Чужое сердце, стр. 23

– Слышал о программе «Спасем детей»? – спросил Крэш, помахивая самопальным ножом. – Сейчас ты сделаешь пожертвование, и я тебе помогу.

В этот миг Шэй внезапно чихнул.

– Будь здоров, – автоматически отозвался Крэш.

Шэй утер нос рукавом.

– Спасибо.

Крэш невольно замешкался, растерялся. Он покосился на армию, выросшую у двери и криком отдающую команды, которых мы не слышали. Покачиваясь с пятки на носок, он внимательным взглядом изучал трясущегося на полу Джоуи.

– Отпусти его, – сказал Крэш.

– Отпустить?… – недоуменным эхом повторил Кэллоуэй.

– Не притворяйся, что не расслышал. Расходитесь.

Поджи и Техас, как обычно, ловили каждое слово Крэша. Но Кэллоуэй не спешил уходить.

– Это еще не все, – пригрозил он Джоуи, но все же ретировался.

– А ты, мать твою, чего ждешь? – крикнул Крэш, и я спешно вернулся в свою камеру, полностью забыв о благополучии всех людей на земле, кроме себя самого.

Не знаю, что заставило Крэша передумать: возможно, он понял, что офицеры вскоре возьмут ярус штурмом и наказание неизбежно; возможно, благодарить следовало Шэя, так вовремя чихнувшего, или большого грешника Крэша, с чьих губ вдруг сорвалось пожелание «будь здоров». К тому времени как вломился отряд спецназа, мы все уже сидели в своих незапертых камерах, словно ангелы. Точно скрывать нам было нечего.

Со спортплощадки мне виден один цветок. Ну, не то чтобы виден – приходится цепляться за подоконник единственной отдушины и, как пауку, карабкаться по цементной стене, но я успеваю его заметить, прежде чем шмякаюсь на пол. Это одуванчик, который вы, наверное, считаете сорняком, хотя его можно класть в салат или в суп. А корень его можно перетереть и использовать как заменитель кофе. Соки его стебля помогают выводить бородавки и избавляться от назойливых насекомых. Обо всем этом я прочел в статье журнала «Новости матушки Земли», в которую обернуты мои бесценные сокровища: наточенный черенок, ватные палочки и крохотные флакончики из-под глазных капель, наполненные самодельной тушью. Я перечитываю эту статью каждый раз, когда достаю художественные принадлежности, а происходит это ежедневно. Тайник у меня организован за отставшим куском шлакобетона, прямо под нарами. Ступку я наполняю смесью слабительного и зубной пасты, чтобы офицеры, вздумай они устроить обыск, ничего не заподозрили.

Я редко задумывался об этом до того, как попал в тюрьму, а сейчас сожалею, что в свое время не увлекся садоводством. Мне бы хотелось знать, что помогает растениям расти. Черт побери, ведь если бы я это знал, то, возможно, смог бы уже вырастить арбуз из единственной семечки! Может, по стенам моей камеры уже змеилась бы виноградная лоза.

В нашем доме зеленью занимался Адам. Бывало, на рассвете я выходил во двор и видел, как он копошится в земле, среди зарослей лилейника и очитка.

– Сорняки наследуют землю, – говорил он.

– «Кроткие», – поправлял его я. – Кроткие наследуют землю.

– А вот и нет, – смеялся в ответ Адам. – Сорняки прорвутся первыми.

Он рассказывал мне, что если сорвать одуванчик, то на его месте вырастут два новых. Думаю, они являются ботаническим эквивалентом мужчин, запертых в этой тюрьме. Заточите одного – и на улицу высыплет целая горсть.

Когда Крэша отправили в изолятор, а Джоуи – в лазарет, на ярусе I воцарилась жутковатая тишина. После избиения Джоуи нас временно лишили привилегий, так что о душе и физкультуре можно было пока забыть. Шэй метался по камере, как тигр в клетке. Недавно он пожаловался, что от кондиционера у него стучат зубы. Иногда, особенно в минуты волнения, любые звуки делались для него невыносимыми.

– Люсиус, – сказал наконец он, – ты видел сегодня этого священника?

– Ага.

– Как ты думаешь, он ко мне приходил?

Я не хотел вселять в него ложную надежду.

– Не знаю, Шэй. Может, на другом ярусе кто-то умирал и нужно было проводить его в последний путь.

– Те, которые мертвы, не живы, и те, которые живы, не умрут. Я рассмеялся.

– Спасибо, что поделился мудростью, Йода.

– А кто такой Йода?

Он определенно бредил, совсем как Крэш, когда год назад тот начал соскребать свинцовую краску со шлакоблока и есть в надежде, что она обладает галлюциногенным эффектом.

– Если рай и существует, то там, наверное, всюду растут одуванчики. – Если честно, я считаю, что рай набит парнями с внешностью Вентворта Миллера из фильма «Побег», но на данном этапе я решил сосредоточиться на пейзажной части.

– Рай – это не место.

– Я и не говорил, что его можно найти на карте…

– Если бы он был на небе, птицы первыми попали бы туда. Если бы он был под водой, людей опередили бы рыбы.

– Тогда где же он? – спросил я.

– Внутри тебя самого, – сказал Шэй. – И снаружи тоже.

Если он не ел свинцовую краску, то, должно быть, раздобыл где-то самогон, а мне ничего не сказал.

– Если это рай, то я, пожалуй, откажусь.

– Нельзя его ждать – он уже здесь.

– Ну, наверное, только тебе при аресте выдали розовые очки. Шэй на какое-то время замолчал.

– Люсиус, – заговорил он наконец, – почему Крэш пошел к Джоуи, а не ко мне?

Этого я не знал. Крэш был осужден за умышленное убийство; я нисколько не сомневался, что при возможности он убил бы снова. Формально, Джоуи и Шэй оба нарушили его кодекс справедливости: оба причинили вред детям. Возможно, Крэшу показалось, что Джоуи убить будет легче. Возможно, Шэй заслужил хоть каплю уважения за сотворение чудес. Возможно, ему просто повезло.

Возможно, Крэш даже счел Шэя особенным.

– Он ничем не отличается от Джоуи… – сказал Шэй.

– Такое маленькое предположение, да? Не дай бог Крэш тебя услышит.

– …а мы все ничем не отличаемся от Крэша, – продолжил он. – Ты ведь не знаешь, что толкнуло Крэша на преступление, точно так же, как не знал, что заставит тебя убить Адама, – пока не убил его.

У меня перехватило дыхание. В тюрьме никто не обсуждал преступления других, даже если в глубине души ты считал человека виновным. Но я действительно убил Адама. Моя рука держала пистолет, его кровь оросила мою одежду. На суде выяснялось не случившееся, а причины случившегося.

– Ничего страшного нет в том, если ты чего-то не знаешь, – сказал Шэй. – Все мы люди, это свойственно нам.

Что бы там ни говорил мистер Сосед-Философ, кое-что я знал наверняка. Я знал, что я любил и любовь эта была взаимной. Что человек способен обрести надежду, наблюдая, как растет сорняк. Что суть жизни человека – не в том, где он в конечном итоге оказался, а во множестве деталей, приведших его туда.

Что все мы совершаем ошибки.

Устав от его загадок, я закрыл глаза и, как ни странно, увидел лишь одуванчики. Их словно нарисовали на полях моего воображения, сотню тысяч маленьких солнц. И я вспомнил, что людям свойственно не только не знать определенных вещей – им также свойственно верить. А вера – это единственное оружие в нашем арсенале, способное побороть сомнение.

Джун

Говорят, что Бог не подвергнет тебя испытанию, которое ты не смог бы вынести. Но в таком случае встает вопрос поважнее: а зачем Бог вообще заставляет тебя страдать?

– Без комментариев, – сказала я и с такой силой швырнула трубку на рычаг, что Клэр, слушавшая плеер на диване, подскочила от испуга. Я потянулась рукой под стол и выдернула шнур из гнезда, чтобы больше не слышать звонков. Телефон разрывался все утро. Перед моим домом разбили лагерь. «Как вы относитесь к тому, что люди митингуют у здания тюрьмы, требуя освободить человека, который убил вашу дочь и мужа?» «Как вы считаете, желание Шэя Борна стать донором – это попытка возместить нанесенный ущерб?»

Считала я следующее: Шэй Борн не сможет сделать ничего, чтобы вернуть мне Элизабет и Курта. Я не понаслышке знала, как умело он врет и к чему это может привести. Это всего лишь трюк, призванный разжалобить обывателей. Ведь кому, в принципе, было жалко того полицейского и ту девочку десять лет спустя? Мне.