Павлиний глаз, стр. 8

— И она согласилась плыть к незнакомому человеку? — продолжала недоумевать Изабелл.

— Почему нет? Но проведение распорядилось так, что плыла она к британскому офицеру, а стала женой моего прадеда.

— Не по доброй воле, — дерзко предположила Белл.

— Почему вы в этом так уверены?

— Она не могла в здравом уме согласиться быть одной из множества подобных женщин в гареме.

— По-вашему, каждая женщина хочет быть единственной для любимого мужчины? Вы романтик, Белль.

— А как же иначе? Мне действительно этого не понять. Он лишил вашу прабабушку семьи, страны, веры, она пожертвовала для него всем, а ваш предок для нее — ничем. Это вопиющая несправедливость.

Принц с широкой улыбкой выслушал ее, затем рассмеялся от всей души.

— Я бы мог с вами согласиться, если бы милая прабабушка не желала моего предка так сильно, как она вожделела им.

— Это неслыханно — так говорить о прабабушке! — гневно отставила Изабелл чашечку кофе, в которую принц налил темную густую жидкость из красивого чеканного кофейника.

— Пусть дела давно минувших дней не тревожат вас так, Белль. Уверяю вас, это был брак по любви. Они стали преданной парой. Прадед был молод, когда встретил свою судьбу. У него не было еще собственного гарема. Фактически он стал зачинателем новой семейной традиции. С тех пор аль Актары не имели более одной жены. И найдя свою единственную, они больше никогда ее от себя не отпускали.

Все повествование и взгляды, которыми принц награждал Изабелл, не оставляли ей иных объяснений, кроме как того, что она снова в плену, но на этот раз похитителя не интересовал выкуп...

— Итак, Белль. Давайте вернемся к устранению нашего вчерашнего разногласия, — предложил принц.

Изабелл рискнула поднять на него свои глаза. Она увидела перед собой суровое лицо, без намека на флирт. Девушка подумала, что ошиблась в отношении его намерений, и устыдилась.

— Вчера вечером вы были категорически настроены вернуться в квартиру своей компании.

— Совершенно верно, — подтвердила Изабелл. — У меня много дел. Выздоровление Дункана займет некоторое время. Придется взять часть его работы на себя. Я хочу как можно скорее вернуться к обломкам корабля для дальнейшего исследования.

— Боюсь, с этим могут возникнуть сложности.

— А что случилось? Остатки корабля повредились во время шторма?

— Обломки на большой глубине, шторм их не задел. Дело не в этом. В интересах следствия мы вынуждены ограничить ваше перемещение по стране. Дело в том, что за вас был заплачен крупный выкуп...

— То есть? Но вы ведь сказали, что нашли нас?

— Мы не могли не заплатить им. Они угрожали убить вас обоих. Сроки, которые установили похитители, исключали всякую возможность найти вас прежде, чем они выполнят свою угрозу. У нас не было права рисковать жизнями людей.

— Значит, они получили то, чего добивались? Выходит, им все удалось? — гневно и разочарованно вопрошала Белл.

— Вынужден это признать.

— Сколько же мы вам должны?

Рафик возмущенно смотрел на свою собеседницу.

— Сколько вы им заплатили? — повторила она свой вопрос.

— Они потребовали не деньги.

— А чего же они хотели?

— Их целью был Павлиний глаз.

— Это, кажется, драгоценность такая?..

Принц снисходительно улыбнулся ее невежеству.

— В некотором смысле. Это фамильная ценность. Уникальнейшая, не имеющая цены часть моего наследства. Эту драгоценность шейхи нашего клана традиционно преподносили в дар своим избранницам. В соответствии со сложившимся веками поверьем вы, Белль, теперь моя нареченная. Я заплатил за вас великую цену. Я отдал дар невесты в обмен за вашу жизнь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Принц сказал, что хотел, и явно развеселился. Во всяком случае, так показалось Изабелл. Такую же веселость он демонстрировал, когда рассказывал о матримониальных обычаях своих прародителей. Его глаза сияли жадным блеском, а в повествование он вкладывал столько чувства, что перед глазами слушательницы вырисовался образ настоящего приверженца восточных традиций...

Но он не долго радовался. Изабелл застыла в изумлении, и принц невольно осекся. Его губы сложились в плотную складку, а брови нахмурились, отчего зелень глаз сделалась густой, а взгляд острым.

Изабелл хранила непроницаемое молчание. Она как-то неожиданно покончила с завтраком, отстранилась от стола, упершись в резную спинку стула, понурила голову. Она была напугана не столько его заявлением, как тем, что не может ничем оппонировать. Изабелл привыкла держаться за логику, как за спасительную нить сознания. Но здесь национальные различия оказались куда более непреодолимой пропастью, чем ей всегда казалось. Что может она возразить человеку, у правоты которого многовековая традиция, которая неприемлема для Изабелл лишь оттого, что ее духовный склад формировался под влиянием иной многовековой традиции?

Поэтому девушка предпочла молчание бессильным аргументам. Она ничем не хотела обидеть человека, который за ее спасение отдал самое дорогое сокровище своей славной династии.

— Иными словами, мой народ имеет все основания считать, что мы помолвлены. Для нас традиции много значат. Конечно, раньше Павлиний глаз всегда оставался в собственности невесты, а соответственно и семьи. Что и позволяло ему переходить из поколения в поколение. Так было с незапамятных времен.

— Насколько долго? — задала Изабелл историографический вопрос.

— Никто не знает доподлинно, но эксперты сходятся на том, что с шестнадцатого века.

— Но всем известно, по какой причине вы отдали им эту ценность. Не по доброй воле, а под нажимом обстоятельств. И не только за меня, а и за Дункана. Это выкуп за нас обоих. Я полагаю, вы не планируете связывать свою судьбу с мистером Макдоналдом?

— Вы всегда такая остроумная? — добродушно отозвался принц. — Видите ли, не захвати бандиты невинную девушку, может быть, я и не стал бы отдавать им Павлиний глаз, ограничился бы поисками заложника. Поскольку это не вопрос скупости. Вы не хуже меня знаете, как мировая общественность относится к выкупу заложников. Это приравнивается к поощрению торговли людьми... Но нельзя не учесть и другую сторону происшествия. Позвольте вам разъяснить положение: вы видите перед собой город, преображенный современными технологиями, множество учебных заведений, развитую инфраструктуру. Но для моих подданных это как приятная игра по общим правилам, которые мы охотно соблюдаем. Это не меняет нашей сути. В глубине души мы те же, что и столетия назад. Если монарх отступится от своих правил, это не только потрясет основание правящей династии, но и спутает ориентиры всего народа. И даже наш уважаемый демократически избранный парламент не в силах будет приостановить эрозию многовековых устоев, на которых зиждется наше общество. Не рискну утверждать, что неоправданные ожидания подданных именно в данном вопросе способны сокрушить государственность, но это непременно станет той каплей, которая точит камень. Я понятно объясняю?

Изабелл категорически отказывалась что-либо отвечать своему последовательному собеседнику.

— Ситуация, поверьте, чрезвычайная, — мирно продолжал растолковывать наследный принц. — Я утратил бесценное ожерелье, но я обрел вас. Я дал понять, что это равноценный обмен. От вас самой, я в этом уверен, не укрылся символический характер сделки.

Принц не задавал ей решающего вопроса. Более того, он ни единым словом не обмолвился о существе своих намерений.

Что ждал он от Белл, безмолвно сидя теперь напротив и не сводя с нее глаз? Что она могла ответить ему, кроме того, что поняла серьезность положения? Какие у Изабелл основания предлагать себя в жены, кроме того, что она обязана ему своим спасением? Но ведь брак — не рабство и не кабала. Как ей отвергнуть всякую мысль о возможном браке, кроме того, что они плохо знают друг друга и имеют мало общего? Но ведь брак — не клуб по интересам...