Желание (ЛП), стр. 84

Матиас кивнул парню, а потом опустил веки, приготовившись к надвигавшейся пустоте. Боже, он жаждал ее. Его жизнь не стала даром ему самому или миру, и он с нетерпением ждал небытия.

В ожидании огромного ничто, когда он уже не был живым, но еще не умер, он вспомнил Алистара в ту ночь, когда он потерял сына.

— … Дэн… ни… малыш… мой Дэнни…

Матиас нахмурился и осознал, что он не просто подумал слова, а произнес их вслух.

То же самое он сказал прямо перед тем, как наступить на детонатор бомбы.

В этот момент, его накрыл белый свет — следствие онемения… а может он прошел сквозь ощущение, будто само чувство было дверью. С его появлением, огромное, умиротворяющее спокойствие охватило разум Матиаса, его тело и душу также уверенно, будто его очистили от всех греховных мыслей или деяний на протяжении его земного бытия.

Иллюминация влияла не только на зрение. Свет — все, что Матиас видел, знал, все, чем он был.

Рай действительно существует.

И, да, изумительная пустота… блаженная…

Где-то за пределами его зрения, наплыл серый туман, сначала не явившись ни чем конкретным, но постепенно расширяясь и темнея до черноты, и мгла начала поглощать свет.

Матиас боролся с этим наводнением, инстинкты твердили ему, что не к этому он стремился… но ему не выиграть этой битвы.

Туман превратился в смолу, укрывающую его, заявляющую свои права, затягивая в спираль, которая сжималась… сжималась до тех пор, пока его не выбросило к морю с телами.

Извиваясь в удушающей, обволакивающей волне, Матиас врезался в корчившиеся тела.

Плененный в масляной бесконечности, он кричал… вместе со всеми остальными.

Но никто не пришел. Никто не обратил внимания. Ничего не случилось.

Вечность наконец-то получила его, и уже никогда не отпустит.

Глава 50

— Он мертв.

Сказав эти слова, Исаак поднялся на ноги и сделал глубокий вдох. Напротив него, Гри и ее отец тесно прижались друг к другу, и какое-то мгновение он одобрительно смотрел на них — живых, здоровых и сплоченных.

Спасибо тебе, Боже, подумал он… хотя не был религиозным человеком.

Спасибо, Господь Всемогущий.

— Оставайтесь там, — сказал он им, прежде чем закрыть и запереть черный вход.

Десять минут ушло на то, чтобы обыскать и обезопасить весь дом, и последним делом он направился к передней двери, перепроверяя, чтобы все замки были тщательно закрыты…

Исаак нахмурился и взглянул из окна на лужайку. Там была маленькая собака… сидя на коротких лапах, она склонила голову, уставившись на Исаака. Какая милаха… ей бы не повредила стрижка, но прическа — удел только лучших из людей и терьеров.

Исаак приоткрыл дверь и крикнул: — Ты живешь здесь?

Когда собачья голова наклонилась в другой бок, Исаак осмотрел передний двор, надеясь, что из-за деревьев в любой момент покажется Джим Херон.

Не было никого, кроме пса.

— Хочешь зайти? — спросил он у животного.

Пес, казалось, слегка улыбнулся, оценив любезное приглашение. Но потом животное отвернулось и побежало прочь, от легкой хромоты накренившись вправо.

В одно мгновение он исчез.

Черт возьми, прямо саундтрек сегодняшней ночи, подумал Исаак, снова закрывая дверь.

Как только он вернулся на кухню, Гри оторвалась от отца и кинулась к нему, с силой врезавшись в него, обхватывая руками. И он с благодарным вздохом притянул девушку к себе, прижав к груди, чувствуя, как ее сердце бьется напротив его.

— Я люблю тебя, — сказала она, уткнувшись в бронежилет. — Прости. Я люблю тебя.

Черт, значит, он не ослышался тогда, лежа на полу.

— Я тоже тебя люблю. — Подняв ее лицо, он поцеловал Гри. — Хоть и не заслуживаю.

— Замолчи.

Сейчас именно она целовала его, и он более чем был склонен позволить ей это… но недолго. Он слишком рано разорвал контакт.

— Слушай, я хочу, чтобы ты с отцом сделала кое-что для меня.

— Все, что угодно.

Он взглянул на часы. Девять сорок-девять.

— Возвращайтесь в город… куда-нибудь в людное место. В один из частных клубов или что-то вроде того. Я хочу, чтобы вас двоих увидели этим вечером, вместе. Скажите людям, что поужинали или посмотрели кино. В духе «отец-и-дочь».

Когда ее взгляд переместился на тело Матиаса, она сказала: — Я могу помочь.

— Мы можем помочь, — поправил ее отец.

Исаак сделал шаг назад и покачал головой. — Я позабочусь о телах. Лучше, чтобы никто из вас не знал, где они находятся. Я разберусь с этим… а сейчас, вам нужно идти.

Чайлды выглядели так, будто собирались поспорить, но он не станет слушать их.

— Подумайте об этом. Все кончено. Матиас мертв. Как и его заместитель. С их уходом подразделение вновь станет тем же, должно быть… им будут руководить правильные люди. Ты вышел. — Он кивнул Чайлду. — Я вышел. С прошлым покончено… если вы разрешите мне заняться делом. Дайте сделать все правильно… в последний раз.

Ее отец выругался… что случалось крайне редко. А потом сказал: — Исаак прав. Пойду, переоденусь.

Когда отец ушел, Гри посмотрела на Исаака, медленно обхватывая себя руками. Ее взгляд стал серьезным. — Это конец, для нас с тобой? Сегодня вечером? Здесь и сейчас?

Исаак подошел к ней и обхватил лицо руками, слишком ясно ощущая реальность, от которой он не в силах скрыться, и с которой Гри не сможет жить.

С болью в груди, которая совсем не была связана с пулей, он сказал одно опустошающее слово: — Да.

Когда Гри обмякла, плотно закрыв глаза, он был вынужден сказать правду: — Так будет лучше. Я — не твой тип мужчины… и даже если не придется больше волноваться о подразделении, я не то, что тебе нужно.

Она резко открыла глаза, и взглянула на него. — Сколько мне лет? — спросила она. — Давай, скажи. Сколько?

— Эм… тридцать два.

— И знаешь, что это значит? По закону я могу пить, могу курить, голосовать, служить в армии, а также могу самостоятельно принимать гребаные решения. Так как насчет того, чтобы позволить мне самой выбирать, что хорошо для меня… а что нет?

Верно. Сейчас совсем не подходящее время, чтобы заводиться. И на самом деле, он не считал, что она продумала все осложнения жизни с мужчиной с его прошлым.

Он отступил назад.

— Иди со своим отцом. Позволь мне убрать все здесь и в городском доме.

Ее взгляд удерживал его.

— Не разбивай мое сердце, Исаак Рос. Не смей разбивать мне сердце, прекрасно зная, что для этого нет оснований.

На этом, она поцеловала его и вышла из кухни… и, наблюдая за ее уходом, он чувствовал, будто разрывается между двумя возможными исходами: в одном он остается с ней и пытается построить отношения, в другом — он оставляет Гри одну налаживать свою жизнь и двигаться дальше.

Он слышал, как она и ее отец ходили наверху, готовясь к выходу в свет, притворившись, будто они вовсе не видели этим вечером, как в их домах убили по человеку. Будто вовсе не надеялись, что солдат, которого им вообще не следовало встречать, позаботится о трупах.

Господи, и это он задумывался о том, чтобы войти в ее жизнь?

Исаак пробыл в одиночестве не больше двадцати минут, они старались как можно скорее отправиться в город на Мерседесе Чайлда.

Перед их отъездом, Исаак пожал руку ее отца, но даже не протянул Гри своей ладони… потому что не верил, что удержится от прощального поцелуя. Он смотрел на ее черное платье, волосы, собранные в прическу, и макияж, вспоминая, какой он увидел ее в первый раз: красивая, образованная женщина из высших кругов, с самыми умными глазами, в которые он когда-либо получал честь смотреть.

— Будь осторожна, — он хрипло сказал Гри. — Я позвоню, чтобы сообщить, когда можно вернуться назад.

Никаких слез и возражений с ее стороны. Она просто кивнула, развернулась на пятках и направилась к машине отца.

Когда отец и дочь уехали, он подошел к парадной двери и наблюдал за задними фонарями седана.

Он вытер свои глаза. Дважды.

Красные сигнальные огни скрылись, и он чувствовал, будто его оставили позади. Но это бред, ведь так? Нельзя быть оставленным позади, когда уходишь именно ты.