Глубина моря, стр. 28

— Тетя Марта… будьте добры, потушите свет.

Тетя Марта зажгла огарок свечи и выключила лампу под потолком.

— Так лучше?

— Да, спасибо.

Штеффи снова закрыла глаза. Она лежала совершенно тихо.

Вспышки света исчезли. Вместо них мелькали картинки. Воспоминания о маме — Царице Ночи, безмолвно поющей. Мама в больничной постели. Мама на железнодорожном вокзале в тот день, когда они расстались, ее губы, накрашенные красной помадой, — словно зияющая рана.

Штеффи не должна была уезжать. Надо было остаться с мамой и папой. Теперь слишком поздно.

Эта ночь была самой темной и самой долгой. Хотя еще было лето, рассвет медлил. Над морем повисла тяжелая дождливая мгла.

Всю ночь тетя Марта просидела на стуле у кухонного дивана, пока Штеффи металась в беспокойном сне. Время от времени ее худая рука касалась щеки Штеффи, как в ту первую ночь, когда после долгих бездетных лет в ее доме снова появилась маленькая девочка.

Рассвет принес с собой дождь. На верхнем этаже, где спали Хедвиг Бьёрк и Дженис, тяжелые капли барабанили по крыше. Дождь потоком заливал окна подвала. Тетя Марта задула свечку и приготовила утренний кофе.

Штеффи проснулась с пылающей пустотой в груди.

Умерла. Мама умерла.

На стуле вместо тети Марты сидела Хедвиг Бьёрк.

— Фру Янсон прилегла отдохнуть, — сказала она.

Сколько Штеффи знала тетю Марту, та никогда не ложилась отдыхать днем. Ни усталость, ни боль в коленях не мешали ей находиться в движении с утра до вечера. Она позволяла себе выпить чашечку кофе до обеда и после, вот и весь отдых.

Хедвиг Бьёрк перехватила встревоженный взгляд Штеффи.

— Ничего страшного, — сказала она. — Тетя Марта не больна. Но она не спала всю ночь.

Штеффи вспомнила голос в полутьме и руку, которая гладила ее по щеке.

— Всю ночь, — тихо повторила Штеффи. — Она сидела здесь всю ночь?

Хедвиг Бьёрк кивнула.

— У меня нет слов, как мне тебя жаль. И, конечно, твою сестру.

Нелли. «Постарайся рассказать об этом Нелли как можно более деликатно».

— Она еще ничего не знает?

Голос Хедвиг Бьёрк был мягок и участлив.

— Нет. Я должна рассказать ей.

— Если хочешь, — сказала Хедвиг Бьёрк, — я могу позвонить ее приемной матери. Она могла бы поговорить с Нелли.

Штеффи покачала головой.

— Нет. Я должна сделать это сама.

— Я так и думала.

Хедвиг Бьёрк держалась скромно на расстоянии, пока Штеффи встала и оделась. Все требовало столько времени. Разве обычно пуговицы на блузке выскальзывают из пальцев? Разве так трудно застегнуть ремешки сандалий?

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Спасибо, я сама справлюсь.

— Но от чашки кофе и бутерброда ты ведь не откажешься? Чтобы снова не упасть в обморок?

Штеффи и правда проголодалась. Она слабо вспомнила, что ни она, ни Нелли не ужинали. Никто из них не захотел есть с Мауд и ее семьей.

Хедвиг Бьёрк налила кофе и принесла масло, сыр и хлеб.

Мама всегда давала им завтрак перед тем, как они уходили в школу. Свежеиспеченный хлеб из кондитерской и горячий шоколад. Это был единственный прием пищи, который она готовила сама. В остальное время кухня была участком кухарки.

— По утрам я сама хочу позаботиться о своих девочках, — говорила мама.

По утрам она была другая. Без помады и с распущенными волосами она выглядела юной девушкой.

— Воспоминания останутся с тобой.

Штеффи вздрогнула и выплеснула на блюдце немного кофе.

— Как это?

— Никто не сможет забрать у тебя воспоминания, — сказала Хедвиг Бьёрк. — Они — часть тебя. Твоя мама живет внутри тебя.

Эти слова ослабили спазм в груди Штеффи. Слезы хлынули, словно река, вышедшая из берегов.

— Мама, — рыдала она, — мама, мама! Почему мне не позволили быть там?

Глава 34

Тетя Марта вернулась и рассказала о своей беседе с тетей Альмой.

— Я попросила ее отправить Нелли сюда, — сказала она. — Я подумала, что ты захочешь сама обо всем рассказать. Нелли может остаться у нас вечером, если захочет.

Штеффи сидела на верхней ступеньке лестницы и ждала Нелли. Дождь прекратился, и на затянутом тучами небе появились просветы. Каменные ступени уже высохли на солнце.

«Постарайся рассказать об этом Нелли как можно более деликатно».

Такой прекрасный день. Голубое небо с легкими белыми облачками, солнечные блики на воде. Мягкий ветер овевает лицо. Как может быть так красиво, когда мама мертва?

Нелли поставила велосипед на углу дома.

— В чем дело? — спросила она. — Тетя Альма сказала, что ты хотела рассказать что-то важное.

— Пойдем, — сказала Штеффи. — Сходим на мостик.

— Ну, в чем дело? — приставала Нелли.

Штеффи не ответила. Она первой ступила на мост, Нелли последовала за ней. Лишь когда они сели на край мостика друг подле друга, Штеффи сказала:

— Помнишь нашу детскую дома в Вене? До того, как нас вынудили переехать?

Нелли задумалась.

— Да, — наконец сказала она. — Кровати были белые. Твоя кровать стояла с одной стороны, моя — с другой.

— Помнишь, вечерами мама заходила к нам подоткнуть одеяло?

— Да.

— Что ты помнишь?

— От нее хорошо пахло. Она пела нам, затем выключала свет.

— Эту песню?

Штеффи стала напевать одну из маминых колыбельных.

— Да, я помню. Мама учила меня играть ее на пианино.

— Да, — сказала Штеффи. — У тебя были способности к музыке, хоть ты была такой маленькой. Ты музыкальна, совсем как мама. Это ты унаследовала от нее.

Нелли с подозрением посмотрела на Штеффи.

— Так в чем же дело?

Штеффи закусила губу. Только что ей показалось, что ей удалось пробиться через колючую скорлупу Нелли. Но это оказалось труднее, чем она думала.

— Однажды, — сказала Штеффи, — ты спросила меня, думают ли о нас мама с папой. Это было в канун Нового года. Помнишь, что я ответила?

— Нет, — сказала Нелли.

— Я сказала, где бы они ни были и что бы они ни делали, я уверена, они всегда думают о нас.

— А я недостаточно много думаю о них? Вот для чего ты хотела прийти сюда?

Нелли поднялась.

— В таком случае я не собираюсь здесь больше сидеть и слушать тебя. Ты просто хочешь испортить мне настроение.

Разговор грозил прерваться. Вот сейчас она должна сказать это.

— Подожди, — сказала Штеффи. — Есть одна вещь, которую мне нужно рассказать тебе.

— Ну что?

— Сядь.

Нелли неохотно села.

— Помнишь, мама заболела, зимой, через год, как мы приехали. У нее было воспаление легких, как раз перед тем как они с папой должны были ехать в Америку.

— Да, — сказала Нелли. — Разумеется, помню.

— Мама снова заболела, — сказала Штеффи. — В лагере, в Терезиенштадте.

— Вот как?

Штеффи показалось, что в голосе Нелли прозвучали нотки беспокойства.

— Серьезно заболела, — сказала она. — Тифом. Я точно не знаю, что это за болезнь.

— Но ведь папа ее вылечит?

Беспокойство в голосе стало явственнее.

— Нелли, — сказала Штеффи. — Мама умерла.

На секунду воцарилась полная тишина. Никто из них не пошевелился.

Над их головами крикнула чайка. Нелли вскочила.

— Ты врешь! — крикнула она. — Мама не умерла! Ты все придумала, чтобы наказать меня. Ты считаешь, что всегда права, а я злая и глупая. Ты врешь!

Слезы брызнули из ее темных глаз. Она молотила Штеффи кулаками и кричала:

— Ты врешь! Ты врешь!

Штеффи схватила Нелли за запястье и крепко сжала. Нелли сопротивлялась, но наконец сдалась. Все тело сотрясалось от плача. Штеффи обняла ее и прижала к себе.

— Это я виновата, — плакала Нелли. — Это я виновата в том, что мама умерла.

— Почему ты?

— Потому что я очень хотела быть родным ребенком тети Альмы с дядей Сигурдом. Я не хотела другой мамы, кроме тети Альмы.

— Послушай меня, Нелли, — сказала Штеффи. — Ни в чем ты не виновата. Нас отправили сюда, как посылку, с листком на шее. Это не наша вина и не мамы с папой. Ты была такой маленькой. Я обещала заботиться о тебе, но не смогла всегда быть рядом.