Чужое сердце, стр. 50

Том лишился дара речи. Наверное, в такие жаркие споры он не вступал уже много месяцев. Обычно люди просто захлопывали двери у него перед носом. Зазвонил телефон.

Он неловко всучил мне брошюры и как ужаленный засеменил прочь. Закрыв дверь, я взглянула на обложку.

– Если в религии и есть какая-то математика, – пробормотала я, – то только деление.

Я швырнула брошюру на газетную подстилку в клетке Оливера и подбежала к телефону, который уже готовился перейти в режим автоответчика.

– Алло?

Голос был незнакомый, говорил человек неуверенно.

– Здравствуйте, можно Мэгги Блум?

– Это я.

Я уже заготовила остроумную фразу, чтобы отшить навязчивую бабенку, предлагающую свой паршивый товар воскресным утром. Но, как оказалось, она ничем не торговала. Она работала медсестрой в больнице Конкорда и звонила мне, потому что Шэй Борн указал мои данные в графе «Связаться в экстренном случае». И экстренный случай не заставил себя долго ждать.

Люсиус

Не поверите, но когда офицер Смит ожил, все стало только хуже.

Остальные надзиратели должны были отчитаться перед начальником тюрьмы по поводу нападения. Нас изолировали, а на следующий день перевели на наш ярус еще несколько офицеров. Те патрулировали спортплощадку и душевую, меняясь через каждый час, и первым попался Поджи.

После происшествия я еще не мылся, хотя нам с Шэем выдали свежие робы. На нас была кровь Смита, и, ополоснувшись в тюремной раковине, я вовсе не почувствовал себя чище. Пока мы ждали своей очереди идти в душ, Альма пришла взять у нас обоих кровь на анализы. Врачи проверяли всех, кто контактировал с кровью заключенных, а поскольку в их число попал офицер Смит, его кровь тоже вызывала определенные сомнения. Шэя, закованного в наручники, кандалы и цепь на поясе, отвели в кабинет, где его уже ждала Альма.

И посреди всей этой суеты Поджи поскользнулся в душе. Растянувшись на полу, он голосил, как у него болит спина. Двое офицеров приковали его к специальной доске и в таком виде донесли до каталки, на которой его уже можно было везти в лазарет. Но эти офицеры не привыкли работать на ярусе I и привыкли следовать за нами, а не указывать путь самостоятельно. Потому они не поняли, что Шэя возвращали на ярус в тот самый момент, когда увозили Поджи.

В тюрьме трагедии происходят за долю секунды. Именно столько времени понадобилось Поджи, чтобы воспользоваться припрятанным ключом и, расстегнув наручники, спрыгнуть с доски, взять ее в руки и огреть Шэя по голове. Сила удара впечатала беднягу лицом в кирпичную стену.

– Weiss machti**– крикнул Поджи. – Белая гордость!

Так я понял, что это Крэш, все еще сидевший в изоляторе, заказал нападение на Шэя в отместку за предательство. Атака Салли на офицера Смита была лишь косвенным ущербом, призванным встряхнуть наш ярус, чтобы в воцарившейся сумятице возможным стало осуществление пункта номер два. А Поджи – в доказательство лояльности – не упустил шанса выслужиться перед Арийским братством, совершив санкционированное ими убийство.

Через шесть часов после инцидента Альма вернулась, чтобы закончить процедуру. Меня отвели в кабинет, и я заметил, что руки у нее по-прежнему дрожат, хотя она не стала распространяться о случившемся – сказала лишь, что Шэя забрали в лазарет.

Заметив серебристый блеск, я дождался, пока Альма вытащит иглу из моей руки, и опустил голову между колен.

– Все в порядке, дорогуша? – спросила она.

– Да, просто голова кружится. – Я осторожно пощупал пол пальцами.

Если признать первенство в ловкости рук за фокусниками, то заключенные должны занять почетное второе место с минимальным отрывом. Вернувшись к себе в камеру, я сразу же извлек трофей из складок робы. Ключ Поджи оказался крохотным блестящим завитком канцелярской скрепки.

Я полез под койку и потряс отставший от кладки кирпич, за которым обычно прятал свои сокровища. В маленькой картонной коробке лежали мои бутылочки с краской и кисточки из ватных палочек. Там же хранилась россыпь конфет – я планировал в будущем извлечь из них яркий пигмент. Я развернул одну ириску – апельсиновую, по вкусу похожую на детский аспирин – и разминал ее большими пальцами, пока она не превратилась в комок податливой массы. Затем вжал ключик внутрь, заново вылепил аккуратный квадратик и завернул его в обертку.

Мне, конечно, неприятно было наживаться на несчастье, приключившемся с Шэем, но я все-таки реалист. Когда у Шэя закончатся его девять жизней и я останусь в одиночестве, то буду благодарен за любую помощь.

Мэгги

Даже если бы я не была записана как контактное, лицо Шэя Борна, найти его в больнице все равно не составляло труда: только возле его палаты стояла вооруженная охрана. Покосившись на офицеров, я обратилась к дежурной медсестре:

– Он в порядке? Что произошло?

Отец Майкл звонил мне после нападения на офицера Смита и говорил, что Шэй не пострадал, Однако в этом промежутке случилось нечто непоправимое. Я пыталась дозвониться священнику, но он не брал трубку, и я рассудила, что он, должно быть, уже едет сюда.

Раз уж Шэя привезли в настоящую больницу, а не в тюремный лазарет, дело было однозначно плохо. Арестантов обычно не перемещали за территорию тюрьмы без надобности, руководствуясь финансовыми соображениями и соображениями безопасности. Учитывая, какую бучу поднял Шэй, это должен был быть вопрос жизни и смерти.

С другой стороны, в случае с Шэем любой вопрос был вопросом жизни и смерти. Какая все же ирония судьбы: еще вчера я писала ходатайства, чтобы ускорить и упростить его казнь, а сегодня готова была разрыдаться, узнав, что он получил серьезную травму.

– Его только что привезли из операционной, – сказала медсестра.

– Из операционной?

– Да, – произнес кто-то у меня за спиной отчетливым британским акцентом. – И нет, это был не аппендицит.

Обернувшись, я увидела доктора Галлахера собственной персоной.

– Вы тут что, единственный врач?

– Иногда создается впечатление, что да. Я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Мистер Борн – мой пациент.

– И мой клиент.

Доктор Галлахер недвусмысленно взглянул на медсестру и офицеров с автоматами.

– Давайте побеседуем в каком-нибудь не столь многолюдном месте.

Я послушно проследовала за ним в уютную пустую приемную. Когда он жестом пригласил меня присесть, сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди. Врачи обычно просят присесть, когда хотят сообщить плохие новости.

– С мистером Борном все будет хорошо, – сказал доктор Галлахер. – По крайней мере, что касается его травмы.

– Какой травмы?

– Извините, я думал, вы уже знаете. Судя по всему, он подрался с кем-то из заключенных. Мистеру Борну нанесли сильный удар по верхнечелюстной пазухе.

Я запаслась терпением, ожидая перевода на общечеловеческий язык.

– Пазуха разорвана, – сказал доктор Галлахер и вдруг, чуть подавшись вперед, коснулся моего лица. Пальцы его мягко пробежали от моей скулы к губам. – Вот тут, – пояснил он, и я – готова поклясться – вообще перестала дышать. – Во время операции произошел казус. Едва увидев рану, мы поняли, что придется делать внутривенную, а не ингаляционную анестезия®. Стоит ли говорить, как разволновался мистер Борн, услышав, что анестезиолог готовит ввод пентотала натрия. Он спросил, не генеральная ли это репетиция.

Я попыталась представить себя на месте Шэя: раненый, охваченный болью, ничего не понимающий, он попадает в абсолютно незнакомое место, где его ждет прелюдия к собственной смертной казни.

– Мне бы хотелось его увидеть.

– Скажите ему, пожалуйста, что если бы я знал, кто он… В смысле, знал, в каких он находится обстоятельствах… В общем, я бы ни за что не позволил использовать это обезболивающее, тем паче инъекцию. Передайте ему, мисс Блум, что мне очень жаль.