Глаза дракона, стр. 12
Если чародей иногда показывал Томасу пугающие вещи, то лишь потому, что знал — чем больше Томас его боится, тем крепче его власть над мальчиком… потому что он знал, что Томас слаб и очень одинок, и хотел убедиться, что он побросает на темное дно своей души достаточно ящиков с заключенными в них страхами. А если он и сойдет с ума, когда станет королем, что с того? Так Флеггу будет только легче управлять им.
Откуда Флегг узнавал, что Томасу плохо? Иногда он видел это в своем магическом кристалле, а чаще просто чувствовал это — своим инстинктом зла, о котором мы уже говорили.
Однажды он повел Томаса в восточную башню, на самый верх — они карабкались по ступенькам, пока Томас не стал задыхаться, хотя Флегг не проявлял никаких признаков усталости. Наверху была дверь, такая маленькая, что даже Томас еле протиснулся в нее. За дверью — комната, покрытая толстым слоем пыли, с одним-единственным окном. Флегг молча подвел его к окну, и перед Томасом открылся дивный вид — весь город, предместья и на горизонте — голубые горы, за которыми лежал Восточный баронат. Он подумал, что это зрелище стоит любой боли в ногах, и повернулся, чтобы поблагодарить Флегга, но что-то в бледном лице чародея, как всегда спрятанном под капюшоном, заставило его замолчать.
«А теперь посмотри на это», — Флегг поднял руку. Из его пальца вырвался луч голубоватого света, и сухой шелест в комнате, который Томас сначала принял за веяние ветра, превратился в хлопанье множества крыльев. Мгновение спустя Томас закричал и кинулся назад к двери, закрывая голову руками. Из этой комнаты открывался лучший вид на город, если не считать камеры на вершине Иглы, но теперь он понял, почему ее никто не посещал. Потолок комнаты сплошным слоем покрывали летучие мыши, и теперь, потревоженные светом, они с пронзительным писком бороздили воздух. Уже позже, когда они ушли, Флегг успокоил Томаса, который терпеть не мог летучих мышей, уверяя его, что он хотел только развеселить его. Томас поверил… но еще много недель спустя он с криком просыпался от кошмаров, в которых огромные летучие мыши пикировали на него и вцеплялись когтями в его лицо.
В другой раз Флегг отвел его в королевскую сокровищницу и показал штабеля слитков золота, пирамиды золотых монет и сундуки с надписями «изумруды», «алмазы», «рубины» и так далее.
«И там действительно драгоценности?» — спросил Томас.
«Посмотри сам», — Флегг открыл один из сундуков и достал оттуда пригоршню неограненных изумрудов, которые осветили воздух зеленым блеском. «О мой Бог!» — выдохнул Томас. «Это еще что! Ты посмотри сюда: пиратские сокровища!»
Он показал Томасу груду сокровищ, отнятых у пиратов двадцать лет назад. Сокровищница королевства была богатой, ее служители не торопились, и эту часть поступлений еще не рассортировали. Томас горящими глазами смотрел на тяжелые мечи, кинжалы с лезвиями, инкрустированными алмазной крошкой, булавы с шипами из обсидиана.
«И все это принадлежит короне?» «Все это принадлежит твоему отцу, — поправил Флегг, хотя на деле Томас был больше прав. — А когда-нибудь будет принадлежать Питеру».
«И мне», — сказал Томас с простодушием десятилетнего мальчика.
«Нет, — Флегг постарался окрасить свой голос сожалением, — только Питеру. Он ведь будет королем».
«Он поделится, — сказал Томас, но в эту реплику вкралась доля сомнения. — Питер всегда делится».
«Конечно, ты прав. Питер, должно быть, поделится. Но никто не заставит его поделиться. Никто ведь не может заставить короля, — он взглянул на Томаса, чтобы убедиться, что тот понял, потом оглядел полутемную сокровищницу. Где-то рядом служитель монотонным голосом считал дукаты. — Столько сокровищ, и все одному. Есть над чем подумать, правда, Томми?»
Томас ничего не сказал, но Флегг все равно был рад. Он видел, что Томас задумался, и что еще один ящик с отравленным содержимым плюхнулся в колодец его души — плюх! Так оно и случилось позже, когда Питер предложил Томасу купить на свои деньги бутыль вина, тот подумал о громадной сокровищнице, которая вся достанется его брату. Легко тебе говорить о деньгах! Ведь скоро все сокровища мира будут твоими!
А потом, примерно за год до того, как Флегг поднес королю отравленное вино, он показал Томасу этот потайной ход. И тут его обычно безошибочный инстинкт зла дал осечку. Впрочем, об этом вам лучше судить самим.
Глава 26
«Что-то ты нос повесил, Томми!» — воскликнул Флегг. В тот раз капюшон его был откинут, и он выглядел почти нормально. Почти.
Томми и правда было не по себе. Он пережил, долгий обед, в течение которого отец хвалил Питера за успехи в геометрии и навигации в самых лестных выражениях. Сам Роланд в этом ничего не понимал. Он знал, что у треугольника три стороны, а у квадрата четыре; что, заблудившись в лесу, можно найти выход по Древней звезде. На этом его знания кончались, да и Томаса тоже, поэтому Томасу и было так плохо за обедом. Кроме того, мясо было как раз таким, какое любил отец — недожаренным, с кровью, — а от мяса с кровью Томаса всегда тошнило.
«Обед не улегся в желудке, вот и все», — сказал он.
«Ладно, я знаю кое-что, что тебя развеселит, — заявил Флегг. — Покажу тебе один секрет замка».
Томас играл с большим длинноногим жуком. Он посадил его на стол и окружил учебниками, передвигая их, когда озабоченно жужжащий жук пытался выползти.
«Я устал», — сказал Томас, и это была правда. Он всегда уставал, когда слышал, как хвалят Питера.
«Тебе обязательно понравится», — тон Флегга был заискивающим… но и немного угрожающим.
Томас в сомнении взглянул на него:
«А там нету летучих мышей?»
Флегг весело рассмеялся, но от этого смеха по спине у Томаса пробежали мурашки. Он хлопнул Томаса по спине.
«Никаких мышей! Тепло и светло! И ты сможешь подглядеть за своим отцом, Томми».
Томас знал, что подглядывать — это почти то же самое, что шпионить, а шпионить нехорошо, но соблазн был слишком велик, и когда жук в очередной раз попытался сбежать, он не стал его ловить.
«Ладно, — сказал он, — но никаких летучих мышей».
Флегг обнял его за плечи.
«Никаких, Томми. И еще — ты не только увидишь отца, но увидишь его глазами его самого большого трофея».
Глаза Томаса вспыхнули интересом. Рыбка попалась на крючок.
Флегг повел его по лабиринту коридоров, в которых вы, да и я, тут же заблудились бы, но Томас находил дорогу так же легко, как вы в своей спальне — во всяком случае, пока его вел Флегг.
Они почти дошли до покоев короля, когда Флегг вдруг открыл какую-то дверцу, которой Томас никогда не видел. Конечно, она всегда была здесь, но в таких больших и древних замках двери и целые крылья часто становятся тусклыми.
Проход был очень узким. Служанка со стопкой простыней так испугалась, встретив в этом каменном горле королевского чародея, что прижалась к стене и с радостью просочилась бы сквозь камень, если бы могла. Томас чуть не рассмеялся — иногда с Флеггом он чувствовал себя более уверенно. Больше им никто не встретился.
Откуда-то снизу донесся лай собак, что позволило Томасу догадаться, где они находятся. Во дворце жили только охотничьи собаки отца, такие же старые, как он. Роланд хорошо знал, как ноют от холода старые кости, и распорядился устроить конуры собак прямо в замке, ярдах в тридцати от своих покоев. Теперь они лаяли, напоминая, что их пора кормить.
Флегг остановился так внезапно, что Томас едва не налетел на него. Чародей оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что они одни.
«Четвертый камень от пола, — сказал он. — Надави на него. Скорее!»
Конечно, это была тайна, а тайны Томас любил. Он быстро отсчитал четыре камня и нажал. Он ожидал какого-нибудь фокуса, но не того, что случилось.
Камень легко углубился дюйма на три, раздался щелчок, и кусок стены отъехал, открыв вертикальный темный проем. Это была вовсе не стена, а огромная потайная дверь. Челюсть Томаса так и отвисла.