Игра Джералда, стр. 79

Однако в зеркале заднего вида так ничего и не появилось — дом продолжал медленно уменьшаться, уплывая назад. Мерседес добрался до окончания подъездной дорожки Барлингеймов, повернул направо, и следуя по тоннелю, проложенному в темноте собственными фарами, принялся выписывать повороты проселка, ведущего в сторону Бэй Лейн, послушно следуя движениям ее левой руки. Каждый второй или третий год в августе команда добровольцев из числа местных обитателей, загруженная пивом и подстегиваемая слухами, срезала по обочинам проселка выводящего к Бэй Лейн, кусты и опиливала самые низкие ветви, но теперешний год был промежуточным, отчего проселок оказался несколько уже, чем того Джесси хотелось бы. Каждый раз, когда низкая ветвь задевала крышу ее машины, она немножко пригибалась.

И тем не менее ее побег удался. Придорожные памятные знаки, знакомые за много лет приездов и отъездов, один за другим появлялись в свете фар, приближались и оставались позади машины: огромный камень, почти скала, с плоской вершиной, обвитые диким виноградом ворота с ржавой вывеской, на которой уже едва можно было прочитать «ПРИЮТ РАУТА», рощица берез, в которой одно деревце выросло выше остальных и теперь клонилось и качалось на ветру, m`onlhm` пьяного, ведомого домой под руки своими приземистыми, но более трезвыми и устойчивыми приятелями. От березовой рощицы оставалось всего треть мили до Бэй Лейн, а там ей предстоит одолеть всего две мили до шоссе.

— Если я не стану волноваться и успокоюсь, то все пройдет как по маслу, — сказала себе она и осторожно, большим пальцем придавила кнопку включения радио. Бах — спокойный, уравновешенный и, что превыше всего, совершенно рациональный — наполнил машину, изливаясь из вмонтированных с четырех сторон динамиков. Все лучше и лучше.

— Успокойся, все хорошо, — повторила себе она, на этот раз немножко погромче. — Идем по смазке.

Эхо последнего потрясения — от вида красных глаз собаки, застывшей на подъездной дорожке в свете фар — мало-помалу все растворилось в небытие, оставив после себя разве небольшое подрагивание ее брови.

— Если не обращать на это внимания, то это не проблема.

Она так и сделала и у нее все получилось — может быть, на первый взгляд, слишком уж легко. Стрелка спидометра колебалась у отметки 10 миль в час. То, что она едет в знакомой обстановке собственной машины, со всеми запертыми дверцами, прекрасно восстанавливало присутствие духа — она уже начала замечать, что вид внезапно падающих на дорогу перед носом машины теней, не отзывается в ней немедленной паникой. Не нужно было только забывать об одном — слишком рано было принимать такой успех за нерушимую данность. Если в доме с ней действительно кто-то был, то он (оно настойчиво поправил ее НЛО-голос — НЛО всех НЛО) вполне мог воспользоваться другой дверью, для того чтобы выйти за ней на улицу. Вполне возможно, что он до сих пор продолжает за ней следить и гнаться, дожидаясь удобного момента чтобы напасть. При том, что она тащится только на десяти милях в час, любой болееменее настойчивый преследователь мог настигнуть ее без особого труда.

Она быстро взглянула в зеркало заднего вида, лишь только для того чтобы убедить себя, что подобные идеи есть не что иное как порождение легкой паранойи, возникшей вследствие истощения сил и моральной усталости, и в тот же миг ее сердце сделало перебой. Ее левая рука отпустила руль и упала на колени прямо поверх правой больной руки. Боль, наверняка, была ужасная, но она не слышала никакой боли — совершенно ни малейшей.

Незнакомец сидел на заднем диване мерседеса, при этом его поразительно длинные рука были прижаты по сторонам к его вытянутому черепу, как у обезьянки, которая ничего не слышит. Темные провалы глаз рассматривали ее с выражением нечеловеческого интереса.

Ты видишь… я вижу… МЫ видим… всего лишь тени! закричала на нее Тыковка, но крик ее был сильно приглушен расстоянием; казалось, что ее верная подруга была унесена на другой конец вселенной.

При том, что это была неправда. Потому что не только игру теней наблюдала она на заднем сидении. Сидящее там существо было сплетено из теней, это так, но никак не сделано их них. Она отчетливо видела его лицо: выпирающие надбровные дуги, круглые черные провалы глаз, тонкий как лезвие нос, бесформенные губы.

— Джесси! — экстатическим шепотом сказал ей космический ковбой. — Нора! Руфь! Вы теперь мои! Тыковка!

Ее глаза, прикованные к зеркалу заднего вида, увидели как пассажир заднего диванчика начал медленно наклоняться вперед, увидела как его распухший лоб приблизился к ее правому уху, словно a{ существо решило поведать ей какую-то тайну. Она увидела, как пухлые губы растянулись в стороны, обнажив острые бесцветные зубы в злобной, издевательской улыбке-гримасе. Именно с этого момента начался второй этап надлома сознания Джесси Барлингейм.

— Нет! — выкрикнул ее голос, визгливый и высокий, словно голос певца на пластинке, раскрученной до 78-ми оборотов. — Нет, пожалуйста, не надо! Это несправедливо!

— Джесси!

Смердящее дыхание существа было острым, словно тесак, и холодным, словно воздух в мясном холодильнике. — Нора! Джесси! Руфь! Джесси! Тыковка! Женушка! Джесси! Мамочка!

Ее выпученные глаза отметили, что длинное бледное лицо незнакомца теперь почти укуталось ее волосами, его скалящиеся в улыбке губы едва не целуют ее ухо, раз за разом повторяя туда свой великий драгоценный секрет: Джесси! Нора! Женушка! Тыковка! Джесси! Джесси! Джесси!

Перед ее глазами полыхнула ярчайшая вспышка, оставив на ее радужке большую темную дыру от пробившей навылет ее голову пули. Ее машина неудержимо неслась внутрь этой дыры и ее последней связной мыслью было: Не нужно было смотреть — я все-таки сожгла себе глаза.

После этого она потеряла сознание и повалилась лицом вперед на руль. Мерседес вильнул и врезался в одну из больших сосен, растущих здесь вдоль дороги и ремень крепко прижал ее поперек груди, дернув резко назад. Сила удара была такова, что будь ее мерседес выпущен чуть попозже, то в лицо ей наверняка бы ударила спасательная воздушная подушка. Мотор остался цел и даже не заглох старая добрая немецкая надежность доказала свое превосходство и на этот раз. Передний бампер и решетка радиатора сильно погнулись, капот сорвало с замка и он приоткрылся, но мотор продолжал работать, тихо урча сам по себе.

Еще примерно через пять минут, микрочип, соединенный с мотором, отметил, что температура мотора поднялась достаточно для того, чтобы можно было включить обогреватель. Установленные под приборной доской вентиляторы тихо заурчали. От удара Джесси привалилась к дверце со стороны водителя, с видом спящего ребенка, наконец уступившего сну и утихомирившемуся в дедушкином домике, что за холмом. В зеркале заднего вида можно было ясно разглядеть отражение заднего диванчика, залитого лунным светом и совершенно пустого.

Глава тридцать пятая

Все утро не прекращаясь шел снег — стояла сумеречная и мрачная погода, как нельзя лучше подходящая для занятия писательством — и когда луч солнца внезапно упал на клавиатуру Мака, Джесси удивленно вскинула голову и взглянула в окно, оторвавшись от своих мыслей. То, что она увидела в окне, не просто очаровало ее, ее душа наполнилась тихим водоворотом чувств, полузабытых и приятных, из числа тех, что она не испытывала вот уже много времени и не надеялась испытать в ближайшем (а может быть и в отдаленном) будущем. Главенствующим и всеподавляющим чувством была радость — глубокая, чистейшая радость, причины которой она едва ли могла сама себе объяснить.

Снегопад не прекратился — снег еще шел, хотя и значительно тише — однако яркое февральское солнце уже пробивалось сквозь просветы в облаках наверху, обращая шесть свежевыпавших на землю футов и парящие в воздухе снежинки в сверкающее бриллиантовое v`pqrbn белизны. Из окна открывался просторный вид на Восточный Портлендский парк, зрелище которого обычно одновременно завораживало Джесси и вселяло в ее душу покой, какое бы время года теперь не стояло; однако никогда раньше она не видал тут ничего подобного. Сочетание солнца и падающего снега обратило серый воздух над Каско Бэй в волшебный мир драгоценных переплетающихся радуг.