Кристина, стр. 73
Уилл завопил, но не услышал собственного голоса, заглушенного сумасшедшим воем ее двигателя. Глушитель, который поставил на нее Эрни — одна из немногих вещей, которые он действительно поставил на нее, — отлетел в сторону вместе с частью выхлопной трубы.
«Фурия» взревела, развернулась в комнате, сшибла кресло и рванулась к лестнице. Под полом что-то заскрипело, и Уилл мысленно закричал:
«Да! Проломись! Ну проломись же! Пусть эта проклятая машина провалится в подвал! Посмотрим, как она будет выбираться из него!»
Однако пол выдержал, по крайней мере на этот раз.
Оставляя на ковре белые зигзагообразные отпечатки протекторов, Кристина промчалась через комнату и ударилась в лестницу. Уилла отбросило к стене. Ингалятор выпал из руки.
Кристина отъехала назад, раздавила телевизор «Сони», хлопнувший под колесами трубкой кинескопа, и снова рванулась вперед. От последовавшего удара лестница покосилась. Увидев прямо под собой покореженный, горячий кузов, Уилл стал карабкаться наверх. Он задыхался от выхлопных газов, ему не хватало воздуха и ингалятора.
Он добрался до последней ступеньки раньше, чем Кристина еще раз врезалась в лестницу. У него кружилась голова и бешено колотилось сердце. «Наверх, — стучала в его висках спасительная мысль. — Наверх, в мансарду. Там я сумею найти выход. Да, там я.., о Боже… Боже… О БОЖЕ…»
Внезапно острая боль пронзила все его тело. Сердце как будто проткнули сосулькой. Левая рука сразу отнялась. Он пошатнулся. Одна нога сделала неловкий взмах над пустотой, и он полетел вниз, хватаясь рукой за развевающиеся полы халата.
Он упал прямо под колеса Кристины. Она с размаху наскочила на него, тяжелым ударом отбросила к лестнице, отъехала назад и еще раз наехала на безжизненное тело.
Из-под пола доносился все усиливающийся скрип деревянных балок. Она остановилась посреди комнаты, как будто прислушивалась. Две ее камеры были спущены, третья прогнулась, и обод почти касался изжеванного ковра. Вся левая сторона кузова была вмята внутрь.
Затем рычаг переключения скоростей повернулся и замер в положении заднего хода. Двигатель взревел, и она поползла к бреши в стене дома. На снегу ее задние колеса долго не могли найти сцепления. Из-под днища вырывались клубы едкого темно-серого дыма.
Вырулив на дорогу, она повернула в сторону Либертивилла. Коробка скоростей была повреждена, и от дома Уилла Дарнелла Кристина отъезжала на первой передаче. На заднем бампере и на крышке багажника несколько минут переливались красноватые блики. Они погасли, когда она удалилась на четверть мили.
Она двигалась медленно, ее водило из стороны в сторону, как старого пьяницу, бредущего по аллее. Густой снег несся ей навстречу. Дул сильный ветер.
Одна из ее разбитых передних фар замигала и осветила дорогу.
Одна из спущенных покрышек начала наполняться воздухом, затем — другая.
Исчезли клубы едкого темно-серого дыма.
Двигатель перестал чихать и заработал ровно и мощно.
Стал выпрямляться помятый капот, на ветровом стекле сначала уменьшились, а потом совсем пропали многочисленные трещины; ободранные места на кузове вновь становились красными, как будто наполнялись кровью.
Зажглась вторая передняя фара — одна лампа за другой; теперь машина уверенно прокладывала дорогу в буре, бушевавшей над занесенной снегом землей.
Счетчик пробега ровно и без остановок крутился в обратную сторону.
Сорок пять минут спустя она стояла в пустом гараже, уже не принадлежавшем Уиллу Дарнеллу.
В темноте слышался треск остывающего метала.
ЧАСТЬ 3. КРИСТИНА — ПЕСЕНКИ ТИНЭЙДЖЕРОВ О СМЕРТИ
42. ЛИ СНОВА НАНОСИТ ВИЗИТ
За пятнадцать минут до прихода Ли я еще раз прочитал питсбургскую газету, на первой полосе которой была напечатана фотография дома Уилла Дарнелла. Глядя на снимок, можно было подумать, что какой-то сумасшедший наци на своей «Пантере» протаранил стену несчастного особняка. Мне снова стало не по себе. Его вид говорил о случившемся больше, чем заголовок — СТРАННАЯ СМЕРТЬ ПОДОЗРЕВАЕМОГО В ПРЕСТУПЛЕНИИ. СООБЩНИКИ ЗАМЕТАЮТ СЛЕДЫ? Однако нужно было пролистать несколько страниц, чтобы узнать еще кое-что. Вторая статья была значительно меньше, потому что Уилл Дарнелл «подозревался в преступлении», а Дон Ванденберг был всего лишь неприметным рабочим на бензозаправочной станции.
УБИТ СЛУЖАЩИЙ АВТОСТАНЦИИ — было написано в заголовке. Далее следовала только одна колонка текста. Он заканчивался высказыванием шефа полиции Либертивилла, который предполагал, что наезд совершил какой-нибудь пьяный или накурившийся наркотиков водитель. Ни та, ни другая статья не делали попыток связать две смерти, разделенные десятью милями пути по занесенной снегом дороге. Но я мог сопоставить оба происшествия. Я не хотел, но не мог ничего не видеть. И разве утром мой отец не посмотрел на меня своим прищуренным взглядом, перед тем как с мамой и Элли ушел из дома? Мне показалось, что он намеревался сказать что-то, — и я не знал, чем мог ему ответить. Когда он ушел, я вздохнул с облегчением.
В дверь позвонили.
— Входите, открыто! — прокричал я и не без труда встал на костыли.
Входная дверь отворилась, и в ее проеме появилась Ли:
— Дэннис?
— Да, входи.
Через прихожую мне было видно, как она затворила за собой дверь и откинула назад капюшон своей короткой красной дубленки. На ней были темно-синие брюки, которые очень шли ей.
Расстегнув дубленку, она проговорила:
— Садись. Не стой, как задумавшийся аист, на этих штуковинах.
— Ничего смешного, — проворчал я, тяжело плюхнувшись в кресло. Если у вас загипсована половина тела, то вам не удастся двигаться, как актерам в кино; вы не сможете сесть так, как Гэри Грант, собирающийся угостить Ингрид Бергман коктейлем на вечеринке в Рице. — Я изнемогаю от жажды комплиментов, а ты не можешь даже похвалить меня.
Она повесила дубленку и прошла в комнату. Я с удовольствием рассматривал ее ладную фигурку в голубом свитере.
— Как ты, Дэннис?
— Спасибо. Лучше.
— Я рада.
Остановившись возле софы, она взглянула на меня. Я почему-то вспомнил об Эрни и отвел глаза. Помолчав, она спросила:
— Дэннис, а что ты думаешь.., о нем? Тебя ничего не беспокоит?
— Беспокоит? Лучше было бы сказать — пугает — Что ты знаешь о его машине? Он ничего не говорил тебе?
— Подожди, не все сразу, — запротестовал я. — Слушай, ты не хочешь чего-нибудь выпить? У нас кое-что есть в холодильнике. — Я потянулся за костылями.
— Сиди и не двигайся, — сказала она. — Мне хочется чего-нибудь, но я сама схожу. А что принести тебе?
— Имбирного лимонаду, если он еще остался. Она пошла на кухню, и я вдруг почувствовал излишнюю тяжесть в желудке, похожую на какую-то тошноту. Для тошноты такого рода есть название. Думаю, она называется «влюбиться в девушку твоего лучшего друга».
Вскоре она вернулась с двумя стаканами льда и двумя банками канадского имбирного лимонада.
— Благодарю, — сказал я, беря свою банку и стакан.
— Нет, это я благодарна тебе, — проговорила она, и ее голубые глаза немного потемнели. — Если бы я осталась наедине со всем этим.., то я.., ну, не знаю.
— Ладно, — сказал я. — Может быть, еще не все так плохо.
— Да? Ты уже знаешь про Дарнелла?
Я кивнул.
— А о другом? О Ванденберге?
Значит, она тоже сопоставляла события.
Я снова кивнул.
— Понятно, Ли, ты думала о Кристине, да? Но тогда скажи: почему?
Она довольно долго не отвечала. По-моему, она не могла ответить. Я видел, как она боролась с собой, как напряженно смотрела в стакан, который держала обеими руками.
Наконец она очень тихо произнесла:
— Мне кажется, она пыталась убить меня. Я ожидал чего угодно, но только не этого.
— Что ты имеешь в виду?
Она стала говорить, сначала медленно, потом быстрее, пока слова не посыпались из нее. Я не буду их повторять, потому что уже пересказывал эту историю; замечу только, что не слышал ее больше ни от кого, кроме Ли. И даже вспоминая тот вечер, она не на шутку перепугалась. Она побледнела, она все время потирала локти, как будто ей было холодно. Мне тоже было страшно.