фамилии матери.

– Ты знаешь, еще до того, как я хотела рассказать Тамаре то, что ты узнал в Брянске, она сама мне приблизительно это рассказала!

– Интересно. Она что, еще одного сыскаря наняла?

– Да нет, конечно. Мне кажется, Оболенская продолжает ей ворожить. И все сходится, как видишь. Может, нам не напрягаться попусту, а тоже к ней обратиться? Пусть поможет убийцу найти.

– Еще чего. Еще я по ведьмам не бегал.

– А на каком все этапе?

– Павел Иванович задержал Олега Маланцева по подозрению в фальсификации документов, согласно которым фирма передается Ильиной. Рассматривается и его причастность к убийству Вадима. Он следил за ним той ночью. Проблема в том, что формально убийца считается найденным. Взяли бомжа с бумажником и ключами Коркина и получили его признание. Дело практически закрыто.

– Но…

– Но это не убийца. Павел Иванович видел его, читал признание и знает следака, которому нужно раскрыть побольше преступлений одним махом. Он собрал нераскрытые убийства и повесил их на шею бедолаги, который в худшем случае мог убить крысу.

– Что же делать?

– Ничего страшного. Против лома есть приемы.

* * *

Мария, не дождавшись звонка от Олега, поздно вечером приехала на Лосиноостровскую и долго звонила в дверь однокомнатной квартиры в старом девятиэтажном доме. Дверь не открывалась. Значит, Олега оставили в отделении. Это что, арест?

Мария вернулась домой и до утра просидела, сгорбившись, на кухне.

…В родной город она сумела приехать лет через десять. Их дома уже не было. На кладбище она с трудом нашла заросший травой холмик с грубо сколоченным деревянным крестом, на котором было написано черной масляной краской: «Ильина Галина, раба Божия». Мария покачнулась, как от взрывной волны, так отчетливо и страшно вернулись к ней события того рокового дня. Детские прозрачные пальчики, кровь на белоснежной распашонке… Подонок, он даже не написал на кресте имя своего сына. После несчастья Мария в мыслях называла дядю Витю, отца Олега, только так – «он». За оградой кладбища Мария остановилась, тяжело дыша. Она знала, что для своего спасения ей нужно бежать от того, что в ней проснулось в этом городе, у этой могилы. Но она не могла уехать, не сделав для Олежки ничего. Она должна повесить его фотографию на кресте, плюнуть в глаза его предателю-отцу, найти слова, которые убили бы его. Мария достала из сумочки маленький снимок брата, приложила его к губам и пошла искать фотоателье. Она заказала портрет Олежки на керамике, заплатила за срочность и пришла к дому, где жили Коркины. Виктор Петрович вышел из подъезда примерно через час и, по-стариковски шаркая ногами, побрел к булочной. Мария встала у него на пути. Он взглянул удивленно, не узнавая. Хотел о чем-то спросить, но вдруг тихо охнул, руки его задрожали, в глазах появилось выражение вины и муки.

– Машенька, я не узнал. Такая взрослая. Где ты? Как ты? Я ничего о тебе не знал…

– А тебе ничего и не нужно было обо мне знать, дядя Витя. Я тебе никто. А вот на могилке убитого сына следовало хоть табличку повесить. У тебя денег не хватило или совести?

– Маша! Какая могилка сына? Олежек не умер. Ты что, не знала?

Эти слова мгновенно уничтожили десять лет забвения, тупого оцепенения. Мария сразу поняла, зачем бог сохранил ей жизнь. Чтобы найти Олега, чтобы спасти Олега, чтобы до конца дней бороться за его счастье…

Утром Мария долго звонила по телефону, указанному в оставленной ей визитке. Наконец ее соединили с майором Калининым, который вел дело Олега. Он сразу назначил встречу.

* * *

– Слушай, а ты с кем живешь? – Даша не сводила с Жени глаз. Ей все нравилось в этой девочке: красивое лицо, яркие глаза, голос, манера говорить, ходить, смотреть, поправлять волосы.

– С мамой, а что? – Женя думала о том, что более странной девчонки ей еще не приходилось встречать. Что-то есть в ней ненормально упорное и наивное одновременно.

– Да я хату собираюсь снимать. Вдвоем веселее. Ну, что за жизнь с мамашкой? Одно дело, когда она в ясли тебя водит или там памперсы напяливает, и совсем другое, когда она твою личную жизнь заедает.

– Моя мама не заедает мою личную жизнь. Я бы даже сказала, что она мне во всем помогает.

– Ой, я тебя умоляю. Скажи еще, что она тебе мужиков в койку подкладывает.

– Ну, такой острой необходимости просто нет. Но вообще, у нас с мамой любая ситуация обсуждается.

– А оно тебе надо – обсуждать с мамой? Да ты подумай, как это клево, когда никого над душой, мы сами себе хозяйки. Хотим – спим, хотим – тусуемся, колбасимся, зажигаем. Ты не бойся, я сама за квартиру буду платить. Я просто одна жить не люблю, абы с кем – мне тоже не надо. А с тобой – другое дело.

Даша сама понимала, что не может найти убедительных слов для Жени. Но и отказаться от своей сумасшедшей идеи не было никакой возможности. «Меня переклинило», – констатировала она с убежденностью опытного диагноста. Это значит, что она своего добьется или… Взвейтесь кострами, синие ночи. Примерно так ее «клинило» тогда, в семье отца. Непонятное раздражение росло, пока не достигло критической точки. Пока Даше не стало понятно, в чем дело. Ей хотелось, чтобы отец любил только ее и чтобы Полинке, младшей сестре, никто, кроме Даши, не был нужен. Она с напряжением ждала вечера. Отец возвращался с работы, целовал жену, бросал короткий взгляд в Дашину сторону и начинал возиться с Полинкой. Часами играл с ней, нежничал, приходил в восторг от любого слова или поступка. Однажды на Новый год отец принес всем своим девочкам подарки. Духи для жены, большую куклу для Полины и новое платье для Даши. Платье было ярко-красным, с оборками и бантом на спине. Даша вертелась в нем перед зеркалом, а Полинка вдруг насупилась и сказала: «Я тоже такое хочу!»