Богиня моря, стр. 28

— Это потому, что я пугаю тебя? — шепотом повторила она его вопрос.

— Нет, — быстро ответил он. А потом посмотрел ей прямо в глаза, — Как тебя зовут?

Вопрос удивил Кики, и, не понимая, что имел в виду Дилан, она молчала.

— Я хочу знать твое настоящее имя, — пояснил он. — Мне не хочется, чтобы ты думала, будто я забочусь о тебе только потому, что желаю быть с Ундиной.

Кики почувствовала, как ее щеки заливает краска. Она ведь об этом и не думала; она вообще ни о чем не думала, когда Дилан касался ее.

— Мое настоящее имя — Кристина Канади, но почти все называют меня просто по инициалам, Кики.

Он вопросительно поднял брови.

— Почти? А кто называет тебя иначе? — Мои родители.

— Тогда я прошу и мне даровать такую привилегию. Могу я звать тебя Кристиной?

— Да… — Кики подумала, что собственное имя никогда еще не казалось ей таким прекрасным.

— Кристина, когда ты вернешься в воду? — И снова Дилан попытался сделать равнодушное лицо, но Кики слышала страсть в его голосе.

— Я должна возвращаться каждую третью ночь. Кики чувствовала, как под ее ладонью, все еще лежавшей на груди тритона, тяжело бьется его сердце, — Ты будешь здесь?

Он нежно погладил ее руку большим пальцем, точно так же, как в день их первой встречи.

— Я буду здесь каждую третью ночь, пока не кончится само время.

От этих слов сердце девушки куда-то провалилось, и пронеслась мысль, что ей совсем не хочется уходить от Дилана, но выбора нет. В воде ей грозила опасность. Дилан сказал, что Сарпедон продолжает ее искать… и когда он ее отыщет, лишь вопрос времени. Сможет ли Дилан ее защитить? Кики вспомнила, как огромен Сарпедон, какой бешеной силой он обладает. Она не станет подвергать Дилана опасности.

— Мне пора снова измениться, — сказала она вслух. И как только она произнесла эти слова, в талии началось знакомое покалывание. Волна жара пронеслась по телу, а мгновением позже она уже беспомощно колотила по воде ногами и цеплялась за Дилана, чтобы не уйти на дно.

— Извини, — сказала она, — Я и не знала, что так легко сменить тело.

Его сильные руки обвились вокруг ее талии, он держал ее крепко, надежно.

Однако улыбка тритона была печальной.

— Я понимаю. Тебе пора уходить.

Но ни один из них даже не шевельнулся.

— Мне хочется, чтобы ты меня поцеловал, — быстро сказала Кики, не позволив себе задуматься.

Он со стоном наклонил голову — и их губы соприкоснулись, сначала осторожно… Кики вздрогнула всем телом.

И Дилан спросил в последний раз:

— Не от страха?

Вместо ответа Кики крепко поцеловала его в губы. Закинув руки ему на шею, она прижалась к тритону, раскрываясь навстречу его поцелую. Его руки сначала гладили ее спину, потом соскользнули ниже, потом снова поднялись вверх, и пальцы Дилана начали ласкать грудь девушки. Кики как будто полностью погрузилась в вольный, соленый привкус губ тритона. Ее тело горело огнем, его губы захватили ее…

Звон колокола, призывавшего монахов на раннюю мессу, разбил вдребезги их волшебный мир. Дилан оторвался от Кики и на миг прижался лбом к ее лбу, восстанавливая дыхание.

— Я донесу тебя до берега.

Он откинулся назад и прижал девушку к груди, чтобы ей было удобнее. И, сильно взмахивая хвостом, поплыл спиной вперед, крепко держа Кики. Когда они выбрались на мелководье, Дилан отпустил ее.

— Мне хочется еще раз поцеловать тебя, — сказал он, — Но боюсь, что если я сделаю это, то уже не смогу отпустить тебя.

Кики подавила готовый вырваться горестный крик и лишь кивнула, не в силах говорить. Она вышла из воды, туда, где лежали ее смятая рубаха и башмаки, боясь оглянуться. Она не хотела видеть, как тритон исчезнет в волнах. Кики оделась и направилась к тропинке.

— Кристина… — прозвучал над волнами голос Дилана.

Она обернулась. Тритон был на том самом месте, где они расстались.

— Помни, что я буду здесь, — твердо сказал он, — Вечно, Кристина. Я буду ждать тебя до скончания веков.

Она снова кивнула и начала карабкаться по крутому склону утеса. Но теперь не темнота мешала ей рассмотреть тропу, а слезы.

Дилан провожал ее, не отводя глаз от девушки до тех пор, пока она не превратилась в смутное светлое пятно, поднимавшееся все выше и выше. Его сердце сжалось от боли, когда девушка окончательно исчезла. Но что же он с собой делает? Почему с ним произошло такое? Он провел рукой по волосам. Неужели он, как и его мать, будет вечно стремиться к недостижимой любви?

Он все еще чувствовал нежные губы, прижимавшиеся к его губам. Тритон стиснул зубы. Он желал ее, и не потому, что она обладала телом Ундины. Он хотел именно Кристину, нежную и веселую, полную жизни.

Он думал о ее невинной доверчивости, о том, как она уютно сидела в его руках, о том, как страстно отозвалась на его прикосновение. И сердце Дилана само сделало выбор. Даже если он сможет видеться с ней только каждую третью ночь, пусть будет так. Он будет любить ее и, возможно, на этот раз сумеет разорвать круг и встретит ответную любовь.

Глава двенадцатая

Кики проснулась с мыслями о Дилане. Непрерывная внутренняя боль, напоминавшая, что ее человеческое тело — лишь позаимствованная на время оболочка, и желание снова увидеть Дилана перемешались настолько, что девушка уже и сама не могла понять, где начинается одно и: заканчивается другое. Выдержать сегодняшнюю ночь, потом еще завтрашнюю — и она сможет снова уплыть в море и увидеть тритона. Кики вздохнула и коснулась пальцем губ. Они стали такими чувствительными…

Он снился ей прежде. Каким-то образом в другом мире, в другом времени, он позвал ее, и теперь она не хотела ничего, кроме как вернуться в океан и ответить на его зов.

Два удара в дверь заставили ее подпрыгнуть. Она откашлялась. — Да, я проснулась! Изабель, прихрамывая, быстро вошла в комнату. Кики уже начинала думать, что эта женщина вообще никогда не ходит медленно.

— С добрым утром, принцесса, — сказала Изабель хрипловатым голосом, заменяя кувшин с водой на новый, — Сэр Андрас просит тебя позавтракать с ним. Похоже, он задумал что-то особенное.

— Что-то особенное? — Кики села и отвела волосы за спину.

— Да, моя леди. А теперь позволь, я помогу тебе надеть платье, — Изабель покачала головой и издала кудахтающий звук, что, видимо, означало нечто вроде мягкого укора, потому что она заметила, что именно надето на Кики… точнее, чего на ней не надето. — Не подобает тебе спать в одной только легкой сорочке.

— Почему? — не удержалась от вопроса Кики, ступая в круг мягких шелковых юбок, составлявших ее наряд, — Та рубаха, что ты мне дала, очень жесткая, царапается, и в ней жарко. А увидеть меня может только один человек — это ты.

Изабель, разбираясь в шнуровках, заговорила тоном школьной учительницы:

— Это как раз и правильно, потому что грубая ткань напоминает нам о наших неизбывных грехах, так что мы всегда должны думать о том, что нуждаемся в отпущении этих Грехов. А если мы окружаем себя роскошью, это вводит нас в искушения, присущие телесному миру.

Девушке внезапно стало очень жаль старую служанку. Неужели эта женщина всю жизнь отвергала красоту из страха перед проклятием? Кики постаралась спросить как можно беспечнее:

— И кого же мы должны просить об отпущении?

— Нашего доброго настоятеля, конечно. — Изабель как будто даже удивилась, что кто-то мог задать подобный вопрос.

— Изабель, а что, если красота, окружающая нас, есть напоминание о множестве даров, которые мы получили, и о том, что мы должны благодарить за них? — Кики говорила медленно, как будто сама сомневалась в собственных словах.

Изабель как-то странно фыркнула, но когда Кики обернулась и посмотрела ей в глаза, то увидела, что старуха изучает ее с неприкрытым удивлением.

— Ну, я просто подумала так, — сказала Кики, пожимая плечами и одаряя Изабель ослепительной улыбкой, пока старая служанка надевала на нее украшения, подаренные богиней.