Бегущий человек, стр. 15

Мальчишка пнул корпус машины и бросился наутек.

— Дерьмовая-белая-свинья-сукин-сын!

Портье проследил за ним глазами, так и не нажав реальную или вымышленную кнопку вызова службы безопасности. Он улыбнулся Ричардсу, показав старую клавиатуру с недостающими клавишами.

— Невозможно стало разговаривать с цветными. Я бы держал их в клетке, если бы я управлял Системой.

— Он, правда, потерял никель? — спросил Ричардс, регистрируясь как Джон Диган из Мичигана.

— Если и так, все равно он его украл, — сказал портье. — Думаю, что да. Но если бы я дал ему никель, то к вечеру здесь было бы две сотни попрошаек, утверждающих то же самое. Где они учатся этим выражениям? Хотел бы я знать. Почему их родителям все равно, чем они занимаются? На сколько вы остановитесь, мистер Диган?

— Еще не знаю. Я здесь по делу. — Он попробовал изобразить сальную улыбку и, когда почувствовал, что это удалось, сделал ее шире. Портье немедленно признал ее (может быть, по своему собственному отражению, смотревшему на него из глубины стойки из искусственного мрамора, отполированной миллионом локтей) и улыбнулся в ответ.

— С вас пятнадцать пятьдесят, мистер Диган. — Он подтолкнул через стойку ключ, привязанный к потертому деревянному номерку. — Номер 512.

— Спасибо. — Ричардс заплатил наличными. Никакого удостоверения. Слава Богу, что существует ИМКА.

Он перешел к лифтам и заглянула коридор, где была Библиотека Христианской Литературы. Она была тускло освещена засиженными мухами желтыми шарами; старик в пальто и галошах изучал трактат, медленно и методично переворачивая страницы дрожащим смоченным пальцем. Ричардс слышал затрудненный свист его дыхания от своего места у лифтов и испытывал смесь печали и ужаса.

Лифт, бренча, остановился, и двери с одышкой раздвинулись. Когда он входил внутрь, портье громко сказал:

— Это грех и позор. Я бы всех их в клетку посадил.

Ричардс поднял глаза, думая, что портье обращается к нему, но тот не глядел ни на кого конкретно. Вестибюль был пусти очень безмолвен.

…Минус 072. Счет продолжается…

Пятый этаж вонял мочой. Коридор был достаточно узким, чтобы вызвать у Ричардса приступ клаустрофобии, а ковер, который когда-то был красным, вытерся посредине до отдельных нитей. Двери были грязно-серого цвета, а некоторые из них хранили следы свежих ударов, пинков или попыток взлома. Надписи через каждые двадцать шагов сообщали, что «КУРИТЬ В ХОЛЛЕ ЗАПРЕЩАЕТСЯ РАСПОРЯЖЕНИЕМ НАЧАЛЬНИКА ПОЖАРНОЙ ОХРАНЫ». В центре располагался общий туалет, и зловоние стало еще более острым. Этот запах автоматически ассоциировался для Ричардса с отчаянием. Люди беспокойно метались за серыми дверями, как звери в клетках — звери, слишком уродливые и страшные, чтобы их видеть. Кто-то протяжно пел пьяным голосом снова и снова то, что должно было означать «Аве Мария». Странные булькающие звуки раздавались из-за другой двери. За следующей — мелодия в стиле кантри-вестерн («Позвонить нет денег. О, как я одинок…»). Шаркающие звуки. Одинокий скрип постельных пружин —должно быть, кто-то играет в карманный бильярд. Рыдания. Смех. Истерические проклятия пьяного спора. А за всем этим — молчание. Молчание. Молчание. Человек с устрашающе впалой грудью прошел мимо Ричардса, не взглянув на него, в одной руке он нес кусок мыла и полотенце, на нем были пижамные штаны, подвязанные веревкой. На ногах надеты бумажные шлепанцы.

Ричардс отпер свой номер и вошел. С внутренней стороны был засов, и он запер его. В комнате стояла кровать с почти белыми простынями и списанным армейским одеялом. Стол с недостающим ящиком. Изображение Иисуса на стене. Стальной стержень с двумя крючками для одежды, задвинутый в угол… Больше ничего, не было, кроме окна с видом в пустоту. Было 10. 15.

Ричардс повесил пиджак, сбросил ботинки и лег на кровать. Он почувствовал, каким отверженным, никому не известным и ранимым был он в этом мире. Вселенная вопила и грохотала, и ревела вокруг него, как огромный и безразличный драндулет, несущийся с горы к краю бездонной пропасти. Его губы задрожали, и он заплакал.

Он не стал снимать это на пленку. Он лежал и смотрел на потолок, покрытый мириадами причудливых трещин, как плохая горшечная глазурь. Они искали его уже восемь часов. Он заработал восемьсот долларов из своей закладной суммы. Боже, даже не высунул голову из норы.

Он пропустил себя по Фри-Ви. Да, черт возьми. Театр-с-мешком-на-голове.

Где они сейчас? Еще в Хардинге? В Нью-Йорке? Или на пути в Бостон? Нет, сюда они не могли отправиться, не так ли? Автобус не проезжал никаких постов. Он покинул самый большой город в мире анонимно, а здесь был под вымышленным именем. Они не могли взять его след. Никак не могли.

Бостон может быть безопасен по крайней мере два дня. После этого он может двинуться на север в Нью-Гемпшир или Вермонт, или на юг в Филадельфию, или даже Атланту. Дальше на восток был океан, а за ним Британия и Европа, Это была заманчивая идея, но, вероятно, недостижимая. Перелет на самолете требовал удостоверения личности, так как Франция находилась в состоянии войны, и если бегство и было возможно, то обнаружение означало бы быстрый и решительный конец всего предприятия. А Запад был исключен. Охота на Западе была самой жаркой.

Если не выносишь жары, выйди из кухни. Кто это сказал? Моли, наверное, знает. Он усмехнулся и почувствовал себя лучше. Бесплотный звук радио достиг его слуха. Хорошо бы достать пистолет сегодня, сейчас, но он слишком устал. Поездка утомила его. Быть беглецом он утомился и чувствовал животным инстинктом, более глубоким, чем рассудок, что скоро ему, возможно, придется спать в по-октябрьскому холодной дренажной трубе или в канаве с мусором и пеплом. Пистолет завтра вечером. Он выключил свет и заснул.

…Минус 071. Счет продолжается…

Было время выхода в эфир.

Ричардс стоял, повернувшись задницей к видеокамере, мурлыкая музыкальную тему из «Бегущего». Наволочка ИМКА была у него на голове, вывернутая наизнанку, чтобы не видно было названия.

Камера вдохновила Ричардса на творческое остроумие, которого он в себе не подозревал. Он всегда представлял себя довольно угрюмым человеком без всякой веселости на людях. Перспектива приближающейся смерти освободила одинокого комедианта, скрывавшегося внутри.

Когда клип был готов, он решил оставить второй на более позднее время. Одинокая комната была скучна, и может быть, что-то другое придет ему в голову.

Он медленно оделся, подошел к окну и выглянул.

Транспорт оживленно двигался вверх и вниз по Ханингтон Авеню в это утро. Оба тротуара были полны медленно идущими пешеходами. Некоторые изучали ярко-желтые факсы — Требуется Помощь. Большинство просто шли. На каждом углу стояли полицейские. Ричардс слышал их в своем воображении: «Проходи. Тебе что, идти некуда? Шевелись, вонючка».

И так вы шли до следующего угла, который ничем не отличался от предыдущего, и вас опять гнали дальше. Можно было попробовать сойти с ума, но в основном страдали ноги.

Ричардс обдумывал риск пройти по коридору и принять душ. В конце концов он решил, что это можно сделать. Он прошел с полотенцем на плече, никого не встретив, и вошел в ванную.

Здесь смешивались запахи мочи, экскрементов, рвоты и дезинфекции. Все дверцы были, конечно, сорваны. Кто-то нацарапал «СИСТЕМУ НА X…» аршинными буквами над писсуаром. Похоже было, он был зол, когда писал. В одном из писсуаров была куча фекалий. Кто-то, должно быть, сильно напился, подумал Ричардс. Несколько вялых осенних мух ползали по ней. Он не испытывал отвращения; зрелище было слишком распространенным; но он был рад, что надел ботинки.

Душевая также была в его полном распоряжении. Пол из потрескавшейся керамики, выдолбленный кафель на стенах с потеками разложения внизу. Он до конца вывернул горячий кран и терпеливо ждал, пока вода стала чуть теплой, после чего быстро вымылся. Он использовал обмылок, который нашел на полу; в ИМКА не выдавали мыла или же горничная унесла его кусок.