Освобожденный любовник, стр. 90

Испуганная, но полная решимости, она медленно выехала под ледяной дождь. И, к разговору о безопасном вождении. Она относилась к любому другому автомобилю как к потенциальной опасности, и если бы была возможность, то ехала бы по тротуару, а не по проезжей части.

На полпути от дома, она остановилась на светофоре, молясь, чтобы в нее никто не вписался.

Как и было предопределено, сзади появился автомобиль, его занесло и он бешено скользил по дороге. Она схватила руль и посмотрела в зеркало заднего вида… увидела, как к ней приближаются фары.

Машина проехала мимо.

Убедившись, что никто не пострадал, Джейн рассмеялась, глубоко вздохнула и отправилась домой. По пути, она вспоминала то, как мозг мог экстраполировать из окружающей реальности и перескакивать к выводам, как мысли и страхи могут быть ошибочно приняты за пророческие способности, как выпуск новостей о плохих дорогах может промыть мозг и привести к…

Грузовик водопроводчика врезался в ее переднюю часть в трех милях от ее дома. Когда она завернула за угол и увидела свет фар на своей полосе, ее единственной мыслью было, «вот дерьмо, она все-таки оказалась права». Все закончилось сломанной ключицей и покореженным автомобилем. С водопроводчиком и его грузовиком все было в порядке, слава Богу, а вот она не могла оперировать несколько недель.

Итак… она смотрела вслед покидающему ее кабинет Манелло. Она знала, что должно было произойти, она осознавала это также ясно, как тогда, перед аварией: это неоспоримо, как и цвет ее глаз. Неизменно, как течение времени. Безостановочно, как грузовик водопроводчика, который занесло на тонком слое льда.

— Моя карьера окончена, — прошептала она помертвевшим голосом. — Я дошла до ручки.

Вишес опустился на колени у кровати, повесил на шею ожерелье из черного жемчуга и закрыл глаза. Когда он потянулся разумом на Другую Сторону, он намеренно думал о Джейн. Дева-Летописица должна была знать с самого начала в чем дело.

Прошло время, прежде чем он получил ответ от своей матери, и отправился в путешествие через антиматерию во вневременное пространство, материализуясь в белом дворе.

Дева-Летописица стояла перед деревом, на котором сидели птицы, и одна из них, похожая на персикового зяблика, была у нее в руке. Капюшон ее черной мантии был опущен, Ви мог видеть ее призрачное лицо, он был поражен поклонением, с которым она смотрела на маленькое существо в ее светящейся руке. Столько любви, подумал он.

Никогда бы не подумал, что она на нее способна.

Она заговорила первая.

— Конечно же, я люблю своих птиц. Они утешают меня, когда я обеспокоена, и приносят радость в минуты грусти. Приятное созвучие их песен поднимает мне настроение, как ничто другое.

Она посмотрела через плечо.

— Человеческий хирург, не так ли?

— Да, — сказал он, обхватив себя руками.

Черт. Она была такая спокойная. Он ожидал ее гнева. Приготовился к битве. А вместо этого? Ничего, только спокойствие.

Затишье перед бурей, да?

Дева-Летописица подула на птицу, и она ответила ей трелью и трепетом крыльев.

— Правильно ли я понимаю, что если я отвергну замену, ты не проведешь церемонию?

Это просто убивало его. Убивало.

— Я дал слово. И значит проведу.

— Правда? Ты меня удивляешь.

Дева-Летописица вернула птицу на ветку, вторя ее свисту. Ему казалось, что если звук можно было перевести, то это было бы нечто вроде заверения в любви. И птица ответила ей тем же.

— Эти птицы, — сказала мать странным, далеким голосом, — Они действительно мое единственное наслаждение. И знаешь почему?

— Нет.

— Они дают мне многое и ничего не требуют взамен.

Она повернулась к нему и сказала глубоким голосом:

— Сегодня день твоего рождения, Вишес, сын Бладлеттера. Время рассчитано идеально.

Хм, не совсем. Господи, он совсем забыл, какой сегодня день.

— В этот день триста три года назад я родила тебя в этот мир. И сейчас я нахожусь в настроении дать тебе то, что ты просишь, и даже то, что ты не решаешься попросить, но что является таким же очевидным как Луна в звездном небе.

Глаза Ви вспыхнули. Надежда, самая опасная эмоция во все времена, вспыхнула в его груди маленькой теплой искоркой. На заднем плане птицы весело защебетали и запели, будто предвкушая его счастье.

— Вишес, сын Бладлеттера, я одарю тебя исполнением двух самых желаемых тобой мечтаний. Я позволю заменить тебя в церемонии твоим братом Фьюри. Он будет хорошим Праймэйлом, нежным и добрым к Избранным, представляя хорошую родословную для всего вида.

Ви закрыл глаза, облегчение накрыло его такой мощной волной, что он еле удержался на ногах.

— Спасибо… — прошептал он, понимая, что он больше обращается к своей судьбе, чем к матери, хотя именно она ею и управляла.

— Твоя благодарность уместна, — голос матери был совершенно ровным. — И любопытна для меня. Но опять же, дары, они как красота, не правда ли. В глазах получающего, а не в руке дающего они находят свое место. Я узнала об этом только сейчас.

Ви посмотрел на нее, стараясь сдержать эмоции.

— Он захочет сражаться. Мой брат, он захочет сражаться и жить на той стороне. Потому что Фьюри не сможет жить, не видя Бэллы.

— Я позволю и это. По крайней мере, до того момента, пока ряды Братства не пополнятся.

Дева-Летописица подняла светящиеся руки к капюшону своей мантии и прикрыла им лицо. Затем, беззвучно проплыла над мраморным полом к маленькой белой дверце, которую он считал входом в ее личные покои.

— Не сочтите за оскорбление, — окликнул он, — какое было второе одолжение?

Она остановилась у небольшого портала. Не поворачиваясь к нему, она сказала:

— Я отрекаюсь от тебя, как от моего сына. Ты свободен от меня, я — от тебя. Удачи тебе, Воин.

Она прошла через дверь и закрыла ее, панели твердо захлопнулись. Птицы сразу замолчали, как будто ее присутствие было тем, что вдохновляло их петь.

Ви стоял во дворе, слушая тихое журчанье воды в водопаде.

У него была мать целых шесть дней.

Он не мог сказать, что ему будет не хватать ее. Или что он был благодарен ей за предоставленную ему жизнь. В конце концов, она была той, кто пытался отобрать у него все.

Когда он дематериализовался обратно в дом, он подумал о том, что даже если бы мать сказала ему нет, он бы все равно выбрал Джейн, а не Деву-Летописицу. Чего бы ему это не стоило.

И Дева-Летописица знала это, не так ли? Именно поэтому она покинула его.

Какая разница. Все, что его сейчас заботило, это Джейн. Все налаживалось, но некоторые проблемы остались. Она могла, в конце концов, сказать ему «нет». Она вполне могла выбрать ту жизнь, которую хорошо знала, а не существование с вампиром, полное опасностей.

Черт побери, он хотел, чтобы она выбрала его.

Ви принял форму в своей комнате и вспомнил о происходящем между ним и Джейн этой ночью… и тут до него дошло, что совершил непростительную ошибку: он кончил в нее. Черт побери. Он ни о чем не думал и забыл, что оставил после себя. Она, должно быть, сходит с ума сейчас.

Он был таким ублюдком. Безмозглым, эгоистичным ублюдком.

И он реально думал, что у него есть, что предложить ей?

Глава 40

Наступала ночь, и Фьюри приготовил белую шелковую мантию для церемонии Праймэйла. Он не чувствовал касания ткани к своей коже, и не потому, что шелк был таким тонким. Все ощущения притупились, потому что почти два часа подряд он методично накуривался.

Хотя он был не в конец обдолбанным, когда в дверь его комнаты постучали, он не мог точно сказать, кто это был.

— Войдите, — позвал он, не отворачиваясь от зеркала перед комодом. — Ты почему не в постели?

У Бэллы вырвался смешок. Или рыдание.

— Один час в день, помнишь. У меня есть еще пятьдесят две минуты.

Он взял золотой медальон Праймэйла и надел его на шею. Тяжесть подвески опустилась между ключиц, и возникло ощущение, будто кто-то положил свою ладонь ему на грудь и надавил. Сильно.