Экслибрис, стр. 38

— Как ты думаешь, двор едет в Бранденбург? — спросила она наконец.

— Королева может ехать, куда пожелает, — пробурчал он, — в Кюстрин, Шпандау или Берлин, где только ее примут. — Он вновь склонился над ящиком. — Но в Бранденбурге ей долго укрываться не дадут. Как, впрочем, и в любом другом месте в империи.

— Правда? — Образы белошвейки и учителя растаяли без следа; их маленький домик скрылся за обрывистым и кровавым горизонтом. — Но почему ты так думаешь?

— Потому что бранденбуржцы — кальвинисты, вот почему. — Он пожал плечами. — Им придется отбиваться от лютеран из соседней Саксонии, которая уже захватила Лужицы. Не говоря уж о том, что Георг Вильгельм получил некий имперский рескрипт от Фердинанда. — Вилем начал распеленывать один из томов. — Разве ты не знаешь последних слухов? Император не советует Бранденбургу терпеть присутствие короля и королевы Богемии в его владениях. Нет, нет, нет, — он безнадежно покачал головой. — Королеве опасно пока появляться в Бранденбурге. И книги тоже не будут в безопасности в Бранденбурге. Как, впрочем, и в любом другом месте империи, коли на то пошло, — добавил он. — Уж я-то точно не собираюсь следовать за ней в Бранденбург.

— Не собираешься в Бранденбург? — Эмилия почувствовала, как у нее свело живот от тошнотворного страха. — Но куда же тогда?…

Несколько минут назад, когда она пыталась рассказать ему о страшной битве, о мертвых в реке, он сказал, что его мало волнует судьба Богемии и еще меньше — судьбы ее короля и королевы, парочки глупцов и прожигателей жизни, которые так жаждали распродать свои сокровища в обмен на солдат и пушки. Говорили же, что Фридрих предлагал ганзейским купцам Пфальц — в том числе и его знаменитую библиотеку — в обмен на прибежище в Любеке. Так для какой же отвратительной сделки, чтобы спасти свою шкуру, он приберегал бесценную коллекцию Испанских залов? В общем, Вилем намерен уберечь эти книги от короля Фридриха — а заодно и от мародерствующих войск Габсбурга.

В этот момент с лестницы донеслись шаркающие и гулкие звуки шагов, но Эмилия даже не заметила этого шума. Она поднялась с бочки. Сводчатый потолок, казалось, закружился над головой.

— Что ты такое говоришь? Куда же тогда ты отправишься, если не в Бранденбург?

— Ах, вот и он… — Похоже, Вилем не слышал ее. Он высоко поднял распеленутый том, точно священник, поднимающий младенца над купелью. Завитки пара поднимались над его вспотевшим лбом. — Как вижу, великий Коперник отлично перенес это путешествие.

— Герр Йерасек…

Звук шагов прекратился. Вошедший в погреб неряшливого вида, захмелевший мальчик-паж отвесил неуклюжий поклон. Герр Йерасек, опять-таки в молитвенной позе, склонился над очередным ящиком. Эмилия пошатнулась и нащупала руками бочку. До боли закусив губу, она почувствовала вкус крови. Все ясно: его волнуют только книги. Больше ничего.

— Frаulein [105]… — Очередной неуклюжий поклон. Мальчик ухватился за край одной из бочек, чтобы не упасть. — Mein Herr [106]? Вы были бы очень любезны, если бы соблаговолили… — он словил отрыжку затянутой в перчатку рукой, — соблаговолили подняться наверх в бальный зал. Устраивается развлечение, — произнес он, запинаясь на каждом слове, — для нашей королевы Елизаветы.

Сверху доносились какой-то треск и грохот, поскольку придворные устроили импровизированную игру в кегли, используя для этой цели кувшины, шляпы и севильские апельсины, фрукты катались по полу, попадая под ноги пар, танцующих зажигательные кадрили и гавоты. Под рев одобрительных возгласов по залу с грохотом прокатился винный бочонок. Еле держась на ногах, мальчик вернулся к лестнице и начал подниматься по ней. Эмилия присела на бочку и схватилась за ее железные обручи для надежности.

— Была заключена одна сделка, — сказал наконец Вилем. Он говорил тихо, хотя мальчик уже удалился. — Выгодная сделка, — прошептал он и добавил еще что-то, но его последние слова заглушили очередные грохочущие удары с потолка и взрывы смеха, плывущие вниз по лестнице.

— Сделка? — Она подалась вперед, чтобы лучше слышать его.

— Да, с Англией, — повторил он. Склонившись над ящиком, он, казалось, говорил уже сам с собой. — Мы отправимся в Англию, вот куда.

Глава 6

Эльзас ранним утром был спокойным и мирным, словно убаюканным какими-то тихими надеждами. Когда мой наемный экипаж остановился в начале Уайтфрайерс-стрит, дома здесь, окутанные сероватым светом, еще выглядели совершенно нематериально, подобно театральному заднику, ожидающему, когда рабочие сцены снимут его и оттащат обратно на склад декораций. Казалось, за ними вот-вот проступят очертания первых поселений, основанных столетия назад, — темные монастыри, церковные колокольни с десятком колоколов, кармелиты во власяницах, под своими белыми капюшонами, бродят туда-сюда, работают в библиотеке или вместе шепчут молитвы в часовне по утрам или перед обедней. В прошлом столетии, разумеется, этот небольшой монастырь был разрушен, точно так же как Понтифик-Эбби. Теперь здесь больше не было ни библиотеки, ни часовни, ни монахов в белых капюшонах, от них остались лишь безмолвные руины — полуразвалившаяся колонна, фрагмент фундамента, несколько стойких кирпичей, заросших мокричником и пыреем. Вокруг этих остатков выросла россыпь таверн, пивных и прочих заведений, не афиширующих свое несомненно более дурное и грешное назначение.

— Неужели вы хотите ехать сюда, сэр?

— Да-да, езжай прямо.

Я давал указания извозчику, который заявил, что ноги его не будет в Эльзасе, и упорно держался за свои слова, пока я не посулил ему еще два шиллинга. Высунув голову в окошко, я смотрел вверх, пытаясь припомнить свое позавчерашнее случайное путешествие. По обеим сторонам улицы, точно пьяные, стояли дома с перекосившимися дверями и закрытыми ставнями окнами. На сей раз при нашем появлении улица не огласилась блеянием рожка; но возможно, два дня назад оно мне просто пригрезилось в полудреме. А может быть, существовали другие, тайные сигналы, некий безмолвный язык, на котором переговаривались обитатели соседних домов. Если верить слухам, все таверны в Эльзасе изобиловали потайными каморками, двойными полами и тайными проходами, множеством укромных местечек, где прятались сами преступники и контрабандисты или же их добыча. Прокопченные фасады деревянных и каменных домов с соломенными крышами скрывали другой Эльзас, таившийся в их недрах за множеством стенных панелей и обшитых досками лестничных площадок. Я весь извертелся и вновь, десятый раз за эту утреннюю поездку, высунулся в окно, чтобы обозреть оставшуюся позади улицу. Ничего. Чуть позже на глаза мне попалась знакомая ноздреватая вывеска.

Если уж говорить откровенно, я понятия не имел, чем меня может порадовать этот аукцион. К началу нынешнего лета, лета 1660 года, я успел побывать всего лишь на четырех или пяти таких распродажах, но это не было проявлением нерадивости или безразличия с моей стороны, ведь книжные аукционы, как и кофейни, появились совсем недавно. В сущности, два эти института были в некотором роде взаимосвязаны. Большинство аукционов в те дни проводилось в помещениях, арендуемых в кофейных домах, в «Голове грека» к примеру, где аукционист, как правило бывший книготорговец, председательствовал на распродаже примерно тысячи книг, владелец которых либо обанкротился, либо отошел в мир иной. Такие книжные распродажи обычно проходили оживленно, и на них собиралось много народа. Аукционист рекламировал свой аукцион с помощью рассылаемых по подписке ведомостей, рекламных объявлений и каталогов с названиями книг, предполагавшихся к распродаже. Посетители — такие же книготорговцы или другие коллекционеры — всегда с готовностью повышали ставки, борясь друг с другом за приобретение того или иного редкого издания Гомера или Аристотеля.

Именно так, исходя из моего небольшого опыта, и работали аукционы. Но распродажа в «Золотом роге» обещала нечто иное. С одной стороны, о нем не сообщалось в ведомостях. Мне не удалось отыскать ни единого упоминания об этом аукционе в официальных газетах, как их называют, хотя я прошерстил их за последние две недели. Я также не встретил никаких других объявлений, за исключением того, что висело в самом «Золотом роге», хотя внимательно приглядывался к глухим стенам, угловым тумбам, позорным столбам и всем тем разнообразным местам, которым оказывали предпочтение городские расклейщики объявлений, включая внутренние помещения пары популярных таверн и кофейных домов. И те несколько покупателей — мои постоянные и самые благоразумные клиенты, — с которыми я осмелился переговорить на эту тему, как оказалось, пребывали в полном неведении: они признались, что ничего не слышали ни о докторе Пиквансе, ни о кофейне «Золотой рог», не говоря уже о предполагаемом аукционе. Их взгляды стали еще более недоумевающими, когда я пояснил, что «Золотой рог» находится в Эльзасе, недалеко от Флит-ривер. С тем же успехом я мог бы сообщить им, что собираюсь отправиться на аукцион в Патагонию или Оттаву.