Жажда (ЛП), стр. 3

Захватив сумку, Мария-Тереза вышла из машины и оглянулась. Яркие огни города приглушали немногочисленные звезды, сверкающие между облаками, отчего небеса казались совсем далекими.

Закрыв глаза, она сделала несколько глубоких вдохов и плотнее запахнула пальто. Она зайдет в клуб в чужом теле и разуме. Кем-то, кого она не знала, и не желала помнить в будущем. Внушающем ей отвращение. Кого она презирала.

Последний глоток воздуха.

Прежде чем она успела открыть глаза, ее снова охватила паника, и, несмотря на холод, пот выступил под её одеждой и на лице. Сердце забилось так, будто она убегала от грабителя. Мария подумала, сколько же ночей ей осталось. Тревога становилась с каждой неделей все сильнее, лавина набирала скорость, сминая её, накрывая ледяной массой.

Но она не могла все бросить. Она до сих пор платила долги… часть из них – денежные, другие же долги были жизненными. Пока она не начнет все сначала, придется оставаться там, где ей не хотелось находиться.

И, кроме того, она сказала себе, что хочет переживать этот ужасающий страх. Значит, она не подчинилась обстоятельствам, значит, какая-та её часть все ещё жива.

Ну, это ненадолго, подсказал вкрадчивый голос.

Открылась задняя дверь клуба, и голос с акцентом произнес её имя самым приятным образом.

– Ты в порядке, Мария-Тереза?

Распахнув глаза, она надела маску и спокойно подошла к боссу. Без сомнения, Трэз увидел её на одной из камер наблюдения, Бог знает, где расположенных.

– Я в норме, Трэз. Спасибо.

Он придержал дверь открытой, и когда она прошла мимо, его темные глаза просканировали её. Трэз Латимер был красавцем с кожей цвета кофе и лицом эфиопа с гармоничными чертами и идеально пропорциональными губами, но больше всего в нем привлекали манеры. Парень был невероятно галантным.

Но лучше не вставать на его пути.

– Ты делаешь это каждый вечер, – сказал он, закрывая за ними дверь на задвижку. – Стоишь у машины и смотришь на небо. Каждый вечер.

– Правда?

– Тебя кто-то беспокоит?

– Нет, но если кто-то появиться, я скажу.

– Тебя что-то беспокоит?

– Нет, я в порядке.

Трэз не выглядел особо убежденным, провожая её в дамскую раздевалку.

– Помни, я доступен круглые сутки, ты можешь поговорить со мной в любое время.

– Я знаю. Спасибо тебе.

Положив руку на сердце, он слегка поклонился.

– С превеликим удовольствием. Береги себя.

Раздевалка была обнесена металлическими кабинками и разделена лавками, привинченными к полу. У дальней стены стояло огромное освещенное зеркало со столиком в шесть футов длиной, заваленным косметикой, и повсюду были развешаны шиньоны, откровенные одежда и шпильки. В воздухе пахло женским потом и шампунем.

Как всегда, у неё было место для себя. Она приходила и уходила первой, и сейчас пребывала в рабочем настроении, не волнуясь и ни в чем не сомневаясь.

Пальто отправилось в кабинку. Уличная обувь отодвинута в сторону. Резинка слетела с волос. Она расстегнула вещевую сумку.

Её голубые джинсы, белая водолазка и темно-синяя кофта сменились на комплект одежды, которую она не одела бы даже на Хэллоуин: микроскопичная лайкровая юбка, топ на бретельках, едва прикрывающий грудь, чулки с кружевными резинками и безвкусные туфли на шпильках, уродующие ноги.

Все было черным. Черный – фирменный цвет Железной Маски, как и любого другого клуба.

Она никогда не носила черное вне клуба. Через месяц работы в этом аду, она выкинула все шмотки, содержащие черный. Дошло до того, что ей пришлось сходить куда-нибудь, купить одежду для предстоящих похорон.

Она побрызгала лаком копну черных волос, висящую над освещенным зеркалом, потом пробежалась по палитрам теней и румян, выбирая темные, мерцающие цвета, как у девчонок на развороте Пентахауса. Она умело нанесла подводку, как у Оззи Осборна, и наклеила накладные ресницы.

Последним делом она подошла к сумке и достала тюбик помады. Она никогда не делилась помадой с другими. Все девушки проходили медицинское обследование ежемесячно, но Мария не собиралась полагаться на удачу: она следила за своими действиями и была скрупулезна, когда дело доходило до безопасности. У других девушек могли быть иные принципы.

Красный блеск на вкус был как синтетическая клубника, но помада была жизненно необходима. Никаких поцелуев. Никогда. Большая часть мужчин знала это, но плотный слой помады подрывал на корню все споры: никто не хотел, чтобы их жены или подружки узнали, как они проводили «мужские посиделки».

Отказываясь смотреть на свое отражение, Мария-Тереза отвернулась от зеркала и направилась навстречу шуму, людям и своей работе. Когда она шла по длинному, тусклому коридору в помещение клуба, музыка становились все громче, как и сердце, бьющееся в её ушах.

А, может, речь шла об одном и том же.

В конце коридора перед ней растянулся клуб, темно-фиолетовые стены, черный пол и алый потолок были столь скудно освещены, что казалось, будто входишь в пещеру. Внутри царила атмосфера извращенного секса: женщины танцевали в железных клетках, тела двигались парно или по трое, а эротическая музыка заполняла душный воздух.

Когда глаза привыкли к темноте, она окинула взглядом мужчин, получая информацию, которую она желала бы никогда не знать.

Нельзя сказать были ли они потенциальными клиентами по тому, как одевались, кем являлись, или по наличию кольца на пальце. Или же по тому, куда они смотрели, ведь все мужчины окидывали взглядом грудь и бедра. Отличие от потенциальных клиентов заключалось в том, что они пялились на не с простым вожделением: когда они пробегались глазами по ее телу, в их мыслях уже все свершилось.

Но ей было плевать. То, что мужчина мог сделать с ней, не будет ужаснее случившегося с ней ранее.

И лишь две вещи она знала наверняка: три часа утра когда-нибудь наступят. И как конец её смены, эта фаза жизни не будет длиться вечно.

В здравом уме, в менее депрессивные моменты, она говорила себе, что эта полоса невезения была чем-то, через что просто нужно пройти, пережить. Её жизнь будто заболела гриппом: и пускай было сложно сохранять веру в будущее, она должна была надеяться, что однажды проснется, повернет лицо к солнцу и насладится тем, что болезнь ушла, и здоровье вернулось.

Предполагалось, что был только грипп. Что если то, через что она проходила, было раком… скорее всего, какая-то часть её жизни исчезнет навсегда, затеряется в болезни навечно.

Мария-Тереза отключила разум и двинулась вперед, в толпу. Никто не говорил, что жизнь будет веселой, легкой или справедливой, и порой вы совершали поступки, которые казались целиком и полностью непостижимы для центра вашего мозга.

Но в жизни не бывает легких путей, а за ошибки всегда нужно платить.

Всегда.

Глава 2

Ювелирная Маркуса Рейнхарда, учрежденная в 1893, располагалась в том же изысканном кирпичном здании в центре Колдвелла с заложения самого первого кирпича. Компания перешла к другому владельцу в Депрессию, но характер бизнеса остался прежним с поправкой на эру Интернета: высококачественные, элитные украшения предлагались по конкурентным ценам и сопровождались превосходным обслуживанием.

– Айсвайн охлаждается в кабинете, сэр.

– Отлично. Мы почти готовы. – Джеймс Ричард Джэймсон, правнук человека, выкупившего магазин у Мистера Рейнхарда, поправил галстук в одном из зеркальных дисплеев.

Удовлетворившись своим внешним видом, он обернулся, чтобы проинспектировать троих сотрудников, которых он оставил после закрытия. Все были в черных костюмах, Уильям и Теренс - в черно-золотых галстуках с логотипами магазина, а Дженис – в золотом ожерелье с ониксами 1950-х. Идеально. Его люди были элегантными и скромными, как и всё в выставочном зале, каждый свободно владел английским и французским.

Ради того, что предлагал Рейнхард, покупатели были готовы приезжать с севера или юга, с Манхэттена или Монреаля, и оно того стоило. Все в выставочном зале сверкало на глазах, словно дань галактике, а ракурс прямого освещения и размещение витрин были подобраны так, чтобы свести к нулю отличие между «хочу» и «необходимо».